Двое из них хрюкнули, когда я спросила, где находится продовольственный банк, но третий показал жестом дальше по улице и сообщил мне название места.

– Да, но только ты не попадешь внутрь, милая. Чтобы получить ужин, нужно занимать очередь, почти, черт побери, на рассвете, и в последнее время там стоят мамы с младенцами. Чтобы получить тарелку с едой, надо приходить с младенцем, детка, – добавил один из тех двоих.

Я поблагодарила их и отперла замок на велосипеде. По дороге домой я стащила с забора влажное одеяло в клетку. Должно быть, кто-то оставил его там сушиться. Следующий пункт в списке моей новой жизни – найти жилье. Одеяло может пригодиться.

На следующее утро, проснувшись еще до восхода солнца, я рисовала в полутьме и ела хлеб с арахисовым маслом. Я рисовала Эллис, то, что помню. Ей нравилось, если я разговаривала с ней, когда она принимала ванну: ее кожа была мокрой и блестящей. Я обожала ее кожу, гладкую, красивую, не испорченную шрамами.

На работу Райли пришел вовремя, но выглядел ужасно: мертвенно-бледное лицо и потемневшие глаза. Его лицо немного порозовело после того, как он выпил тайком бутылку пива из холодильника. Я сделала вид, будто не заметила, но думаю, он догадался, что я знаю. Я почти все время молчала, и он тоже. У меня такое чувство, что перед ним надо постоянно ходить на цыпочках.

После работы я поехала на велосипеде обратно в центр. Я нашла приют и кухню; те парни были правы. Вереницы безработных матерей и детей с нервно дергающимися глазами выстроились в очередь под тентом, прячась от солнца, в ожидании открытия кухни на ужин. С другой стороны здания под длинным серым тентом стояли корзины с одеждой и товарами для дома. Сотрудница приюта читала журнал, пока я рылась в корзинах; я взяла несколько тарелок и чашек с кофейным налетом, столовые приборы, миску розового цвета с отбитым краем. Я нашла пачку прокладок, коробки с тампонами. Сотрудница приюта дала мне два рулона туалетной бумаги, сообщив, что это лимит на человека. Она вручила мне прозрачный пакет с зубной щеткой, нитью, двумя презервативами, тюбиком зубной пасты, а также флайер с адресом продовольственного склада для малоимущих, но он, похоже, находится за мили отсюда, стопку брошюр об инфекциях, передающихся половым путем, и продуктовые талоны. Я поблагодарила ее, и она еле заметно улыбнулась. Для меня не странно бывать в таких местах. Эван называл их «спасением». Так оно и есть. Я привезла свои скромные припасы домой к Майки и рисовала до наступления темноты.

После десяти часов вечера я заехала на Четвертую авеню и направилась в переулок за супермаркетом «Фуд Конспираси». Еще когда я пришла туда в первый раз, то подумала: это идеальное место, чтобы выставить овощи и фрукты на выброс. Я все еще не хотела тратить сумму, которую мы с Эллис заработали. Если я ее потрачу, то лишь на жилье, а денег, которые я получаю в «Грит», не так много. От сандвичей же с арахисовым маслом у меня начал болеть желудок – мне нужна другая еда.

Я быстро набрала в рюкзак побитые яблоки, персики с вмятинами, очень мягкий сельдерей. Я застегнула молнию и вдруг заметила фигуру в конце переулка – кто-то наблюдал за мной, слегка покачиваясь.

В приюте я отыскала вилку для самозащиты и припрятала ее в карман. Сейчас я обхватила ее пальцами и смотрела не отрываясь на качающуюся фигуру в переулке. Но потом выдохнула и расслабила пальцы.

Это Райли затягивался сигаретой. Робкие слова выскочили, прежде чем я смогла остановить себя, и полетели к нему вниз по переулку.

– Райли! – окликнула я. – Эй, привет!

Я хотела, чтобы он заговорил, но он только затянулся сигаретой и ушел.

– Пока, – выкрикнула я, однако Райли не обернулся.

На следующее утро на работе я ждала, что он заговорит об этом, но он молчал. По правде говоря, он весь день почти не разговаривал.

Но когда я пошла отметиться перед выходом с работы, Райли появился с коричневым пакетом. Под глазами у него были круги.

– Если ты голодаешь, – сказал он, – попроси. Я не хочу больше видеть тебя в темных переулках, Странная Девчонка. Договорились?

Он вернулся к столу для приготовления блюд, не дожидаясь моего ответа.

Во время перерыва я сидела на улице рядом с игроками в Го и думала, что жилье, которое я едва ли смогу себе позволить, не предлагают даже в какой-нибудь еженедельной газете Тусона или на доске объявлений в «Фуд Конспираси». Подтверждение кредитоспособности в виде оплаты за первый и последний месяцы и страховой депозит… И к тому же один из игроков, глядя через мое плечо на объявления, любезно сообщил мне:

– Если ты до этого жила не в Тусоне и никогда не платила здесь за коммунальные услуги, тебе придется внести еще две сотни и сорок долларов только за то, чтобы подключить газ. Они называют это «задатком».

– Семьдесят пять долларов, чтобы подключить электричество, – подхватил другой игрок.

Все они начали ворчать по поводу арендной платы и экономики. Хотела бы я знать, где они живут и чем занимаются, поскольку было не похоже, что у них имеется работа. Они просто приходили сюда каждый день, сидели до вечера, пили кофе и ели бейгеле, а потом шли домой, оставив после себя кофейные кружки, заполненные окурками. Чтобы я их помыла.

Эван.

Эван любил курсировать по барам и ресторанам с открытыми верандами, в попытке урвать недокуренные сигареты из пепельниц. Он водил нас по самым узким улицам Сент-Пола, где люди сидели на верандах или с равнодушием поглядывали из окон богатых, напыщенных квартир. Если нам удавалось подзаработать денег, то иногда мы могли себе позволить снять комнату на троих примерно на неделю в каком-нибудь дерьмовом доме. Там мы всегда баррикадировали хлипкую дверь от наркоманов, приходивших по ночам в поисках подачек. И все-таки было приятно находиться в комнате, вместо того чтобы сидеть скорчившись рядом друг с другом где-нибудь в переулке или пытаться найти хорошее место у реки вместе с другими.

У меня будет жилье без оплаты дополнительных услуг или депозитов за первый и последний месяцы. О таком не пишут ни в каких объявлениях. Я швырнула еженедельную газету на стул и вернулась на рабочее место.

После смены я поехала на велосипеде в район, где жил Райли, и потом несколько кварталов дальше, где потрескавшиеся тротуары становились уже, а дома прижимались друг к другу. Как и в Сент-Поле, в этом районе люди по-прежнему бездельничают, но делают они это в захудалых многоквартирных домах или прислонившись к телефонному столбу, потому что так теплее. Я ехала до тех пор, пока не нашла написанное каракулями объявление, приклеенное скотчем к забору из рабицы напротив облупившегося белого здания: «Сдается в аренду комната, спросить внутри, IА». Входная дверь в здание открыта настежь. Через два дома находился магазин спиртных напитков для автомобилистов.

Внутри дверь на первом этаже с надписью «IА, офис» открыл пожилой мужчина. В комнате за его спиной было темно. Он моргнул, как будто у него от света заболели глаза.

– Вы по программе соцжилья Секшн Эйт? Не важно, если так. Просто хочу знать заранее.

– Я не знаю, что это такое, – ответила я.

Он пожал плечами, вытаскивая из кармана большую связку ключей. Мы пошли по стоптанному красному ковровому покрытию в прихожую к скрипучей на вид лестнице. На первом этаже вдоль всего коридора расположены двери, большинство с облупившейся краской.

Синий скотч придерживал болтающуюся штукатурку на стенах лестничного пролета.

Старик остановился, чтобы опереться на перила. Я застыла в нерешительности, а потом придержала его за локоть, чтобы помочь. Кожа там у него белесая и сухая, с трещинами.

– Шестнадцать ступенек, – проговорил он, тяжело дыша. – Спорим, ни за что не угадаете, сколько мне лет.

Вокруг его морщинистых глаз были розоватые круги. Из носа виднелись волосы и угри. Моя бабушка всегда следила за собой: каждую неделю делала укладку, и от нее пахло кремами и корицей. Я жалею, что забыла спросить у матери, что с ней случилось и почему пришлось остановить оплату страховки за Крили.