Чернь гудит, сгорая любопытством увидеть вблизи царственную пышность и блеск, которыми Алкмеониды и Кипселиды из Афин и Коринфа поражают толпу, с грохотом проносясь на великолепно убранных колесницах с сиденьем в виде трона, запряженных белыми конями. Наблюдая за шествиями с дарами от городов, за украшенными цветочными гирляндами жертвенными быками, которых влекут за вызолоченные рога, следя за проходящими феорами (знатными людьми) в белых одеждах с пурпурной каймой и сиракузскими тиранами, поражающими своей безумной роскошью в нарядах и украшениях, — народ ждет не дождется участников состязаний, олимпиоников, будущих победителей. Но вот и они. С пением, увенчанные цветами, идут эти молодые богоподобные юноши, блистающие красотой своего гладкого, как мрамор, озаренного солнцем тела; за ними выступают счастливые родители, воспитатели, родственники… Взрыв восторга и ликования всего собравшегося народа приветствует эту красоту, силу и молодость, это олицетворение эллинского идеала…

Пропустив многочисленные процессии, толпа с шумом морского прибоя рассыпается по площади, окружающей стены альтиса, наполняет галереи, поднимается по лестницам храмов, теснится вокруг экзегетов, объясняющих значение лепных и мозаичных украшений, и с тайным страхом стоит в немом удивлении перед колоссальной статуей из золота и слоновой кости, изображающей Зевса работы Фидия. Этот бог — громовержец с умащенными амброзией кудрями — до того грозен, что, пошевельнись только хоть один из его локонов, и зашатается мир, и небесный огонь объемлет пламенем небо…

В этот первый день народ еще только бродит, глазея на все окружающее и слушая то напыщенные речи риторов, то диалоги софистов, то узнавая от герольдов о новых договорах между городами, то в немом благоговении присутствует при жертвоприношении, священнодействии или вопрошении оракула. Как очарованная, стоит толпа, внимая медленным, торжественным гимнам и полным мистической окраски хвалебным дорическим песням. Временами она расступается, давая дорогу элланодикам, судьям в олимпийских играх, одетым в широкие пурпуровые плащи и сопровождаемым участниками состязаний.

Но с самого рассвета второго, третьего и четвертого дня тысячи людей устремляются к стадиону и ипподрому, где проходят состязания. На возвышенной трибуне, над которой гордо сидит на каменном алтаре жрица Деметры, помещаются увенчанные лаврами элланодики в своих пурпуровых таларах; почетные мраморные места занимают жрецы, феоры, судьи эллийцев, официальные гости и знатные чужеземцы. Народ гудит, как в пчелином улье. Но вдруг раздаются звуки труб, все затихает…

На арене появляются состязающиеся в беге, обнаженные тела которых умащены маслом. По четыре в ряд бросаются они к цели с легкостью и почти невероятной быстротой, которую может развить разве только такое неустанное упражнение, какому подвергали себя честолюбивые греческие юноши… После состязаний в беге выступают борцы и кулачные бойцы, вооруженные кожаными, надетыми на кулаки чехлами с металлическими пуговицами. Следующие за ними панкратиасты состязаются в борьбе и кулачном бое. Потом начинается великолепное зрелище — состязание на колесницах, запряженных четверкой и парой. С пеной на удилах устремляются благородные кони на арену и исчезают в облаке золотистой пыли. Зрители едва успевают уследить за светлыми великолепными плащами возниц, мелькающими в просветах туч пыли. Солнце мечет искры и играет на золоте, серебре, пурпуре и разнообразной инкрустации колесниц и упряжи…

Пентатлон, состоящий из упражнений пяти родов: метанья диска и копья, прыганья, дромоса, борьбы и кулачного боя, сменяет бег кобыл, мулов и верховых жеребцов. Игры заканчиваются бегом тяжеловооруженных готлитов…

Легко себе представить, что делает во все это время народ, в особенности столь живой и подвижный, как эллины! Он то замирает, боясь вздохнуть или проронить слово, то громкими криками, энергичными жестами и бурными рукоплесканиями ободряет состязающихся и приветствует победителей, то порою оглашает воздух презрительным шиканьем…

Пятый, последний день игр посвящен чествованию олимпиоников. Вот они уже приближаются… Трубы гремят, герольды выкрикивают с возвышений имена победителей и прославляют их счастливое отечество. За элланодиками, феорами, жрецами, сановниками и знатными чужестранцами медленно, торжественно шествуют разодетые в светлые роскошные одеяния победители. На их головах оливковые венки, а в руках ветви лавров и пальм. Они сияют счастьем, равного которому нет на земле… За ними следуют победители-кони. Все в цветах, благородные животные выгибают шеи и роют копытами землю, словно понимая выпавшее на их долю счастье, которому завидуют тысячи людей… Шествие заключается музыкантами, певцами и плясунами. После каждой строфы народ, унизывающий крыши и ступени, теснящийся в колоннадах, подхватывает:

Зрелища в Колизее; бои гладиаторов, звериные травли и наумахии. — Язык цифр. — История амфитеатра Флавиев, описание его устройства. — Опека пап над Колизеем. — Раскопки в амфитеатре, на Форуме. — Значение археологических и палеографических исследований для истории «вечного города». — Чтение древних письмен. — Палеографический курьез. — Происхождение древних письменных знаков и значение в этом отношении культуры хеттов. — Ученые, занимавшиеся изучением письмен.

Совсем иного рода зрелище собирало народ в римском Колизее. Толпа, доходящая до 87 тысяч, одушевлена не тем возвышенным чувством, которое наполняет душу восторгом, заставляет проливать слезы умиления и делает человека выше, благороднее; ее собрало здесь не желание воздать должное красоте, силе и ловкости, а одно лишь низменное желание зрелищ, каких — это для испорченной, озверелой римской черни безразлично. «Хлеба и зрелищ!» — единственное ее требование, и римские правители, желая снискать симпатии толпы, старались превзойти друг друга в удовлетворении кровожадных инстинктов черни.

Открытие построенного в 80 году по Р. Х. Колизея, который был начат еще Веспасианом после побед в Иудее, было ознаменовано устройством в этом колоссальном здании игр. В сущности, это были кровавые побоища, продолжавшиеся сто дней и стоившие жизни многим сотням гладиаторов и 9000 диких зверей. Помпей выпустил на арену 500 львов, 18 слонов и 410 других африканских зверей; Цезарь — 400 львов и 40 слонов. Август, во время царствования которого было убито в течение 26 представлений 3500 диких зверей, придумал новое сенсационное зрелище, состоящее в превращении цирка амфитеатра Флавиев, — как раньше, до VIII века, назывался Колизей, — в озеро, куда было напущено 36 нильских крокодилов, на которых охотились сидевшие в лодках гладиаторы.

Всевозраставшие требования народа, удовлетворявшегося лишь одновременным участием множества зверей, заставляли увеличивать количество последних в каждой травле. Так, Калигула одновременно выпустил на арену 400 медведей и столько же львов, слонов и тигров. В зрелищах, устраивавшихся при Траяне, было умерщвлено 11 000 зверей. Все эти цифры настолько красноречивы, что не требуют комментариев. Что же касается людей, употреблявшихся для этих чудовищных гекатомб, то, кроме профессиональных гладиаторов, преимущественно комплектовавшихся из отпущенных рабов, для этой цели использовали рабов и в особенности осужденных на смерть преступников. Иногда им давалось оружие и в редких случаях, когда они выходили из борьбы живыми, даровалась жизнь. В числе этих несчастных, погибших мученической смертью, было много христиан.