Мы пробыли в медицинском бункере три дня. За это время мы простились с отцом, которого по закону военного времени кремировали. Результаты медицинского обследования дали отрицательные результаты. С нас сняли карантин. К третьему дню мне подготовили документы, чипировали, и нам разрешили покинуть бункер.

Анатолий уже заранее решил приютить нас в доме, где сам недавно поселился. Дом находился недалеко от аэропорта Внуково. Он, конечно, не был хозяином, его приютил одинокий пожилой мужчина, с которым они вместе служили в ополчении. Этого мужчину звали Дмитрий. Он без отговорок согласился пустить нас к себе. В то время почти все жители Москвы стали очень гостеприимными и охотно поселяли у себя беженцев, пытаясь хоть как-то помочь.

Покидая медицинский бункер, Анатолий незамедлительно проводил нас к своей бронированной машине. Ему позволяли покидать военную часть без специального разрешения, так как он не состоял в рядах как военнослужащий. Имел статус ополченца и работал как специалист.

Мать села вперед, посадив меня на колени, и мы поехали по Киевскому шоссе в сторону центра города. Вдали были слышны выстрелы и разрывы снарядов, происходила очередная битва. Взрывы были мощными и отдавали масштабным эхом. Глядя на небо, было видно, как сбиваются ракеты и беспилотники. Лазерные системы противовоздушной обороны, расположенные по всему периметру города, работали без ошибок. Классические ракетные системы ПВО и ПРО использовались только в крайних случаях из-за ресурсоемкого производства ракет.

Во время поездки Анатолий завел речь о метро:

– Я сначала думал поехать на метро. Так было бы гораздо безопаснее. Метро расположено очень глубоко. Ни один снаряд не может туда попасть. Ну если не считать ядерную бомбу, конечно.

– А что, метро достроили до Обнинского округа?! – удивленно спросила моя мама.

– Да! И не только до Обнинска, – ответил Анатолий. – А ты что, не знала? Метро теперь есть на всей территории Москвы, кстати, бывшей территории Московской области. Московский метрополитен самый большой в мире. На метро легко можно доехать до границы города в любом направлении. Метрополитен уже стал целым городом под землей. Кстати, да! Под землей реально строится целый город. Там-то безопаснее. Видишь, какие бомбежки? И так каждый день, а то и несколько раз в день.

– Нет, не знала. Обалдеть!

– Так-то отбиваемся, конечно, активно и успешно. Тем не менее какой-то снаряд, ракета или обломок самолета все равно попадают. Лазеры, конечно, эффективно уничтожают и даже измельчают падающие обломки, чтобы уменьшить ущерб. Однако жертвы все равно есть. Бывает, большие обломки самолетов попадают в многоэтажки или разрушают сразу несколько частных домов.

Мать слушала его, но продолжала смотреть в окно в сторону неба. Боялась.

– Мне рассказывали один случай, произошедший еще до моего приезда, – продолжил Анатолий. – То ли три, то ли четыре года назад. Вражеские роботы смогли прорвать линию обороны с северной стороны, уничтожили несколько лазерных ПВО и нанесли такой удар, что пострадало аж сразу несколько округов. Эвакуировать огромное количество жителей было нереально. Тогда погибло больше ста десяти тысяч человек, точно даже неизвестно. А пострадавших вообще никто не считал, их, наверное, был миллион. Две недели отбивали. Колоссальные потери. Представляю, какое это месиво было. Там до сих пор множество следов от бомбежки осталось. Но! До Кремля все равно не долетело ни одного обломка. Невероятно! Москва – это, наверное, самый невероятный город в мире. Мне кажется, этот город хотят уничтожить больше всех на свете, но он, блин, держится. Я не знаю, как с другими городами, но, мне кажется, Москву бомбят активнее всех, а ее оборона самая мощная.

Слушая его, моя мать наполнилась ужасом. Она знала, что Москву активно бомбят, но о такой мощной атаке услышала впервые. От этого ей только еще больше захотелось покинуть этот город, и как можно скорее.

«Никогда не знаешь, что произойдет в ближайшем будущем, – подумала моя мама. – В любой момент на голову может упасть даже мелкий обломок и разбить голову. Нужно скорее уезжать».

Через два с лишним часа мы приехали домой. Дальних взрывов уже не было слышно, в небе не видны были падающие обломки. Дмитрий уже встречал у порога. Этот дом моей матери очень даже понравился. Она нашла его очень милым, хотя в такой военной обстановке ей было бы все равно. Это был небольшой старый двухэтажный коттедж из красного кирпича с большими окнами и примыкающим к нему пристроенным гаражом. Двор был небольшой площади, окруженный двухметровым металлическим забором. Во дворе росло несколько деревьев высотой не больше шести метров.

Нас ждал вполне теплый прием. Война здорово тряхнула Москву и повлияла на каждого жителя. Практически все жители старались помогать друг другу. Принимали любого беженца в свой дом или квартиру. И Дмитрий не был исключением. По его лицу было видно, что он привык к нескончаемой войне и частым незнакомым гостям. Он быстро проводил нас в дом и показал нашу комнату, не задавая с ходу лишних вопросов.

Мать, конечно, не планировала оставаться здесь надолго, но тяжелое военное положение вынудило ее задержаться. Она не могла уехать без Анатолия, а он не мог просто так оставить фронт. Они с Дмитрием очень часто уезжали на фронт, участвуя в битвах. Анатолий состоял в роботизированном батальоне. Он хорошо разбирался в боевых беспилотных машинах, управлял ими. Был хорош в рукопашном бою. Умело уничтожал роботов, находясь в мощном боевом костюме. Такой боец был очень важен. Дмитрий состоял в ремонтно-восстановительном батальоне. Он был инженером боевых роботов, чинил их и обслуживал. Оба нужные специалисты, и армия в них нуждалась. Порой они не появлялись дома неделями. Поэтому никак не получалось уехать. Мать без необходимости не покидала дом. Анатолий и Дмитрий привозили еду сами, всегда требуя не выходить из дома без каски и бронежилета. Осколки временами попадали во двор и даже били по крыше. Неподалеку происходили разрушения. Мать боялась, но не теряла надежды, что вскоре удастся уехать. Мне говорили, что мы жили как на пороховой бочке. Так прошло целых два года. Блокада Москвы продолжалась, но линия фронта не сдвигалась. За это время других беженцев Дмитрий не поселял.

Я подросла. Мне исполнилось три года. Я росла активной и жизнерадостной, хотя мне очень не хватало игр со сверстниками. Мать делала все возможное, чтобы компенсировать недостаток общества. Уделяла очень много внимания, учила, играла. Моему любопытству не было границ, но на улицу без сопровождения не выпускали. Несмотря на ограничения, я развивалась не по годам быстро. Много говорила, задавала множество вопросов. Неудивительно, что я много говорила, ведь первое слово сказала в семь месяцев. Бегала и прыгала тоже немало. Мать часто уставала нянчиться со мной, но всегда очень любила. Регулярно читала сказки и рассказывала о том, каким героем был мой отец. Ухаживала и заботилась обо мне.

Однажды летом, в начале июня, произошел очень важный разговор мамы с Анатолием и Дмитрием за обедом. Я тоже присутствовала, слушала, но была еще совсем маленькой, чтобы понять этот разговор.

– Я хочу вам кое-что сказать, – начал Дмитрий.

– Что именно? – спросила мама.

– Я долго не решался вам об этом говорить. У меня есть один дом. Только расположен далеко от Москвы.

– Где именно? И что за дом? – спросил Анатолий.

– Он расположен ближе к Уралу, на территории Пермского края, в лесу. Его не так-то уж и просто найти, но дорога есть. Домик небольшой, но надежный. Тоже двухэтажный коттедж, как и этот. Есть подвал, оборудованный как небольшой бункер. Очень хорошее место, чтобы укрыться. Только я давно там не был и не знаю, в каком он состоянии.

– Что же ты раньше об этом не говорил? А то я постоянно ломаю голову, куда можно уехать, где нам скрыться. А когда и из каких материалов построен дом? Какое там отопление? Электричества, полагаю, там нет? – продолжил Анатолий.