Киннан на портрете ухмыльнулся, подтверждая выводы сына… Наследник престола разъярился окончательно.

– Невеста у меня есть, – твердо объявил Роланд, заставив себя оторваться от созерцания отцовского лика. – Леди Эллинет. Завтра же я представлю ее народу Дангара как свою будущую супругу и королеву.

– Прошу прощения, мой господин, – и принц поморщился (опять вкрадчивый голос леди Глэйм бросает ему вызов) – Но вы не сможете осуществить ваше намерение.

– Неужели? – Вскинулся принц. – И кто же мне помешает? Не вы ли, сударыня?

– Ах, мне, право, жаль, если я дала вам повод так думать, ибо мой долг и самое горячее желание – быть вам полезной. Просто ваша суженая находится далеко отсюда, и, уверяю вас, это не леди Эллинет. Мне крайне неловко, что я вынуждена сообщить вам это в высшей степени неприятное известие, – велеречиво молвила женщина, повернув к наследнику престола узкое бледное лицо с легким оттенком синевы из-за расположенных слишком близко к коже вен. Длинные чуть раскосые глаза ее, густо подведенные черной тушью, сузились – темные прорези в белесой ткани лица.

От такой наглости Роланд лишился дара речи. Пока он собирался с мыслями, намереваясь поставить советницу на место, та взяла с подставки под портретом черный кованый ларец. Внутри на алом бархате лежал пергаментный свиток, запечатанный багровой печатью и опутанный сияющими нитями таким образом, будто его обернули в паутину.

– Настало время предъявить вам завещание Киннана III, – торжественно провозгласила леди Глэйм.

– Завещание?! Какое завещание? – Теперь изумление выказывал Гедеон. – Если оно действительно есть, почему я, первый министр королевства, ничего не знаю об этом?

– Могу предположить, что государь попросту не успел поставить вас в известность, – пояснила женщина. – Документ был составлен буквально за час до его кончины. Поблизости оказалась только я, и мне выпала честь озвучить последнюю волю его величества.

Гедеон недоверчиво хмыкнул, предчувствуя неприятности. Принц уловил настроение наставника и встревожился: он-то хорошо знал, что представляет собой его отец, и не сомневался в подтексте. Но услышанное повергло его в шок: король Киннан обязал сына выполнить одно условие – взять в жены снауландскую княжну Рианну. Лишь вступив с нею в брак, принц получал полное право занять престол.

– Рианну? – Повторил Роланд. – Вы, должно быть, шутите?

Пораженный не меньше своего воспитанника Гедеон взял у леди Глэйм пергамент и внимательно перечитал. То же действо повторили все присутствующие и подтвердили справедливость слов советницы.

– Господа, сударыня, – произнес первый министр, – прошу вас оставить нас. Мне кажется, будет лучше, если я поговорю с его высочеством наедине.

Просьбу выполнили охотно: благородные лорды растерялись от неожиданно свалившегося завещания, лишь леди Глэйм испытывала злую радость – мальчишка никогда не вызывал у нее симпатии, да еще собрался сделать главным советником безродного сироту, которого притащил с собой в столицу. Немыслимо! Унижение принца усладило душу женщины, как ложка меда стакан воды.

Оставшись с Гедеоном, Роланд выпустил на свободу свой гнев:

– Этого не может быть!!! Скажи, что мне все снится! Как отец посмел распоряжаться нашими судьбами – моей и Элли?! Неужели я должен последовать его нелепому указанию?!

– Увы, мой мальчик, – первый министр печально покачал седой головой.

– Но отец мертв! Разве не в моей власти отныне поступать так, как хочу я?

– Я понимаю твою ярость. Однако ты и сам знаешь: по дангарским обычаям последняя воля покойного священна и подлежит обязательному исполнению, а завещание, несомненно, написано рукой короля – его почерк я узнаю всегда. Но дело не только в нем. Документ запечатан магической печатью…

– И что?

– Она призвана контролировать неукоснительное выполнение всех пунктов завещания, в противном случае на твой род падет проклятие. Ее нельзя обмануть и невозможно сломать.

Роланд уронил голову на руки, в груди его бесновалась бессильная злость. Следовало ожидать: Киннан не был бы собой, если б не умудрился диктовать правила даже из гроба!

– А как же Элли? – Обреченно спросил принц.

– Ну, согласно документу, ты можешь жениться на леди Эллинет, но тогда вы оба будете изгнаны из королевства без права возвращения, причем путь в Дангар окажется заказан не только вам, но и вашим потомкам. Трон в этом случае перейдет к твоему кузену Лайнеллу из Рока.

– Что?! – Взревел Роланд, – Лайнеллу?! Да он же непроходимый болван! Лайнелл даже верблюдом не способен управлять, не то что королевством! Он просто-напросто погубит Дангар!

Советник беспомощно развел руками.

– Гедеон, тебе не кажется, что это слишком даже для отца?

– Ты прав. Но я думаю, что его целью было лишить тебя малейшей лазейки. Рианна и трон, либо любимая тобой леди Эллинет и изгнание плюс заведомое падение королевства…

– То есть при кажущемся наличии выбора на самом деле его у меня нет! – Подытожил, горько усмехаясь, принц. Элли неумолимо ускользала, а он ничего не мог предпринять, чтобы удержать любовь всей своей жизни.

– Есть еще кое-что, – осторожно добавил первый министр. – Насколько я понял, король рекомендовал будущей королеве в качестве фрейлины… как раз леди Эллинет. В благодарность за ее преданность короне…

Роланд бросил на Гедеона дикий взгляд и сорвался с трона. Идя к двери, он с ненавистью посмотрел на портрет и чуть не споткнулся: изображение опять скалилось – зловеще и с довольством! Принц моргнул: нет, показалось – ярость застилает взор, искажая суть вещей!

Он летел по коридорам, быстрее пущенной из лука стрелы.

– Где Виррейн?! – Рявкнул он в лицо первому попавшемуся прислужнику.

– Я точно не знаю, но, кажется, его милость на ристалище, – пролепетал парнишка, напуганный полубезумным взглядом принца.

Ристалищем дворцовая прислуга называла один из задних дворов, смотревших прямиком в горную стену с зеленой лавиной сада. Там королевские воины и стражники обычно тренировали свое мастерство. Именно этим сейчас занимался и Виррейн: когда принц ушел беседовать с членами Совета, юноша решил, что пара-тройка упражнений ему не повредит. К тому же таким образом можно было избежать нежеланных встреч с придворными вельможами, которых воспитанник Гедеона на дух не выносил.

Роланд нашел своего друга в момент, когда тот оттачивал навыки обращения с мечом и невольно притормозил, восхищаясь его ловкими четкими движениями.

Виррейн легко усваивал боевую науку: можно было подумать, что искусство владения оружием у него в крови – ему беспрекословно подчинялась любая сталь, будь то меч, кинжал, копье или топор. Вот и сейчас он весь словно растворился в выпадах и атаках, являя единство грации и силы. Виррейн ничего не замечал вокруг: ни своего наперсника, ни стайку дам, застывших на верхней галерее и взиравших на него с кокетливым восторгом.

Зато их заметил Роланд и усмехнулся: напрасно Вир полагает, будто он никому не интересен. Сам принц тоже прекрасно управлялся с оружием, однако Виррейн в этой области по праву считался настоящим виртуозом – он сделал бы честь любому королю и любой армии. Так что принц охотно уступал другу пальму боевого первенства.

Наконец Виррейн окончательно взмок и приостановил свою воинственную деятельность, в зону его внимания сразу же попал Роланд. Он отсалютовал принцу мечом, заметил зрительниц и отвесил им холодный церемонный поклон: дамы захлопали ресницами, заулыбались, однако ответной улыбки не дождались.

– Айсберги северных морей ничто, по сравнению со льдом твоего сердца, – цветисто высказался Роланд, приветствуя друга.

– Вероятно, так и есть, – ответил Виррейн, утирая рукавом лицо, и отвернулся, не желая углубляться в тему.

Загорелая кожа его влажно блестела от пота, черные пряди прилипли ко лбу, вискам и затылку. Синюю тунику сплошь покрывали темные пятна телесной влаги. Женщины на галерее не торопились расходиться, усиленно смотрели юноше в спину в тщетной надежде разжиться хотя бы одним взглядом, но Виррейн так и не обернулся.