– …А тогда и к столу можно подавать… Ох, касатик, чего ты зеленый такой? Вот, скушай моченое яблочко!

– Уйди, бабка, со своими яблочками! У меня и те, что раньше съел, назад в горло просятся!.. Эй, а чего твоя ученица хихикает?

– А-а-а! Я не хихикаю, дяденька, я слезами горькими давлюсь! У-у-у!..

– И с чего это ты, девонька, в слезы ударилась?

– От мыслей, дяденька… Про Черный замок! Бабушка, надежа ты моя и защита, когда я в возраст войду, не отдавай меня к Кощею во постельницы! Боюсь я!

– Ишь ты о чем! А я вот слыхал, что Кощею князья да цари из подневольных земель каждый год присылают раскрасавиц – что лебеди белые! На тебя-то Кощей и не глянет.

– Ну, присылают, и что? Мне, дяденька, верные люди сказывали: как войдет такая лебедь в Черный замок, так враз чудищем оборачивается. На голове рога, на заднице хвост, кожа как у стриженой овцы, а морда лягушачья! Не хочу-у-у-у! А-а-а!

– Бабка, твоя девчонка правду говорит?!

– А… ну да. Черный замок всех под себя переделывает, он сам знает, какой красота быть должна.

– Это что же получается: я с такими страшилами во любови жить должен?!

– Не кричи, касатик. Тебе все равно будет, есть у них хвосты или нету. Потому как моченьки твоей на них все равно не хватит. За бессмертие платить приходится – молодостью да здоровьем. Сразу состаришься, в боку колотье начнется, спинушку заломит, ноженьки сведет. Ты тогда слуг своих за мной пошли, я сразу прибегу – с пиявками, с мазями из яду змеиного, с настойками на мухоморчике… Ты меня слушай, старая женщина худого не присоветует.

– Да иди ты к водяному под корягу со своими советами! Я тот Черный замок по камешкам разнесу!

– А и разнеси, касатик, разнеси! Дело достойное, богатырское! Тысячу годочков крушить будешь, на тысячный сломаешь. Тут, правда, твоему бессмертью и конец придет, помрешь ты, зато былину сложат!

– Нужна мне та былина, как чирей на заду! Раздумал я, бабка, Кощея воевать. Говоришь, слева от болота Змей Горыныч живет? Вот он и отведает моего меча!

– Как скажешь, так и будет, неукротимый ты наш. Дам тебе только один совет. Как увидишь по дороге дикую мяту – не поленись с коня сойти, собери. За пазуху напихай побольше, за пояс заткни, коню под седло да за узду…

– Это еще зачем?

– Ты, касатик, не спрашивай, ты делай. Сильная это трава. Старая женщина плохого не присоветует…

(Еще через четверть часа.)

– Ты катись, яблочко, по серебряному блюдечку! Покажи мне Черный замок, покажи Кощеюшку на каменном троне, в железной короне… Ох! Вот и ты, сокол мой!

– Привет, подруга! Что, снова у меня развлечение перехватила? Которого богатыря от меня отводишь – пятого?

– Шестого… Василиса, баньку больше не топи.

– А я, бабушка, и не начинала. У тебя ни один богатырь до баньки не досиживал.

– Ох, Яга, умная у тебя ученица растет. И подпевала тебе складно.

– А ты откуда знаешь? Опять, греховодник, за нами, двумя бабами, подглядывал? Мало тебе своих раскрасавиц?

– Не за бабами, за богатырем. Мои вороны его еще за Медвежьим урочищем углядели, оттуда за ним и слежу. Давно ни с кем не дрался, а тут случай размяться.

– Ты недавно на охоте размялся. Мне птицы сказывали: неделю со слугами верными по лесам зверье гонял, медведя ножом убил, кабана на копье взял.

– Было дело. Много дичи заполевали. Пир устрою. Слуги мне угодили: из земли французской, из города Парижа украли повара знаменитого, месье Фондю. Велит себя звать «шеф-кулинар». Уж такие слова говорит – прямо заклинания: профитроли да бланманже, фуа-гра да тартифлет! Вот на пиру себя и покажет. Сделай милость, Яга, зайди в гости, отведай блюд заморских!

– Ой, зайду! Люблю вкусно поесть!

– А особливо для тебя накажу ему сготовить тухлявку вертлючую. Я тебя слушал да запоминал, как ее стряпать.

– Тьфу на тебя, злыдень старый! Пакостник костлявый, чтоб тебя перевернуло да подбросило, чтоб тебе ни дня, ни ночи, ни дна, ни покрышки, ни жизни, ни смерти! Чтоб тебе не елось, не пилось, не хотелось, не моглось!.. Забудь про эту тухлявку! Слышишь? Забудь!

– Забуду. Если ответишь на вопрос.

– Ну-у… смотря на какой…

– Осторожничаешь? Вопрос простой: почему ты богатырю велела дикой мятой обвешаться?

– А-а… На этот отвечу! Змей Горыныч, сосед дорогой, пристрастился человечину и конину жрать с мятой. Говорит, совсем вкус другой и запах прельстительный. Так чтоб ему мяту по лесу не искать, пускай дичина придет уже с приправами. Ведь старая женщина – она худого не присоветует!

– Смотри, княже! Думай сейчас, потом обратного пути не будет. Бог, имени которого не называют, не отдает назад то, что взял.

– А что там думать? Чернолесье мне и даром не нужно! Ты, главное, не забудь свои посулы.

Два всадника остановились на берегу мелкой речушки. На белом жеребце – князь Горимир. Молод князь, красив, статен. Плечи широкие, кудри льняные, очи соколиные… то есть глядят жестко и беспощадно, как у хищной птицы, что сейчас добычу закогтит.

На вороном коне – чужеземец в странной одежде. Даже купцы, по всему свету развозившие свои товары, не смогли сказать князю, откуда родом заезжий странник. Вроде невидный человек: не молод и не стар, не низок и не высок… Лицо бледное, всегда спокойное, и какое-то обыкновенное: отворотишься да забудешь. Вот только глаза… да, в глаза ему лучше не глядеть. Имени своего не назвал. Как прилипло к нему прозвище «Чужанин», так все и звать стали. О себе сказал только, что он – жрец неведомого, незнаемого бога. Ищет землю, где поставить храм своего божественного повелителя. Князь сперва расхохотался: ему и своих-то богов много, поди всех ублаготвори! Но чужак объяснил, что землю возьмет не задаром. Тут князь и призадумался…

– Свои посулы я помню. – Чужанин вглядывался в стену леса на том берегу. – Можешь, княже, вести войска на соседей. Зимой будет твоих врагов буран бить, лютый мороз морозить. Летом на них ураганы обрушатся, змеи в домах заведутся. Но главное – и летом, и зимой будет их косить черный мор. А твои люди, Горимир Вышатич, целы будут, не возьмет их зараза.

Говорил он правильно, слова не коверкал, только была в его речи странность. То ли змеиное шипение слышалось в ней, то ли дальний свист ветра…

– Военная помощь – это хорошо. У меня удельные князьки пошаливают, да и к своим землям хотелось бы прирезать кусок… – Горимир улыбнулся мечтательно и нежно, словно красную девицу вспомнил. – Ежели твой бог силен, я рад буду ему жертвенник поставить. Пусть нам помогает, соседям вредит. Какие жертвы ему угодны?

– Человеческие, – легко откликнулся Чужанин.

– Только не дружинников! – рявкнул князь так, что белый конь заплясал на месте. – Ежели я дружину на алтаре перережу, с кем чужие земли воевать буду? Да и холопы мне самому нужны. Кому землю пахать, войско кормить? Баб отдать – кто новых воинов нарожает взамен тех, что в боях костьми полягут?

– То по первости, – спокойно объяснил Чужанин. – Отдашь богу нескольких малолеток. А там пригонишь из завоеванных земель толпы рабов, этих-то чего жалеть?

– Ну разве что так, – протянул князь. – И то сказать, сопливых дармоедов в каждой избе по дюжине. В голодную зиму все равно мрут, так чего бы их и не… Тогда еще можно подумать.

– Вот и подумай, княже, подумай. Я не торговец, что гнилой товар норовит всучить. Сразу говорю: назад Чернолесье взять не сможешь. – Голос чуть изменился: теперь в нем слышался холодный хруст крошащегося льда. – Жертвенник моего бога из земли жизнь высасывает. Вот этот лес, – Чужанин указал рукой на другой берег, – мертвым будет стоять. Ни зверя не останется, ни птицы, деревья посохнут, трава выгорит.

– А что мне за печаль? – хмыкнул Горимир. – Что живой лес стоит, что мертвый – пользы от него нет. Ни мужики на охоту не ходят, ни бабы за хворостом, ни детишки по ягоды. Я тоже дело честно веду. Сразу говорю: хорошего в лесу мало, почти все – зыбь-трясина бездонная. В трясине водится болотник, в Черной речке плещутся русалки, а где посуше – там леший шастает. Ну и другой дряни хватает.