– У меня закончились лампочки, а зарплата не позволяет купить новые, – проворчала я сердито. – Света с улицы и вон от того магазина достаточно.

Он плюхнулся на футон, скидывая ботинки, и сцепил руки за головой.

– Открой подарки. – Он показал на мягкое кресло, его глаза блестели. – Вон там.

Вместо этого я кинула в Райли пакет. Он засмеялся и вытащил из пакета бледно-зеленую футболку с надписью «М*Э*Ш» на груди.[5]

– Я знаю, что вы, детки, любите иронию и все такое.

Он положил футболку на кровать и отодвинул пакет в сторону.

– В любом случае, я выпивал в «Тэп Рум» и выронил свои ключи по дороге домой, кажется. Я не могу попасть в дом. Не хочу разбивать окно, оно страшно дорогое, – он сделал паузу. – Я искал повсюду на той чертовой улице, но там кромешная темень. Не мог ничего разглядеть в темноте.

Он перевернулся на бок.

Я встала на колени, растягивая футболку. И солгала:

– Она слишком маленькая.

– Вранье, – возразил Райли. – Она тебе понравится, и она точно по размеру. У меня было много времени, чтобы определить твой размер, днями напролет рассматривая твою спину четыре раза в неделю. – Он сделал паузу: – Мы не такие уж разные, понимаешь. У меня есть еще кое-что для тебя.

В пакете лежали другие футболки, а под ними я почувствовала края открытки. В полутьме я поднесла открытку ближе к глазам. На ней была изображена рыжеволосая женщина с розовыми щеками. Лицо наполовину спрятано в тени, один огромный темный глаз смотрел прямо на меня. «Жена художника, 1634».

– Я видел, как ты рассматривала те книги в библиотеке. Недавно. Я нашел эту открытку в магазине подержанных вещей вверх по Двадцать второй стрит. Подумал, что у вас с ней одинаковые глаза. Они как будто предвещают бурю. Грустные.

Поток уличного света пересекал его щеку. Райли видел меня в библиотеке? У меня в желудке что-то сжалось.

– Что… что ты делал в библиотеке? Почему ты не поздоровался со мной?

– Я люблю читать, ты же знаешь. И вдруг ты там, рассматриваешь какие-то большие старые книги об искусстве, как будто все остальное не имеет значения. Ты выглядела счастливой.

Он дотронулся пальцем до моей ноги и принялся рисовать небольшие круги на джинсовой ткани. Круг, еще один. Его рука поднималась вверх, выше, пока не добралась до моего плеча в комбинезоне. Я едва дышала.

И я кусала щеку с внутренней стороны, радуясь сероватой темноте комнаты, свету с улицы, достаточному для того, чтобы я его видела.

Луиза говорила, что никто не любит нас так, как любят нормальных людей, но я все еще человек и жажду прикосновений.

– Ты, должно быть, хранишь тысячи историй внутри себя, – тихо проговорил он.

Он сел. Тонкие линии покрывали уголки его глаз. Я вдохнула остатки крепкого алкоголя – бурбон? – что-то глубокое и резкое обволакивало его дыхание. Электрический ток быстро пробежал по моим ногам, сквозь желудок.

– Я ходячее клише, – Райли расстегнул крючки комбинезона на моих плечах, лямки сползли, тихо звякнув. Он взял мои руки и стал поворачивать их снова и снова, водить пальцами вверх и вниз по рекам и оврагам на моей коже. Я тонула и не старалась держаться на поверхности, потому что действительно хотела целиком и полностью погрузиться в воду.

– Я не причиню тебе боль, – прошептал он, слегка касаясь губами моей шеи. – Мы понимаем друг друга, да?

Райли подтолкнул меня к футону и с легкостью стянул мой комбинезон, проводя руками по бедрам, обнажая рисунок лестничных перекладин на них. Он перебирал по ним большими пальцами, как будто пробовал струны гитары, легко и бесстрашно.

Это произошло, и я позволила этому случиться. Это еще один пункт, который потерял силу, еще один пункт из списка Каспер, и скоро все, что связано с Каспер, исчезло. Я закрыла лицо руками и слушала, как мое дыхание бьет рикошетом по моим ладоням.

А потом Райли стал двигаться выше, его руки на долю секунды задержались на моем животе поверх футболки, затем он так неожиданно засунул их внутрь, что мое дыхание участилось. Его большие пальцы легко коснулись моей груди…

Я с силой потянула его лицо вниз, жадно желая почувствовать его губы на своих. И мне наплевать на привкус у него во рту, на запах и сигаретный дым, пропитавшие его волосы и кожу. Под веками я видела синий и оранжевый цвета. Райли массировал руками мою грудь, они скользили вниз по ногам, внутренней стороне бедра. Я едва ощутила его вес: он легкий и каким-то образом состыковался со структурой моих костей. Мои руки петляли по его брюкам, я попробовала просунуть несколько пальцев между поясом и его телом. Но он отодвинул мою руку, прижался лицом к моей шее, просунул руки мне под трусы, между ног и внутрь.

– Нет, не надо, – остановила я его.

И Райли отстранился и произнес:

– Ты хочешь, чтобы я прекратил?

– Нет, не хочу, – ответила я, быстро и глубоко вдыхая, потому что я правда не хотела, чтобы он прекращал, и все запуталось внутри меня. Когда я попыталась расстегнуть его брюки, Райли остановил меня:

– Нет, только это, позволь мне сделать только это.

И я поняла тогда, что он пьян, слишком пьян, но мои веки внутри пылали огнем, взрываясь черным и красным цветами, я не могла это остановить. Он тихо засмеялся мне в шею, когда я начала дрожать. Где-то далеко в коридоре мы оба услышали, как Кейт закричала:

– Джек! Джек!

Утром я проснулась и увидела, как Райли рассматривает лица людей в моем альбоме. Он ничего не сказал мне про них, просто улыбнулся. Эта улыбка выстрелила мне в кровь и сделала больно. Он перекатился на меня сверху и произнес:

– Прошлой ночью я был пьян, но теперь я трезв.

И сначала я стеснялась, потому что в комнате светло, нет больше темноты, я вся открытая и голая, но это ощущение скоро исчезло.

Мы молча встали и оделись. Я все еще неотчетливо ощущала свое тело, в голове была путаница от смущения. Мы, словно парочка, купили кофе в оживленном, чистом кафе с папоротниками на Конгресс-стрит, таком непохожем на «Тру Грит» с грязными стенами и отпечатками пальцев на витрине для кондитерских изделий. Он, как мой парень, купил мне шоколадный кофе со взбитыми сливками и декоративной обсыпкой.

У меня никогда не было молодого человека. Были те парни в гаражах, но это ничего не значило. Мне почти восемнадцать, и до сегодняшнего дня ни один парень никогда не покупал мне ничего шоколадного.

Мы проложили путь по тротуарам от его дома до гостиницы «Конгресс», где находился бар «Тэп Рум», и стали искать его ключи. Вестибюль гостиницы весь блестел – место, освещенное солнцем, с кожаными диванами и расслабленной атмосферой американского Запада. Одна из стен целиком завешана огромной картиной, на ней красивая блондинка с волосами кремового оттенка в джинсовых шортах хлещет кнутом. Райли показал мне общий зал клуба «Конгресс» рядом с вестибюлем, небольшую широкую сцену черного цвета с кирпично-красными портьерами и старомодный длинный бар в конце зала. С минуту он пристально смотрел на сцену, а потом тихо произнес:

– Один раз мы здесь играли на разогреве у Джона До.

Однако я не знала, кто это. Райли выглядел погрузившимся в свой собственный мир, и мне пришлось напомнить ему, что скоро нам надо быть на работе.

Рядом с клубом находилась дверь в «Тэп Рум», и сквозь окно я увидела скромный опустевший бар с высокими стульями, музыкальным автоматом, изображением дружелюбного ковбоя высоко на стене, с обоями как в старые добрые времена и с простыми изношенными кабинками красного цвета.

Мы нашли его ключи, поблескивавшие в утреннем солнце, в самом простом месте: на земле около знака «стоп». На них брелок с надписью «Исландия».

– Мы с группой останавливались там однажды, пересаживаясь на стыковочный рейс. Это было самое прекрасное место, которое я когда-либо видел, – сообщил Райли. – Ты путешествовала когда-нибудь?

Исландия. Он был в Исландии. Интересно, что бы ему на это сказала Эллис? «Париж, Лондон, Исландия, без разницы».