А затем Райли настолько отвлек меня от моих мыслей, что я забыла, что надо спросить Джули о его настоящем имени и о его бывшей жене. Забыла даже о коробке под паркетом и о том, насколько мало мне нужно…

Август становился все безжалостнее. Каждый день больше тридцати восьми градусов, иногда ударяло до сорока трех, и жара обволакивала меня, как огненное одеяло. Ночами в моей комнате невыносимо находиться, и поэтому я оставалась у Райли так долго, как могла, каждую ночь надеясь, что он будет дома, потому что у него есть кондиционер. В те ночи, когда его не было дома, я проваливалась и просыпалась от жары, напольный вентилятор стоял вплотную к футону.

Сегодня мы с Райли пришли на работу рано. Мы ели кесадильи с перевернутой глазуньей и красным перцем чили, когда услышали телефонный звонок.

Райли вернулся, появившись из-за угла, и потянул меня через темный коридор с грязным полом в офис Джули.

– Линус заболела – она не придет, – сообщил он, захлопывая за нами дверь. Он поцеловал меня взасос, засунув руки под мою рубашку.

– Райли…

Мне стало не по себе.

– Тсс. Таннера не будет до полвосьмого, а Джули на выездном семинаре в Скотсдейле. Она не вернется до полудня.

Он устроился на диване и дотянулся до лямок моего комбинезона. Наши губы жгло от перца чили.

Я не хотела заниматься любовью здесь, неправильно делать это в офисе у Джули – но он настоял, и мы быстро закончили. Я расправила рукой подушку на диване, чтобы разгладить вмятины, перед тем как выйти.

Райли открыл дверь, заправляя футболку обратно в коричневые брюки, и неожиданно остановился; я врезалась лицом в его спину.

Таннер с неловким видом стоял в коридоре. По выражению его лица я поняла, что он нас слышал, и мое лицо вспыхнуло от смущения.

Таннер скосил глазами и прошептал:

– Мне очень жаль, но сейчас кое-что произойдет.

Он отошел в сторону.

За его спиной у посудомоечной машины стояла Джули.

– Последнюю часть семинара отменили. Я вернулась домой прошлым вечером.

Ее голос звучал холодно.

Воздух вокруг нас как будто сгустился.

– Прости, Джулс, – произнес Райли спокойным голосом, подходя к ней боком, словно ничего особенного не произошло. Я медленно двинулась к посудному столу, протискиваясь через нее, и от испуга и неловкости даже чувствовала тошноту. Я с трудом могла думать, мое сердце колотилось очень сильно.

Джули смотрела на Райли, стоявшего на безопасном расстоянии за столом для готовки. Она взглянула на тарелку с недоеденными кесадильями с перцем чили, на две вилки. Потом перевела взгляд на меня и на открытую дверь ее офиса в конце коридора.

– Помойте руки, оба, немедленно. Я не могу разбираться с этим прямо сейчас. Скоро будет много народу, завтрак, если вообще он у нас будет. Где Линус?! – заорала она.

– Заболела, – ответил Таннер.

– Охренеть.

Джули пошла к стойке, не произнося больше ни слова.

Райли намылил руки в раковине рядом со мной. Он выгнул голову, чтобы посмотреть, что происходит в переднем зале кафе, перед тем как быстро поцеловать меня в щеку. Он пожал плечами, и это вызвало у меня надежду, что все еще может быть нормально.

В кафе много клиентов и во время завтрака, и во время ленча. После того как все ушли из кафе, мы с Таннером убирали посуду и грязь со столов, а Джули считала деньги в кассе. Она работала за стойкой все утро, пока Таннер обслуживал столики, возвращалась к нам с заказами с напряженным видом и с шумом швыряла их Райли, не произнося ни слова. На меня она не смотрела, и от этого мне было очень не по себе.

Когда мы с Таннером вернулись на кухню с полными лотками для грязной посуды, раздался крик Джули из-за закрытой двери ее офиса.

– О черт, это будет здорово. – Таннер хлопнул дверцей холодильника и достал банку пива «Пабст Блю Риббон», которое пил Райли. – Я имею в виду, не для тебя.

– Заткнись, – прошипела я, и мое лицо бледнело по мере того, как голос Джули становился все громче и громче. – Это не смешно.

В промежутках мы слышали:

– Почему ты всегда принимаешь самые плохие решения? Сколько, черт возьми, это уже длится? Ты что, даже не подумал о том, что она говорила здесь в этом офисе? Ей хотя бы исполнилось восемнадцать, Райли? Ты хоть понимаешь, что это означает? Это означает половую связь с лицом, не достигшим совершеннолетия!

Мерзость всего этого ударила меня пощечиной. Я начала щипать свои ноги через карманы.

Таннер перевел взгляд на меня.

– Тебе исполнилось восемнадцать? – спросил он, усмехнувшись.

– Да, – прошипела я. – Скоро. Через одиннадцать дней.

Я была так смущена, что казалось, меня сейчас стошнит. Желудок переворачивался вверх дном.

– Ты думаешь, что можешь запросто заниматься сексом в моем офисе? – кричала Джули. – И оставлять чертов презерватив в моей корзине для мусора!

Я побледнела. Господи. Не знаю, почему я не поинтересовалась, что Райли сделал с ним в конце. Таннер громко засмеялся, этот лающий звук пронзил мое сердце и стал последней каплей.

Я сняла фартук, повесила его на дверцу посудомоечной машины и включила ее. Неожиданный звук льющейся воды заглушил звон в моих ушах. Я схватила рюкзак и ушла.

Я ходила по магазину «Гудвилл», ничего не искала, просто не хотела пока отправляться домой. Я трогала пальцами странные кучи с электронными устройствами, в которых ничего не понимала: пластиковые коробки с проводами ярко-синего цвета и шнуры, и зубчатые блоки, и пружины. Я рылась в бездонных стойках с поцарапанными и отколотыми пластинками. Я старалась держать глаза открытыми и ровно дышать. Я щипала свои предплечья. Даже если останутся синяки, Райли ничего про это не скажет, я уверена. Наконец я вернулась к себе и стала ждать его.

Я забыла запереть дверь. Когда Райли постучал, я не ответила, и он все равно толкнул ее и прошел через комнату к холодильнику. Он открыл его, хотя не думаю, что он на самом деле искал там еду.

Райли закрыл дверцу и прислонился к ней; потом посмотрел на меня, сидящую на полу, сверху вниз.

– Ты действительно ешь только в «Тру Грит»?

Он схватил бутылку в бумажном пакете и поднес к губам. Я смотрела на него и вспоминала переулок за супермаркетом «Фуд Конспираси» несколько месяцев назад. Он стоял точно так же, сгорбившись, с бутылкой в бумажном пакете.

Я сидела между ванной и стеной, где и пряталась последние несколько часов, в ожидании. Это правда; я покупала еду только в крайнем случае. Каждое утро я надеялась, что в течение дня Райли ошибется с заказом и предложит его мне: бейгеле с хумусом вместо сливочного сыра, омлет с маслинами вместо паприки. Или я брала то, что он давал мне после похода за наркотиками. Мы никогда не ели в ресторанах. Иногда я ждала, пока он уснет, и аккуратно выбирала что-нибудь поесть из его небрежно разложенных продуктов на кухне: апельсин, тортилью, намазанную маслом, стакан молока с подозрительным запахом.

Когда он не был пьян вдрызг, мы творили немыслимые вещи в темноте на его смятой кровати, но я боялась попросить у него поесть и, за исключением того случая на крыльце, никогда не говорила ему, что жила на улице и что это значит для меня. А Райли никогда не спрашивал, что огорчало меня сейчас больше, чем прежде. Я всегда расспрашивала о его жизни, насколько он позволял, но он никогда не спрашивал обо мне.

Мне хотелось, чтобы мой голос не ломался.

– Мы теперь уволены?

Райли закрыл бутылку крышкой.

– Меня? Джули никогда меня не уволит. Хотя мне было немного страшно там, когда она орала из-за презерватива. Я думаю, она злится на меня из-за многого, не только из-за того, что мы занимались сексом в ее офисе.

Он с кряхтением устроился около меня на полу, вытянув ноги на поцарапанном линолеуме.

– Она здорово разозлилась, Чарли. Ты не слышала этого, потому что ушла, но она знает про нас уже некоторое время. Мы, как влюбленные голубки, ходили на работу и с работы вместе, и она видела это из своего окна над рестораном, но решила сразу не говорить. Там наверху ее квартира. Я не знаю, в курсе ты или нет. Она не обращала на нас внимания. Но наши действия сегодня в ее офисе шокировали ее.