– Ха! – хмыкнул Уоштон. – Подниматься на деревья? Ты говоришь глупости. Может, я и похож на обезьяну, но карабкаться на деревья, как она, не могу. Мне трудно и по земле идти: камни и палки режут ноги.

– Не можешь… Что ж, придется идти по земле. – Это плохо. Если черные следопыты так хороши, как считает Вангсинг, они проследят их до Горы. – Надеюсь, на дороге никого не будет, пока не высохнут наши следы.

Они дошли до края леса и погрузились в его тень. Дикар остановился.

– Пожалуй, вернусь и сотру следы, которые мы оставили от дороги, чтобы их не подобрал какой-нибудь следопыт. Жди здесь.

– Хорошо, – прошептал Уоштон. – Но не уходи надолго. Я… боюсь темноты. Говорят, в этих лесах есть привидения.

– Буду торопиться, – шепотом ответил Дикар и исчез. Он отчетливо видел следы их прохождения: согнутую ветку, утоптанную траву, сдвинутый камень. Он пошел назад по следам по краю дороги, пальцами распрямляя траву, помещая на место камни, как мог, поправляя кусты.

Он повернулся, услышав неожиданный треск в кустах, которые только что оставил. Этот дурак Уоштон…

– Кто здесь? – донесся с края леса возглас. – Руки вверх, или я стреляю.

Стреляю. У Уоштона нет оружия. Дикар наклонился, так что его закрывали кусты.

– Не стреляй, солдат, – услышал он голос Уоштона. – Я свой. Я рядовой Вашингтон, Первый отряд тюремной стражи.

– Пройди вперед, свой, – послышался другой голос, – и назови пароль.

Дикар продвигался вперед, его движения производили лишь тень звука.

– Я не знаю пароль, – сказал Уоштон. – Я просто решил погулять, может, найду себе красотку. Я один.

Дикар знал, что последние слова предназначались ему. Уоштон сообщал ему, что солдат его не видел, что у него есть шанс ускользнуть, пока он сам разговаривает с солдатом. Теперь Дикар видел их, две неопределенные фигуры, более черные, чем черный лес. Одинокий луч света отразился от нацеленного ружья азиафриканца.

Азиафриканец был по-прежнему враждебен, его подозрения не рассеялись. Дикар продолжал двигаться, отклоняясь в сторону, так, чтобы оказаться за спиной у человека с ружьем. Когда он добрался до ближайшего дерева и забрался на него, черный солдат сказал:

– Отведу тебя к капитану. Иди вперед.

Ветка, на которой лежал Дикар, покачнулась под его тяжестью, зашелестела листва. Вытянув губы, он крикнул, как потревоженная во сне птица.

– Послушай, – взмолился Уоштон, – ты ведь меня не выдашь?

Дикар с ветки прыгнул прямо на плечи азиафриканца. Ногами он выбил ружье из его рук. Бедрами сжал горло изумленного солдата, и они оба упали на землю. Уоштон схватил ружье и ударил прикладом солдата по груди.

Послышался треск костей. Дикар почувствовал, как обмякло под ним тело. Он откатился. Ружье поднималось снова и снова. Голова на земле была чудовищно изуродована.

Дикар вскочил, крикнул: «Уходим!» и они побежали по лесу от неподвижного тела в кустах.

– Боже! – произнес Уоштон. – Я думал, все кончено.

Дорога по лесу была тяжелой и казалась бесконечной. Она была бы тяжелой, даже если бы они могли идти прямо, но Дикар настоял на том, чтобы они долго шли прямо по руслам ручьев, хотя это уводило их в сторону от курса, требовал, чтобы они шли по участкам голого камня, которые он находил в темноте. Несколько раз, когда им встречались упавшие стволы или низкие деревья, Дикар заставлял забираться на них и, сколько можно, идти по ним.

– Мы все равно оставляем следы, по которым они могут пройти за нами, – объяснил Дикар, – с того места, где найдут мертвого солдата, но так мы их задерживаем и затрудняем поиски. Им придется ждать дня, чтобы начать, и, может, они до ночи не найдут Гору. Это все, о чем мы можем просить.

– Это все, на что мы можем надеяться, – сказал Норманфентон, когда они наконец добрались до дома и Дикар рассказал все военному совету, снова собравшемуся в маленьком доме Джондоусона. – Но это означает, что тайна Горы больше не тайна; удалось ли то, что мы делали ночью, или нет, но для вашей Группы больше нет безопасности на Горе. Это означает конец вашей жизни на Горе.

– Это означает, что мы должны победить, – сказала Мэрили, глаза ее блестели. Когда Дикар поднялся на рассвете, он нашел ее на краю Обрыва; она всю ночь ждала его, принесла горячую еду, и они разговаривали, пока Дикар и Уоштон ели.

Дикар рассказывал, а она прикладывала лечебные листья к его ранам и украдкой ласкала нежными гордыми руками.

– И это значит, что больше никаких споров об участии Девочек: вы ведь не можете оставить нас здесь, чтобы нашли азиафриканцы. Мы пойдем с вами.

– Тут уж ничего не сделаешь, – согласился Джондоусон. – Но, конечно, вы не будете участвовать в боях и…

– Мы будем участвовать в боях! – горячо сказала Мэрили. – Нас слишком мало, даже если считать зверей-людей. Нэт получил их обещание помогать нам. Все Девочки умеют так же неслышно пробираться по лесу, как Мальчики, все владеют луком и ножом не хуже любого мальчика.

Мы работали с Мальчиками, играли с ними, и наше право умереть с ними, Дикар. – Она повернулась к нему. – Только попробуй сказать, что мы не имеем на это права!

Ее глаза сверкнули.

– Это ваше право, – серьезно ответил Дикар. – Не могу этого отрицать. Девочки Группы будут учитываться в наших планах, как и Мальчики. Но я только что кое о чем подумал.

Начиная искать меня и Уоштона, азиафриканцы могут догадаться, что наше убежище на Горе, и послать самолеты. Я хочу, чтобы ты немедленно передала Группе: все должны весь день вести себя так, словно услышали сигнал «Берегись самолета».

Никого не должно быть на Поляне, и на ней не должно лежать ничего, что говорило бы о присутствии людей на Горе. Сегодня не разжигать костров. Не рубить деревья. Иди быстрей и проследи, чтобы эти правила исполнялись.

Мэрили торопливо ушла выполнять его приказ, и Дикару показалось, что вместе с ней из дома ушел свет.

– Вероятно, это последний приказ, который я отдал как Босс Группы, – вздохнул он, глядя ей вслед. – Потому что, Норманфентон, когда мы сегодня уйдем с Горы, Боссом нас всех будешь ты.

Жилистая рука рослого печального человека мягко легла на плечо Дикара.

– Да позволит Господь, – сказал он серьезно, – чтобы, когда я закончу выполнять задачу, возложенную Им на меня, я ты так же заслужил Его слова: «Хорошая работа, мой верный слуга», как заслужил сегодня ты, выполнив свою.

В комнате на мгновение наступила тишина. Костлявая серая рука сильно сжала плечо Дикара и разжалась, и Норманфентон повернулся к Уолту, который кончил чертить карту и стоял в ожидании.

– Ну? – спросил Норманфентон.

Руки Уолта сжали край стола, но ответил Нэт, голос его звучал хрипло, как крик вороны.

– Ничего хорошего. С их расположением, с часовыми и пулеметными гнездами, нам не взять это место.

– Верно, – согласился Уолт. – Если этот человек говорит правду, армия, обладающая современным вооружением, могла бы взять крепость после долгой осады, но наша попытка будет чистым самоубийством.

– Для нас самое разумное, – сказал Джондоусон, его серое лицо стало безжизненным, – бежать с Горы и попытаться отыскать другое убежище. Нам нужно чудо…

– Тогда сотворим чудо, – оборвал его Норманфентон, – если нам это необходимо. Джентльмены! – Он встал, высокий и долговязый, с поникшими плечами, и говорил он спокойно. – Мы собрались не для того, чтобы обсуждать, можно ли взять Вест Пойт или это невозможно, а для того, чтобы сделать это.

Глубоко в его угрюмых глазах горел огонь, и Дикару показалось, что медленно и постепенно такой же огонь загорался в глазах других.

Дикар знал, что только дикая кошка способна в темном лесу увидеть, что он не часть дерева, к коре которого он прижимался спиной. Он знал, что азиафриканец, идущий по широкой сторожевой тропе, огибающей весь Веспойнт, не может его увидеть. Но Дикар боялся.