Иногда я приходила домой со своей смены в «Грит», и мы ехали в автобусе на полночный сеанс в кино, покупали желтый соленый попкорн и холодную газировку с большим количеством льда. Я приятно удивлена, что деньги у Блю никогда не заканчиваются. Всякий раз, когда я ее спрашивала, она пожимала плечами. «Мой отец чувствует свою вину, – говорила она. – Он подлизывается с помощью денег».

– Это странно, – наконец признала она, с выражением боли и горя. – Я не хочу говорить об этом. Может, когда-нибудь потом мы побеседуем об этом. Давай попросим дополнительную порцию масла для попкорна в этот раз?

Я не могла спокойно сидеть за карточным столом или в ванне. Я рыдала, пялясь в потолок и размышляя о том, могла ли поступать умнее, могла ли помочь Райли, или он выгнал бы меня раньше; реально было бы спасти Эллис, стать лучше самой, – но я понимала, что это неправильно. Размышления о том, что бы я могла сделать, ничего не решают; теперь я в этом уверена.

Я должна переждать все свои переживания, и это означает все время чем-нибудь заниматься, работать в «Грит», рисовать комиксы, перечитывать тетради Луизы, размышляя о том, кому могут быть интересны наши истории.

Это означает ходить с Блю на собрания, сидеть на жестких стульях, которые царапают цементный пол в ярко освещенном подвале в здании бывшей церкви, пить мутный кофе и слушать людей, которые прячут свои истории. Это означает по-настоящему слушать их и думать о них, думать о себе.

Мы с Блю искали группу таких же, как мы, – тех, кто режет или поджигает себя, наносит себе вред, но не нашли. Блю сказала:

– Думаю, в таком случае мы просто можем продолжать разговаривать друг с другом, а? Кто бы мог подумать, что такое произойдет с нами, Молчаливая Сью?

Я скучала по Каспер, но понимала теперь, почему ей пришлось отпустить меня. В конце концов, возможно, для нее я стала просто еще одной девчонкой, причиняющей себе вред. Но она была добра ко мне, и ей нужно быть доброй с другими тоже, потому что даже небольшой жест добра, даже на короткое время – это уже много значит.

Очень много.

Однажды вечером Блю пришла домой с новым блестящим ноутбуком. Едва установив его, она заставила меня завести аккаунт в «Фейсбуке». Она смеялась и говорила:

– Социальные сети идеальны для тебя. Они совершенны для тех людей, кто не любит личное общение. Но в Твиттере одна болтовня, поэтому туда не заходи.

Я там ничего не делала, в основном просто прокручивала новости и смотрела страничку Блю. Но однажды вечером получила запрос на добавление в друзья.

Это Эван.

Мне не стало страшно, что он нашел меня, и я не занервничала. На самом деле я почувствовала признательность за то, что могу нажать «принять приглашение» от всего сердца, потому что он жив, а я думала, что он наверняка уже умер.

Первым, что Эван мне отправил, была газетная заметка. Ей уже несколько месяцев, но при взгляде на фотографию мое сердце замерло.

Эван написал: «ЗЛО ВЗЯТО В ПЛЕН».

Дом, Сид Хаус, был закрыт, Проклятого Фрэнка арестовали за использование малолетних для секс-услуг, за продажу наркотиков и алкоголя несовершеннолетним и многое другое. На фотографии у него было исхудавшее лицо, исчезла полнота и злоба. Он выглядел испуганным.

И потом Эван добавил: «Еще одна новость – сегодня девяносто второй день моего воздержания от наркотиков. Как ТВОИ дела, Шарлотта?»

Я не могла перестать улыбаться, пока отвечала ему.

Кондитерские изделия из panaderia распродавались каждый день. У нас с Линус возникла идея покупать их со скидкой, прежде чем их выкинут в мусорный бак. Джули разрешила Линус составить новое меню для ленча, с более здоровыми блюдами, с меньшей долей картофеля, жира и сыра. И согласилась учитывать выпитый кофе.

Однажды днем я, убирая посуду и переходя с подносом от стола к столу, подняла взгляд и увидела новое пятно с настоящим грубым граффити на стене кафе из искусственного кирпича. Я стояла и долго смотрела на стены, оглядывая пространство и думая о том, как мы можем это исправить.

В один из вечеров пришла Блю, чтобы помочь покрасить стены и туалетные комнаты, и захватила с собой банки с краской, валики и кисти из сарая Леонарда. Темпл помогла мне принести лестницы из офиса Джули и сдвинуть столы и стулья в центр зала. Рэнди и Таннер обновили столы, раскрасив их в разные цвета: на одних начертали узоры, а другие отполировали и приклеили к ним старые открытки. А мы с Блю и Джули раскрасили стены в мягкий пшеничный цвет, который светится по утрам и выглядит неземным по вечерам.

– Но теперь ничего нет на стенах, – заметила Джули. – Они выглядят такими пустыми.

– Это ненадолго, – возразила я.

Однажды вечером я работала за стойкой. Пока Темпл выходил на перекур, вдруг зашла Ариэль, неуверенно, будто ошиблась местом. Она открыла рот от приятного удивления, когда увидела меня.

– Ты! Какой чудесный сюрприз. Я была на твоей выставке, но не встретила там тебя.

Я глубоко вздохнула:

– Я украла ваш крест. Это была я. И я прошу прощения.

Ариэль опустила голову:

– Я знаю. Я понимаю. Спасибо, что вернула его. – Она протянула руку. – Можно?

Я кивнула.

Она аккуратно положила свою руку на мою.

– Я потеряла сына, поэтому я знаю, каково жить так… ощущая пустоту, но внутри сплошной ад. Я знаю, ты понимаешь, о чем я. Это все, что я хочу сказать. Но мне нужно, чтобы ты знала – я рада, что у тебя все хорошо. Очень-очень рада.

Я кивнула, стараясь не расплакаться. Ариэль погладила мою руку и попросила сделать двойной эспрессо. Я почувствовала облегчение – у меня появилась возможность отвернуться и заняться чем-нибудь, чтобы Ариэль не увидела моих слез. Она прогуливалась по кафе, пока я делала кофе.

– Я не заходила сюда уже много лет, – перекрикивала она шум кофемашины. – Здесь все было так запущено. Подруга посоветовала мне заглянуть сюда. – Ариэль внимательно посмотрела на стены. На них висели гениальные замысловатые пейзажи: женщины, работающие в полях; сложные панорамы городов; рыжевато-коричневая гора с парящим прямо над ней солнцем. – Ничего себе, – произнесла она с придыханием, приближаясь к стенам. – Они довольно изысканные. Кто автор? – Ее голос звенел в новом, чистом кафе.

– Повар, – ответила я с гордостью, вытирая насухо лицо и поворачиваясь с ее кофейной чашечкой. – Линус Сиболд.

Линус попросила меня найти в офисе Джули новую коробку с блокнотами для заказов для официантов. Сегодня много народу; кафе заполнено другими, более взрослыми посетителями с тех пор, как ввели изменения. Артистическая молодежь все еще приходила, но некоторых рокеров мы потеряли. Я скучала по ним, но Джули нужно, чтобы кафе работало. Поэтому «Грит» необходимы посетители, которые заказывают еду и напитки, а не блюют на пол.

Пока я возилась у стола Джули, перебирая коробки, передо мной возник он, ясный, как день, подсунутый под угол ее офисного телефона.

Клочок бумаги, телефонный номер, его имя, каракули из закорючек, кругов и звездочек.

С минуту я смотрела на бумагу, а уже в следующую произнесла:

– Пригласите, пожалуйста, Райли Уэста, – ощущая, что парю высоко, у потолка, и наблюдая, как дрожат мои руки, когда я прижала телефон к уху. На другом конце провода звук медленных шагов и тяжелый вздох.

– Да?

Райли слышит биение моего сердца, пронзающее тело? Он понимает по молчанию, что это я? Слова застопорились в моем горле. Поэтому я услышала, как он снова вздохнул и произнес: «Дорогая?»

– Райли.

– Тебе не стоит сюда звонить, договорились? Послушай, ты не можешь… – Его голос был сдержанным, тихим и осторожным. Готова поспорить, Райли старался не привлекать внимания. Я почувствовала вспышку гнева и пыталась заглушить ее, но она раскачивалась и росла. И вырвалась прежде, чем я успела остановить ее.

– Ты хотя бы помнишь, что мы встречались, Райли? Тебе вообще когда-нибудь было не все равно? – Адреналин толкал меня дальше. – Я хочу спросить, была ли я просто как шоу уродов для тебя? Да? – Я чувствовала страх, слабость и потерянность, но каждое произносимое слово звучало сильно.