Это озадачило Фрэнка. Что может быть хуже наркотиков?

Джордж нервно поглядывал в сторону Эммы.

Фрэнк быстро принял решение. Пусть она загрызет его после.

— Эмма, извини, умираю от жажды. Ты не могла бы поставить чайник?

Эмма нахмурилась. Он ответил ей извиняющимся, но непреклонным взглядом.

— Хорошо, — сказала она и вышла, всем своим видом демонстрируя оскорбленное достоинство.

— Спасибо, — сказал Джордж. — Не могу говорить об этом в присутствии женщин, им этого просто не понять.

— Все равно не имею понятия, о чем ты, сынок.

Джордж посмотрел Фрэнку прямо в глаза.

— У меня зависимость от порнографии.

Фрэнк едва сдержал смех.

— И это все? Разве она не у всех мужиков?

Джордж покачал головой.

— Нет, брат. Это самая настоящая зависимость. Я могу просидеть перед компьютером двенадцать часов подряд и подрочить раз двадцать. До кровавых мозолей, буквально. И это еще полбеды, у меня и все остальное в жизни наперекосяк. Я не могу нигде работать. По крайней мере, с компьютерами, это уж точно. Не могу завести подружку. Бывают дни, когда я и из дома не могу выйти. И я такой не один. Дофига таких мужиков, как я. Клянусь, я не шучу.

Фрэнк откинулся на спинку и потер подбородок. Джордж говорил серьезно. Как бы к этому ни относился Фрэнк, сам Джордж верил, что зависим от порнографии.

— Стало быть, Оливия Коллинз зашла в дом, пошарила в твоих — не знаю, журналах? — и встала в позу оскорбленной добродетели, так? Что она такое сказала, что ты так завелся?

— Она… и это совершенно несправедливо, но — она обвинила меня в педофилии.

Фрэнк нервно дернулся и подался вперед.

— Джордж, только не ври мне сейчас. Такие вещи легко проверяются. У тебя есть фото несовершеннолетних девочек или мальчиков в этом доме или в твоем компьютере?

Джордж застонал и обхватил голову руками.

— Нет, конечно, нет. Она все это выдумывала. Старая психопатка. Сумасшедшая. Вечно выдумывала всякое.

— Зачем она это выдумывала?

— Откуда я знаю? Поэтому я и пошел с ней разбираться. Сказал ей, что если она еще раз полезет ко мне в дом, то сообщу в полицию.

— И это все, что вы ей сказали?

Джордж прикусил губу.

— Джордж?

— Нет. Я немного вышел из себя. Я ей пригрозил.

— Чем? — спросил Фрэнк.

— Сказал, что если расскажет обо мне соседям… то пожалеет.

— Хм-м. И все это из-за нескольких похабных картинок?

Джордж встал.

— Куда это вы собрались? — спросил Фрэнк.

— Надо кое-что вам показать.

Фрэнк пошел вслед за Джорджем наверх. Эмма злобно грохотала посудой на кухне. Не исключено, что она наплевала им в чай.

Лестница шла вверх два пролета и выходила на широкую площадку с огромными окнами, покрытую кремовым ковровым покрытием; по обеим сторонам были двери в комнаты.

— Я уже много чего выкинул, — сказал Джордж, останавливаясь перед одной из дверей. — Было еще больше. Сразу все не выкинешь, не хочется привлекать внимание мусорщиков.

Он открыл дверь.

Фрэнк вошел.

У брата Фрэнка, фаната «Битлз», в доме была отдельная комната, от пола до потолка забитая пластинками, журналами, памятными сувенирами и всякой всячиной. Музей ливерпульской четверки.

Джордж собрал музей порнухи. Наверное, так выглядят кладовые в штаб-квартире «Плейбоя», подумал Фрэнк. Ряды стеллажей, заполненных DVD-дисками и журналами для взрослых. Все аккуратно разложено и, похоже, даже рассортировано по категориям.

— И это только печатные материалы, — сказал Джордж. — Сейчас, когда есть интернет, все это даже и не нужно. Я уже много лет ничего не покупаю. Знаете, говорят, что большинство мальчиков-подростков даже не знают, что у женщин на лобке бывают волосы. И считают, что анальный секс — норма. Порнографии полно, она уже стала нормой. Границы между реальностью и фантазией размыты. Вот что порнуха делает с нашими мозгами.

Фрэнк лишился дара речи. Он просто стоял, с отвисшей челюстью озираясь по сторонам.

Наконец, он собрался с мыслями.

— Так, ну да. Теперь понятно, почему вам не очень понравилось, что Оливия Коллинз обнаружила эту коллекцию.

Джордж мрачно кивнул.

— А продолжение последовало?

— В смысле?

— Вы не перешли от угроз к действиям?

Джордж покачал головой.

— Нет. Клянусь. Я бы не смог ударить женщину. Я знаю, порнография связана с насилием. Делает человека бесчувственным. Наверное, поэтому я и наорал на нее, мне казалось, что нужно ее припугнуть. Но когда я увидел, как она испугалась, я остановился. Клянусь.

Фрэнк заметил, что Джордж отвел глаза в сторону, — что бы это значило? Что, если Джорджу понравилось запугивать Оливию? Может, он пошел дальше?

— Ладно, — сказал Фрэнк. — Стало быть, вы лечитесь от этой, гм… зависимости. И каким образом?

— В основном психотерапия. Конечно, нужно выбросить это все, чем я сейчас и занимаюсь. Одно время получалось, ну, пока не произошла эта история с Оливией. После нее случился рецидив. Но теперь я снова хожу к терапевту.

— Понятно. Ну, что ж, удачи вам. Так. Лучше, наверное, спуститься обратно, пока моя напарница не доложила обо мне начальству.

Фрэнк закрыл дверь в комнату. У него мелькнуло искушение предложить Джорджу помочь с избавлением от зависимости, забрать несколько дисков. Но он решил, что, пожалуй, не стоит.

Пока они спускались по лестнице, он смотрел на затылок Джорджа. По виду ни за что не догадаешься, что у него там внутри. С первого взгляда, симпатичный молодой человек.

Джордж Ричмонд очень хорошо умел скрываться.

Эмма злилась на Фрэнка.

Он даже не стал делать вид, что собирается пить все-таки приготовленный ею чай.

Она решительно шагала по улице и остановилась только у своей машины.

— Что это ты себе позволяешь, Фрэнк? — выпалила она, как только он поравнялся с ней. — Чай завари? Знаешь, а ты ведь уже начинал мне нравиться.

— Начинал нравиться? А я-то воображал, что я — твой герой.

— Очень смешно. Да. Начинал. Стокгольмский синдром, так, кажется, это называется.

— И что же тебя не устраивает? — воскликнул Фрэнк.

— Что меня не устраивает? Может, это тебя что-то не устраивает? Знаешь что, давай начистоту, Фрэнк. Тебе кажется, что всем моим достижениям я обязана смазливой физиономии и молодости, что я соответствую всем методичкам по политкорректности, так? Если бы ты уважал меня, как равную себе, ты не отправил бы меня заваривать чай в присутствии подозреваемого. Но тебе ведь плевать, Фрэнк. Откуда тебе знать, что мне пришлось пережить, чем я пожертвовала ради этой работы! И вообще, я кое-что заметила в этом деле, что прошло мимо тебя. Сам ведь сказал.

— Эмма, может быть, позволишь и мне вставить слово? Слушай, садись-ка в машину, а?

— Я сяду в машину, потому что сама хочу сесть в машину, а не потому, что от тебя поступили ценные указания.

Фрэнк пожал плечами и пошел вокруг к пассажирской двери. Она расслышала, как он бормотал на ходу: «Да и черт с тобой, только сядь уже в эту гребаную машину», и разозлилась еще больше.

— Ну, так вот, — сказал он, когда они захлопнули двери.

Эмма смотрела вперед сквозь лобовое стекло, не глядя в его сторону.

Фрэнк вздохнул.

— Эмма, только не огорчай меня, не говори, что не догадалась, что он хочет поговорить со мной один на один. Он рассказал, что у него зависимость от порно. Он стеснялся сказать об этом в твоем присутствии. Да, именно потому, что ты женщина со смазливой физиономией. И, если уж быть до конца честным, у тебя есть неприятная черта — говорить не подумавши. Не исключено, стоило бы ему произнести слово «пенис», как ты бы его тут же арестовала за непристойное обнажение.

Эмма залилась краской.

— Я не говорю ничего, не подумав.

— Я тебя не обвиняю. Тем не менее мне действительно кажется, что ты не всегда отдаешь себе отчет, как звучат твои слова.

— Ну ты и загнул, мужчина прогрессивных взглядов. Думаешь, у самого чуткости хоть отбавляй? Что бы я ни сказала, ты все понимаешь ровно наоборот.