Расслабьтесь. Придет август, и эта боль станет частью меня, как летная куртка — частью Бигглза⁵⁷. А потом я разберусь, что там и как.

— Мой Господин, я не узнал вас.

Нельхаил. Не много таких, кому можно доверять. Но Нельхаил один из них. Мой человек, занимаю­щийся числами. Большинство чисел в мире несут определенный (Богом) смысл. Но иногда случаются осечки. Получить от них выгоду, — когда нам это на руку, — работа Нельхаила.

— Номер счета 44500217336. Подумай, что можно сделать. Не обязательно, конечно, получить милли­оны. Пять штук баксов сойдут. Понятно?

— Мой Господин, Люцифер, я понимаю...

— Помнишь, Нельхаил, что я тебе говорил до моего прибытия сюда? — Совсем нелегко сохранить достоинство диктатора, когда сидишь на изъеденном молью диване, покуривая «Силк Кат» и грызя ногти, если для всего мира ты — желтоватый шимпанзе Деклан Ганн.

—...что это задание — тайна строжайшей секрет­ности, мой Господин.

— Охрененно строжайшей, Нелькс, — сказал я, — все должно так и оставаться. Я выражаюсь ясно?

— Да, мой Господин.

— Кроме тебя никто не знает о моем деле здесь, на земле. Если я вернусь в ад и мне станет известно, что поползли слухи о...

— Господин, я вас уверяю...

— Если я узнаю, что ходят какие-то сплетни, это позволит мне, Нельхаил, заключить, что ты предал мое доверие, не так ли?

— Господин, я существую, чтобы исполнять ваши распоряжения.

— Да, правильно. Не забывай о Гаврииле.

Гавриил ослушался меня, наложив мораторий на инкубизм⁵⁸ еще в Древнем Египте. Шикарно ослушался, вы бы сказали. Он трахнул Клеопатру. (Гавриил был, естественно, заядлым соблазнителем, да и Клео всякий раз не могла свести вместе бедра в течение пяти минут — просто невероятно.) Этот случай должен был послужить уроком для других. Скверно. Мне известно, что кроткого Нельхаила из-за этого до сих пор мучают кошмары. А сам Гавриил оправился от них столетия назад. В пятнадцатом я компенсировал ему это время: продолжительные выходные с Лукрецией Борджия.

Здесь стоит объясниться. Ангельские шуры-муры — целая проблема, как и вообще все, что касается секса между ангелами и смертными женщинами. Впрочем, не все ангелы традиционной ориентации: Узиил — гей; равно как и Бузазеял, и Эзекеил, или Эзекеила, как мы его называем, таких всего около трех тысяч. Боль­шинство из нас, когда до этого доходит дело, насла­дились бы плотским общением и с дамами, и с госпо­дами. Так же, как и вы. Правда, для этого требуются необходимые условия (школа-интернат, тюрьма, флот). Плюс гомосексуальные отношения имеют одно огромное достоинство: никаких детей.

«Тогда сыны Божий увидели дочерей человечес­ких, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал», — гласит стих Бытия, 6:2. «Сынами Божь­ими» были ангелы. Мой удел (Он не приобрел ни подобного вкуса, ни подобной возможности); «до­черьми человеческими» были, естественно, смерт­ные женщины. То, что вы пытаетесь обнаружить, — хотя никто, кажется, этого не замечал, — сумасшедшее совокупление между изменниками-ангелами и гото­выми к этому земными девицами. Сплошные трудно­сти: со смертными можно трахаться двумя способами. Первый — это инкубизм (соответствующее слово вы еще не придумали, а уж давно должны были бы), второй — обладание. В случае инкубизма ангел остается ангелом; в случае обладания ангел незаметно входит в тело хозяина и делает свою работу. Если инкубизм — это как кофе без кофеина, то облада­ние — сочное жаркое. Вы делаете это друг с другом подолгу, но за половину этого времени едва ли вам удается испытать то самое. Когда вмешиваемся мы.... уау. Только при мысли об этом у меня мурашки по коже. Но, как я уже сказал, обладание вовсе не грязная шутка. Инкубизм же, наоборот, стал тем, к чему падшие хорошенько приложили руку, и он до сих пор был очень популярен, несмотря на расход героина при этом. Кажется, девушкам это тоже всег­да нравилось, хотя они все время находились в сомнамбулическом состоянии, сопровождаемом утром высокой температурой и чувством вины — «ты нико­гда не поверишь, но мне сегодня приснился такой сон, Ма…» — не говоря уже о риске быть сожженной на костре, проговорись они обо всем.

Но получение межсубстанционного удовольствия связано с двумя большими проблемами. Первая из­вестна под названием «плотское слабоумие». Ангел, находящийся в таком состоянии, становился одер­жим своей земной подругой, в лучшем случае лишь игнорируя свои основные функции, а в худшем — ос­тавляя свой пост и витая, как привидение, около возлюбленной, жаждая обратиться в человека. Как такое можно позволить? Одно дело трахнуть кого-нибудь, а другое — мечтать о том, чтобы поселиться в двухместной мазанке в Уре. Рано или поздно при­дется это запретить, даже не принимая во внимание вторую проблему — исполинов.

«В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божий стали входить к дочерям человеческим, и они стали рожать, и это сильные, издревле славные люди».

Ерунда. Никаких великанов на земле не было ни тогда, ни до, ни после, и то, что исполины, странные типы с духовноплотской начинкой, стали «могуще­ственными людьми» — одно из самых нелепых иска­жений в Ветхом Завете. На оккультном конгрессе по разграничению законов между сферой Видимой и сферой Невидимой исполины показали себя угрю­мыми, хныкающими, невротическими, бесполезны­ми, уродливыми маленькими кретинами. Одна из немногих оставшихся для меня тайн — почему у этих ребят совершенно не оказалось никаких достоинств или эстетической притягательности? Будь они вы­соконравственны, я бы помог им выжить, чтобы потом их развратить. Окажись они безнравственны, я бы оставил их жить при условии, что они внесут свою лепту в мои начинания. Но они были настоль­ко жалкими и скучными даже с точки зрения солип­сизма, что, откровенно говоря, при одной мысли о них нельзя не смутиться. Просто поразительно: считаешь, что замешательство тебе не грозит, когда ты — воплощение зла и все такое. А потом, как ре­зультат твоей похоти, неожиданно появляются эти вонючие, ноющие, зацикленные на себе уроды, это просто сводит тебя с ума... Тьфу! Забудьте. Дело в том, что я от них избавился. Однажды я поработал на земле веником в стиле мистера Светоч, и причи­ненного мне оскорбления как не бывало...

Или, по крайней мере, мне так казалось. У меня нет убедительных доказательств, но я давно подозре­ваю, что некоторым из моих братьев — их не более чем горстка, — каким-то образом удалось вырвать своих несчастных отпрысков, спрятать их в расщелинах и тем самым уберечь от косы моей ярости. Время от времени я наталкиваюсь то на одного, то на другого; интересно, течет ли кровь исполинов до сих пор в человеческих венах? Каждый раз я понимаю, что с этим надо что-то делать, но я все время занят...

— Ну, Нельхаил, что там с другой твоей обязанно­стью?

— Обязанностью, мой Господин?

Я начал вращать глазами Ганна. (Я постепенно приноравливаюсь ко всем этим движениям. Француз­ское пожимание плечами и при этом приоткрытый рот — сейчас мой любимый жест. Этот и еще враще­ние глазами с укоризной, который я только что про­демонстрировал своему слуге.)

— Ты забыл? — сказал я вполголоса. — Другое твое задание, идиот. Другое твое поручение.

— Да, да, конечно. Простите меня. Я понимаю, понимаю, о чем вы...

— Ты уже нашел его?

— Увы, Господин, огромные размеры лимба при­водят в замешательство. Только... только одних не­крещеных младенцев насчитывается...

— Да, да, все это мне известно. Время, Нелькерс, определенно играет не в нашу пользу. Продолжай поиски. И сразу дай мне знать, как только ты его найдешь. Понял?

— Понял, сир.

— И еще. Внимательно следи за Астаротом. Я хочу знать имена и чины всех его приближенных. А теперь иди.

На следующее утро я проверил баланс на счете. Семьдесят девять тысяч шестьсот шестьдесят шесть фунтов. Хорошая работа. Я даже улыбнулся. Хоро­шенько отпраздновал это событие жарким на Лесер Лейн, затем заскочил на Оксфорд-стрит прибарах­литься, покутить и подрочить.