Иван подступает к Виктору.

— Все хахоньки, Витя. — Иван хочет взять Виктора за воротник, но Виктор отскакивает.

— Да что ты, Ваня! Клянусь ее красотой! Я только из конторы вышел, она навстречу: «Вы Митюшкина знаете?» — «Кто же, — говорю, — Митюшкина не знает». — «А что же, — говорит, — он не чешется и в ус не дует? Невеста прилетела, а его нет».

— Прилетела? — Иван подхватывается и бежит по шпалам к поселку.

— Ваня! — кричит вслед Петро. — Землянку рыть начнешь, поможем.

* * *

Под сосной возле общежития прохаживается стюардесса Зоя. Увидев спешащего Ивана, она поправляет волосы, мимолетно оглаживает щеки и лоб. Облизав губы, старательно улыбается — есть в этой улыбке какая-то виноватая смущенная развязность.

— Аэрофлот гарантирует, Ваня. Думала, у трапа встретишь, а ты, оказывается, и не ждал.

— Долго ты летела. Думал, пошутила Зоенька, некогда ей по гостям разлетывать.

— Давала время подготовиться. А позавчера решила: беру отгул и лечу к Ване. А то вся жизнь в разлуке пройдет.

— Молодец, Зоенька! Люблю легких на подъем. — Иван говорит с притворной веселостью, но тут же ему становится неловко за свое притворство, и он добавляет сердечно: — Спасибо, что не забыла.

— А вот ты меня забыл. Вон как ты маешься, не знаешь, что делать. Я тебе помешала?

— Перестань. Немного растерялся — это есть. Но не думай, Иван Митюшкин умеет встречать гостей. Сначала, значит, будет экскурсия. Показываю достопримечательности Кары. Согласна?

— Хорошо, Ваня, — тихо и покорно говорит Зоя. — Если и помешала, не сердись. Как-нибудь сутки вытерпи. — Зоя наклоняется, поднимает прислоненную к сосне сумку. Иван отбирает ее.

— Что ты, в самом деле, Зоенька! Прилетела — и хорошо. Пошли, на Кару посмотришь.

Они идут несколько отстраненно, Иван одновременно хочет быть и радушным хозяином, и случайным попутчиком Зои, чтобы знакомые что не подумали. Он показывает Зое и просеку с рельсами, и клуб, и дизельную, потом выходят на берег Кары. Зоя сбрасывает туфли, идет по гальке босиком. Расстегивает синий аэрофлотский китель.

— Все, Ваня. Насмотрелась, хочу окунуться. У вас жарит, как летом.

— Давай.

Они торопливо, не глядя друг на друга, раздеваются, бегут к воде. Зоя весело, пронзительно визжит:

— У-ю-юй! Чур не я, чур не я! Ваня, спасай! — падает и испуганно, беспамятно молотит руками и ногами.

Зоя выскакивает из воды, и сразу накатывает тишина. Зоя спрашивает ясным, промытым голосом:

— Ваня, а что это ты, как на поводке, меня таскал? Будто отделаться быстрей хотел? Ваня, кто тебя гнал, скажи?

— Да кто… Дурная голова.

Зоя открывает сумку.

— Сначала я тебя угощать буду. Без гостинцев я ни шагу. Помнишь, как тогда ты в самолете говорил.

Зоя расстилает белый платочек, выкладывает пучки редиски, луковицы, колбасу, хлеб.

— Зоенька, я — дармоед. Ты вон какую торбу тащила, а я хоть бы пряников купил.

— Всю дорогу думала, как тебя угощать буду. — Зоя хлопотливо раскладывает, перекладывает все на платке.

— Чем смотреть, лучше помоги.

Солнце сушит сверкающие капли на плечах, золотит их пыльцой.

— Ох, господи! Вот это — бабье лето! — Зоя отодвигается в тень шиповника, жмурится, устраивает голову на закинутых руках.

— Ванечка, хочешь настроение испорчу?

— Не хочу. Совсем не хочу.

— Ну, пожалуйста, Ванечка, разреши. — Она открывает глаза, округляет их обиженно. — Я тебе еще ни разу не портила. Стерпи уж.

— Кто бы спорил.

— А ведь тебе стыдно было со мной идти — я видела. Ты женился, Ваня? Или кого завел?

— Не собирай что попало! Разве я похож на женатика?

Зоя смеется:

— Очень похож. Они знаешь, как маются! Им и перед женой совестно, и перед девицей — разрываются, бедняги! Вот и ты все топтался-боялся. Вроде как жену не хочешь позорить и меня жалко. Нет, вел себя ты как настоящий женатик.

— Смотри-ка ты. Живешь и не знаешь, какой ты есть. — Иван растягивается на траве и затихает.

В кустах крадется Вовка. Зовет громким шепотом:

— Ваня, Ваня!

Иван ошалело вскакивает, затихшая рядом Зоя тоже вздрагивает, приподнимает голову.

— Кто-то зовет, да?

— Я сейчас, Зоенька, на минуту.

Иван идет к Вовке.

— Это невеста, что ли, твоя? — шепотом спрашивает Вовка.

— Просто знакомая. В гости приехала. А ты как сюда попал?

— Вань, она, что ли, тоже диспетчер?

Зоя прислушивается к их разговору.

— Ты пока беги. Я тебя завтра найду.

Вовка забывает про шепот, радуется во весь голос:

— Ваня! Точно?

— Беги.

Иван возвращается к Зое, садится под куст шиповника.

— Кто это, Ваня?

— Мальчишка знакомый.

Зоя тянется к нему, гладит по плечу:

— Что-то встревожился, Ваня?

— Да что ты. Перегрелся — вон как печет.

Зоя садится, подвигается к нему. Опять гладит по плечу:

— Ваня, хочу все сразу знать. Я ведь всерьез летела. Я думала, думала о тебе. Просто так, да еще в воздухе, люди не встречаются. И сказала себе: не дури, Зойка. Раз думаешь о человеке, повидай его, вдруг что-то между вами есть. Ваня, я к тебе летела… Если что, я не обижусь и реветь не буду.

— Зоя, я тебе рад. Но и вертеться, как уж, не могу… Другая у меня, Зоенька, судьба. Совсем другая.

— Все, все, Ваня. — Зоя было притянула к себе ворох одежды, но опять замерла: — Я сразу поняла и не хотела ничего говорить. Гостья да гостья. А в душе подмывает: а вдруг, а вдруг! Какие мы все-таки дуры!

Она встает, начинает одеваться.

— Не торопись, Зоенька. Давай погуляем еще. Вечером с ребятами познакомлю. Посидим.

— Нет, нет. Ни за что. И не вздумай меня провожать. Ни к чему. Повидались — и хорошо. Я, может, сегодня же и улечу. — Пытается улыбнуться. — Помашу тебе из окошечка.

Иван поспешно одевается.

— Да что же я за хозяин буду? Так нельзя, Зоя. Не по-людски.

— Можно, Ваня, можно. Только так и можно. Слышишь? Не провожай.

Иван, полуодетый, растерянный, стоит в кустах шиповника, а Зоя уходит, выбирается на дорогу, идет в сторону аэропорта.

* * *

Иван ждет Татьяну в палисаднике аэровокзала, ходит и ходит около скамейки. Татьяна, увидав его, хочет повернуть, скрыться в помещении, но Иван замечает ее, окликает:

— Таня, добрый вечер!

Она останавливается.

— Подожди, не убегай. Все равно догоню.

— Я не прячусь. Думала, кого-нибудь еще ждешь.

— Таня! Так что же делать?! — Иван спрашивает звонким, напрягшимся голосом. — Люблю я тебя.

Она слабо, неуловимо то ли вздрагивает, то ли отшатывается, потупляется, теребит ремешок сумки.

— Слышишь, Таня?

— Да.

У Ивана перехватывает, горит горло.

— Недавно знакомая приезжала… Одинокий человек. И я одинокий человек. Почему-то одинокость к одинокости не прилепляется… Я только тебя вижу, Таня, только тебя слышу… Что скажешь?

— Не знаю, Ваня. Может, не там свое счастье ищешь? Ведь жизнь-то у всех одна. Ты подумай…

— Да думал я, передумал! И вчера, и позавчера! Ты мне скажи: ты-то согласна, что я тебя люблю? Согласна?

— Да.

Неожиданно для себя они садятся на скамейку и молча сидят друг подле друга и никак не могут остановить это молчание.

Иван наконец смотрит на Татьяну.

— Почему-то шевельнуться боюсь. Таня, ты знай: каждая твоя жилочка мне драгоценна, каждая…

— Не надо, Ваня. — В глазах у нее слезы. — Все ясно, Ваня. Спасибо. — Она берет его руку и поглаживает, покачивает в своих ладонях, потом осторожно выпускает ее.

Он встает, топчется на месте и, совсем уж потеряв голову, тычется губами Татьяне в руку и быстро уходит, почти убегает.

* * *

Вовка с Иваном разговаривают во дворе Татьяниного дома, у верстака, где мастерят лодку: лежат отфугованные доски. Иван строгает бруски для каркаса.