Маня иногда предпочитала работать в гостиной на диване, а иногда даже сидя в ванной, но это случалось крайне редко. Женька в это время смотрела кино или подправляла рабочие отчеты в своем ноутбуке и пила мятный чай. Им было просто уютно вот так сидеть рядом и делать свои дела.

Женя подругу чувствовала. Перемены ее настроения, беспричинную хандру. И вот теперь она чувствовала – даже без всякого спертого воздуха – Маша не возвращалась сюда с той вечеринки. Проверить нетрудно.

Женя по-хозяйски залезла в шкаф. Платья не было. Висел только прозрачный чехол от него – в том бутике всегда дают чехлы к дорогим платьям. У Жени дома таких чехлов – восемь штук. И сумочки тоже не обнаружилось – той, что подходила к платью. И если всю одежду Маши Женя могла и не знать, то сумок у немодной «богемы» Маруси было всего три. Все очевидно.

Догадка, которую Женя никак не могла озвучить, горько кольнула где-то за грудиной. У Жени так бывало: она уже знала решение, но требовалось время, чтобы оно дозрело в ее сознании и могло быть вразумительно сформулировано.

Снова прошла на кухню, закрыла окно, развернула ручку под другим углом и открыла нараспашку. Жене перестало хватать воздуха.

Догадка была горькой хотя бы потому, что основательно замешивалась на чувстве вины. Маленькая наивная Маша с ее восторженным взглядом и писатель-маньяк. Да это же были просто шутки, глупые подколы. Этого просто не может быть. Так бывает только в кино, а в жизни – никогда.

Воздуха не прибавилось.

Женя вернулась в гостиную, приблизилась к светло-серым двустворчатым дверям и толкнула их. Шаг вперед, повернуть налево. Еще три шага. Она могла проделать этот путь с закрытыми глазами.

На рабочем столе подруги лежали распечатки формата А-4. Скрепленные скобами в левом верхнем углу. Тощие, листов по восемь. Маленькие рассказы. Масонова. Женя сама о них ей сообщила.

Бегло пробежала верхний лист взглядом, порезалась о край. Белая царапина порозовела, заалела, и вот на листке отпечатался алый оттиск Жениного пальца. Она зависла на несколько мгновений, затем небрежно разжала пальцы, листы с шуршанием упали на пол.

Женя резко развернулась и шагнула к противоположной стене. Вот книжный стеллаж. Здесь на уровне Маниного лица – широкая полка, на которой стояли только книги этого Сказочника. Женя агрессивно выдернула с середины полки томик в нежно-голубой обложке. На нем тоже останется метка Женькиного окровавленного пальца. Эдакая кровавая плата за знание. Книги, плотно стоящие по соседству, падали на полку, сыпались на пол. Женя была груба.

Она открыла роман, точнее, отворот с изображением автора и внимательно всмотрелась в черно-белое фото. Она не смогла бы объяснить, что пытается увидеть. Да никто и не спрашивал. Она была в квартире совершенно одна. Что-то в его глазах… Что-то такое… крокодилье или змеиное.

Женя захлопнула книгу. За грудиной вновь голодно и тоскливо укололо.

«Мудак», – прошипела она сквозь сжатые зубы.

Достала телефон и набрала Олега. Ее «надежда и опора», самый лучший друг по университету. Женя знала, он не будет задавать лишних вопросов, сделает все, как она попросит, и отнесется серьезно. Олег работал следователем. Женины пальцы дрожали, так что она сжала телефон крепче.

До того момента, как Олег ответил, она не знала, что конкретно скажет.

«Алло, Евгеныч…» – шутливо поприветствовал Олег.

И тут Женьку прорвало. Она говорила быстро и четко, симулируя хладнокровие.

Прежде чем покинуть квартиру, Женя не забыла положить лист на прежнее место. И вернуть книги на полку. Заперла дверь и спустилась на первый этаж. Выскользнула на улицу. Белоснежный «додж» мягко пискнул, снимая сигнализацию.

Руки уже не дрожали.

Если она не права, выкрутится, скажет заблудилась, перепутала. Простите-извините. Она же не знала этого Сказочника, а он не знал ее. Через пятнадцать минут она заедет к Олегу, и они вместе поедут по адресу, который он для нее найдет. Кто бы еще откликнулся на столь неадекватную просьбу?

Женя плавно выехала со двора. Маша была ей ближе кровной родни. Так уж вышло. Она мелкая не только потому, что младше и ниже ростом. Она как младшая сестра, которой у Жени больше не было. Женя не доглядела за ними тогда – за Олеськой и Машкой. Повторить эту ошибку она не могла себе позволить. Маша была ее лучшей подругой, и Женя надеялась, что они вместе на всю жизнь.

Бледное кукольное лицо Олеси. Мокрые волосы и…

Сначала Жене показалось, что у сестры на голове что-то лежит. Но это был кожный лоскут головы! Частично вывернутый – как одежда наизнанку. И из этой растерзанной розоватой изнанки виднелись волосяные луковицы. Вот, оказывается, как это выглядело изнутри. Не в кино, а по правде. Эта розовая изнанка никак не могла быть Олеськой. Эти странные маленькие белые зернышки – корни волос внутри кожи – ошеломили Женю намного сильнее, чем даже костная крошка в дне раны.

Она тогда пришла на берег минут через двадцать после того, как Олеся с Машкой отправились купаться. По хитрому выражению глаз сестры в то утро она должна была обо всем догадаться. Но этого не произошло. А еще она должна была за ними присматривать. Но им же было по двенадцать, а не по четыре! Ей, в конце концов, было с ними скучно…

Когда шестнадцатилетняя Женя наконец неторопливо догуляла до берега реки, какой-то незнакомый парень нависал над Машкой, лежавшей у самой кромки воды. Пальцы ее ног терялись в илистом дне, вдоль бедра тянулась длинная темно-зеленая травинка с короткими острыми листочками-ноготками. Машка дергалась, как будто ее тошнило. А потом вся мелко задрожала, точно в припадке. Темноволосый пацан в мокрых джинсовых шортах до колен и черной футболке, бледный и перепуганный, гладил Машу по плечам и что-то тихо приговаривал. Не похоже было, что она его слышала.

А еще один парень тащил из воды Олеську. Она как-то странно лежала в его руках. Как-то не так.

Женя вся покрылась мурашками, несмотря на августовскую жару. Из мира ушли все запахи. Ушли оттенки цветов. Все было ясно. Не верилось, что несколько минут назад произошло то, чего ей уже не переиграть. Это было немыслимо. Дико. Такого не могло быть.

Олеся должна была стать чемпионкой, невестой, мамой! Она должна была состариться, жить с сестрой на соседних дачах, может, даже в этой самой деревне! Женя никогда не предавалась фантазиям о будущем старении. Но это было нечто само собой разумеющееся. И теперь все это неслучившееся разом нахлынуло на нее и ударило наотмашь.

Олеся никогда не поседеет. Никогда больше не увидит маму с папой. Никогда. В сознание прокралась малодушная мысль: а что, если это Машка виновата? Женька тут же отмела ее. Машка – вечно шелестящая книжкой тихая размазня с глазами на мокром месте. Олеська ее потащила на этот трамплин – и никак иначе.

А виновата – Женя. Которая поленилась с ними идти. Не захотела слушать фоном их дурацкие разговоры и хруст сухариков. Женя часто раздражалась из-за них и не верила, что четыре года назад и сама могла нести такой бред. Ей казалось, дети отупели за это время, а она была совсем другой.

Это не важно. Она любит сестру. Теперь особенно. Остро, пронзительно любит. Больше всех на свете. Эта любовь сейчас ее просто раздавит.

Спасительный холод пришел изнутри. Женя всегда будет поступать правильно и защищать слабых. Женя больше так не ошибется. Будет смотреть на мир прохладно и иронично. У нее будут друзья, она будет смеяться и шутить, но уже не так.

– Маленькая, ты чего? – расслышала Женька слова темноволосого парня, склонявшегося над Машкой. – Ты дыши давай!..

Женя отмерла. Надо делать то, что в ее силах. Теперь она будет поступать так всегда.

На перекрестке загорелся зеленый. Женя надавила на газ, подрезая седанчик слева, крутанула руль, выскакивая на крайнюю левую полосу. «Додж» неодобрительно взревел. Женя ускорилась. Ей раздраженно посигналили. Плевать. Ее лицо было непроницаемо. Вот теперь – да. Настоящая Снежная королева.