Хор грубых веселых голосов ответил коку, что про беду эту никто не слыхал – и чтоб парень не тянул морского черта за хвост, а рассказывал поскорее.

– Можно и рассказать, – изобразил Улисс неохотное согласие (хотя ему и самому хотелось почесать языком). – Антуан Терье был капитаном «Марсельской красотки», а Мерль у него штурманом ходил. Шхуна была небольшая, гуляла себе от острова к острову. Терье с туземцами торговал. Ну знаете, как оно делается: ты им – бусы да зеркальца, они тебе трюм кокосовой копрой набьют или шкур натащат…

И вот на одном острове вышла у них осечка. Выполз на берег старый шаман, начал соплеменников проклинать: мол, только подлые предатели торгуют с белым человеком, а надо незваных гостей копьями закидать во славу богов Таринарги и Маугану…

Ну, Терье – бродяга тертый. Он с шаманом и разговаривать не стал. Вытащил из-за пояса пистолет да разрядил старику в грудь. Дикари разбежались, шамана раненого утащили с собой.

Видит Терье – торговли тут не будет. Ладно, думает, завтра воды наберем да уйдем.

Стоят они на рейде у острова и слушают, как по всему острову, от берега до берега, переговариваются индейские барабаны.

И вдруг в барабанный бой вплелся человеческий голос. Кто-то с берега орет, окликает матросов. Терье вышел на борт, послушал да ушел. Мол, кому мы нужны, те и до завтра подождут.

Но индеец настырным оказался. В море прыгнул, до шхуны доплыл, криком кричит: на борт просится.

Не утерпел Терье, любопытно ему стало. Велел вытащить горластого краснокожего.

Глядят матросы – а это мальчишка-подросток. Смотрит смело и говорит, что его послал шаман. Мол, старик помирает – и просит прийти к нему белого человека, великого воина, владыку огня и железа. Хочет, мол, перед смертью открыть своему победителю великую тайну.

Кто другой бы не пошел, а Терье такой парень был – сошел на берег, одного только штурмана Мерля с собой прихватил, а команде велел на всякий случай быть начеку и, если что, бежать на выстрелы…

Что?.. Да, Чертяка Хэтч, так ночью и пошел. Знаешь, не хотел бы я плавать с таким капитаном. Есть такие люди – нарываются на приключения, где можно и где нельзя. Смелость смелостью, но и мозги, знаешь ли, для капитана вещь не лишняя…

Но на берегу обошлось без стрельбы. Шаман и впрямь при смерти был. Лежит на куче листьев, глаза уже закатывает. И говорит капитану: мол, только перед смертью понял, как велик и непобедим белый человек. Именно к нему и добры боги Таринарги и Маугану. Белый человек достоин великой тайны богов, которую шаман не хочет унести в Леса Счастливой Охоты. Мол, на восход солнца отсюда есть островок с бухтой, похожей на крокодилью пасть. В сердце у островка есть скала с пещерой, а в брюхе у той пещеры…

Не договорил шаман – на полуслове умер.

Вернулись Терье и Мерль на борт. Капитан велел штурману не говорить никому о последних словах шамана. Снялся с якоря и пошел на восток.

Островок быстро нашли. И бухта сыскалась – точь-в-точь пасть крокодила с острыми скалами вместо клыков. Пристать к берегу было нельзя. Велел Терье спустить шлюпку. Вместе со штурманом высадился на берег, велел гребцам себя ждать – и отправились два француза искать скалу.

Островок был крохотный, порос кокосовыми пальмами. А скала всего одна – словно коготь, угрожающе направленный в небо. Прошли сквозь рощицу, нашли вход в пещеру. Вроде как небольшая пещерка, и от входа видно, что ничего там нет.

«Ну и хвала всевышнему, – говорит Мерль. – Пошли отсюда, капитан!»

«Погоди, – отвечает ему Терье. – Ты рукой потрогай…»

И впрямь, вход в пещеру словно стеклом залит. И нет ничего – а не войдешь, что-то твердое не пускает…

«Это вход в ад, – затрясся Мерль. – Сам подумай, капитан: стал бы нам тот шаман рассказывать про что путное? Уходим, а?»

Но Терье поднял свою абордажную саблю и с маху ударил по невидимой преграде.

Раздался низкий гул, словно капитан саданул по бронзовому колоколу. А ответил гулу далекий стон, да такой тяжкий и горький, что у моряков дух перехватило.

Не трусом был Мерль: и с туземцами рубиться приходилось, и под носом у пиратов через узкие проливы пробирался – а тут ноги сами прочь понесли.

Недалеко отбежал моряк: сообразил, что капитана бросил. Обернулся и видит: возле пещерки туман вьется, белесый, с перламутровым отливом. Полосы змеями вздымаются, норовят окутать Терье. Капитан в этот туман разрядил оба пистолета, а теперь шаг за шагом отступает, саблей машет.

Смекнул Мерль, что напоролись они на что-то такое, что пулей не возьмешь.

«Капитан! – закричал он. – Давай сюда, на пальму лезем! Может, отсидимся!»

Вскарабкался на пальму, вниз глядит. Терье его услышал, бросил саблю и тоже к дереву кинулся. Да не повезло ему – споткнулся. А туман пеленой его укрыл.

Мерль потом Олимпом клялся, что никогда ему не доводилось слышать такого страшного голоса, как тот, что донесся из тумана. Терье кричал так, словно его заживо на части рвали… может, оно так и было. Да недолго кричал капитан. Затих.

А туман поплыл к дереву, на котором сидел Мерль. Поднялся почти до башмаков. Бедняга уже и святым не молился, только слушал свое сердце, как оно в груди колотится.

А туман осел к земле, как оседает весной подтаявший сугроб, и пополз меж деревьев туда, где капитан и штурман оставили шлюпку с двумя гребцами. И штурман не удивился, когда услышал от берега предсмертные крики.

И хотелось ему слезть, да руки как в ветви вцепились, так и не разгибались. Так и сидел, так и глядел сверху, как по морской глади заструились белесые полосы, как поползли они вверх по борту «Марсельской красотки», что мирно, не ожидая беды, покачивалась себе на якоре… А что на борту творилось, того Мерль не видел: далеко было, да и застил ему взор солнечный свет и слезы…

А потом проклятый туман снова белым комом соскользнул на воду. Мерль уже к смерти приготовился: вернется, мразь, на остров, разыщет человека… Но гигантский белый ком, похожий издали на облако, расстелился по воде и заскользил прочь.

Когда он скрылся за горизонтом, штурман слез с дерева и заковылял к тому месту, где упал злосчастный Терье.

Не так уж много от капитана осталось: клочья одежды да ободранные кости. Не обглоданные – Мерль не видел следов зубов – а словно кто-то мясо со скелета полосами сдирал…

Мерль даже похоронить останки капитана не смог. Сил не было. Заковылял к шлюпке. Она оказалась там же, на месте. Дно кровью залито, матросов не видно. Глянул Мерль с берега: вода прозрачная, спокойная, на дне каждую песчинку видно… и два черепа на него снизу скалятся.

Вернулся штурман на корабль. Трап еще не убран был, он по трапу на палубу взобрался. А на палубе – словно племя людоедов погуляло. Кровь, голые кости, ни одной живой души…

Когда Мерля кто-то по имени окликнул, он чуть за борт не сиганул: решил, что с ним мертвецы заговорили. Но это оказался мальчишка-юнга по кличке Медный Нос. Паренек нес вахту в «вороньем гнезде» на верхушке мачты, оттого и жив остался. Не дотянулся до него туман.

Штурман с юнгой вдвоем кое-как паруса поставили да пошли прочь…

А только с тех пор стали в этих водах корабли пропадать. Про «Стремительного» слыхали? А про «Санта-Хуану»? Куда они делись, а?.. Чего-о? Ты, Роб, говоришь, «Санта-Хуану» на абордаж брал и ко дну пустил?! Ну, раз ты такой умный да бывалый, то чего я стараюсь, рассказываю для тебя? Иди-иди от моего камбуза!..

Дарья поставила ведра на крыльцо. Осмотрела куртку, оторвала прицепившиеся у локтя отростки пиявочного куста, бросила наземь и старательно раздавила подошвой сапога.

Ри выскочила навстречу, обеими руками схватила одно из ведер.

– Погоди, – остановила ее Дарья и повернулась спиной. – Сзади ко мне никакая гадость не прилипла?

– Нет, бабушка, чисто, – откликнулась Ри и потащила ведро в дом.

Хорошая внучка. Старательная. Но к роднику ее Дарья не пустит. Мало ли какие крылатые твари налетят.