– Упс, прошу прощения, каюсь, – сказал этот кто-то, когда я повернулась в его сторону.

Я не уловила в его голосе сарказма или какой-либо насмешки, которую ожидала услышать. Наоборот. Он вполне искренне, но просто в шуточной форме извинился.

А ещё, кажется, он не удивился моему виду, будто каждый день видит девушек, облачённых в шарф.

– Чумовой прикид, цыпочка, – произнёс второй из них. Он детально рассматривал меня, явно потешаясь.

– Да уж, – отозвался его друг. – Не каждый день такое тут видишь.

А я, наверное, раскраснелась. Но не от смущения, а от очевидного напряжения, который стал моим верным спутником ещё года так два назад.

Двое парней, хорошо одетые, опасно привлекательные, кажущиеся старше меня, открывали свои шкафчики, и я ужаснулась тому, что соседствую с ними. Почему же опасно? Да потому что так выглядят «крутые ребята» школы. Некая элита. А от таких ничего хорошего ожидать мне никогда не приходилось.

Парни почти сразу забыли обо мне и громко обсуждали какие-то матчи, концерты рок-групп, новости о последних автомобильных новинках и прочие «мальчиковые» темы, а я постаралась внимания на них не обращать и вновь вернулась к полкам.

И когда пришло их время уходить, тот, что цыпочкой меня не называл, вдруг повернулся ко мне и напоследок сказал:

– Добро пожаловать, восточная красавица.

А потом улыбнулся мне; то, что довольно редко в моей жизни происходило. Обычно люди «награждают» меня какими-то косыми взглядами или даже открытым возмущением, но вот я не думала, что одна единственная улыбка от незнакомца может подарить мне кусочек приподнятого настроения.

Тот, имя которого было Чес, шуточно толкнул друга в грудь, прикрикнув какое-то безобидное ругательство, и вместе, больше не взглянув в мою сторону, они ушли дальше по коридору, заставляя меня неотрывно пялиться на их отдаляющиеся фигуры.

Я так и осталась думать: и что это было?

* * *

Обеденную молитву я так и не совершила в школе.

В большей степени как раз из-за своей трусости и нежелания вновь получить какие-нибудь колкости. Сначала пыталась называть это как-то иначе, ведь трусость было не совсем подходящим в моём случае словом, но решила оставить всё как есть. Да струсила я, по-другому и не скажешь.

Когда же я влетела домой, я тут же отдала «долг» в виде намаза зухр9, но в тайне от мамы, так как вовсе не хотела её расстраивать. А ещё мне было просто стыдно за саму себя.

За накрытым к ужину столом, который включал в себя традиционную арабскую приправу в виде пасты из перца, сирийское печенье к чаю, салат табули и таваю в качестве горячего блюда, сидела вся моя небольшая семья: папа во главе стола, справа мама, а остальные два стула заняты мной и Кани. Мой младший брат, как ему и свойственно, просто сметал всё, что клали на его тарелку, запивая большим количеством воды. Хоть моя мама, – весьма умная женщина, проводившая достаточно много времени за изучением книг про здоровое питание, – и строго поглядывала в его сторону каждый раз, когда мальчишка хватал стакан, его совсем это не смущало, а будто даже наоборот подзадоривало.

Я же не притронулась к своей порции и пальцем. И все это, конечно, заметили.

– Как прошёл твой день в новой школе, Ламия? – спросил папа, отложив вилку в сторону.

Я пожала плечами вместо ответа. Это означало «Средне».

– Подружилась с кем-нибудь?

– Да, – вспомнив о Руби, выдала я. Мне показалось, этот ответ гораздо лучше звучит для родителей, чем если бы я отрицательно покачала головой.

– Здорово. – Папа улыбнулся и схватил вилку: разговор по душам с дочерью можно было уже считать завершённым. – Это очень хорошо.

А мне так не казалось.

Когда я всё же заставила себя откусить кусочек из салата, мне пришлось хорошенько постараться не обращать внимания на изучавший меня взгляд мамы. Такой очень волнующийся взгляд она демонстрировала только в особо важных случаях, и обычно они всегда предвещали серьёзный разговор.

Поэтому, когда мама, аккуратно вытерла рот салфеткой и встала из-за стола, попросив меня пройти с ней во двор, я уже не была удивлена или встревожена.

– Кани, после ужина сразу ложись спать, – сказала она. – Завтра тебе рано вставать.

– Хорошо, умми10, – с набитым ртом отозвался Кани. – Спокойной ночи.

Мама улыбнулась ему и вышла из кухни. Я последовала за ней.

Во дворе, уже накрытой ночной простынёй, пахло самой настоящей весной. Цветы, которые наверняка играли большую роль, когда мама листала список наших потенциальных новых домов, уже начали выбираться из земли, готовясь засыпать собой весь двор к скорому лету. А ещё у нас имелась небольшая беседка из дерева, под которой можно было выпить чаю в какой-нибудь особенно тёплый денёк. И именно к этой беседке двинулась мама. На столе уже стояли две чашки для чая, термос и тарелка с печеньем. Значит, мама готовилась к этому разговору заранее.

– Присядь, Ламия, – сказала она.

Я сделала как она велела.

– Расскажи мне, что тебя тревожит в новой школе.

– Ничего, – соврала я быстро, не дав лжи просунуться сквозь голос. – Всё нормально в новой школе.

– Я ведь твоя мать. Притом прожившая гораздо больше лет, чем ты. Я прекрасно чувствую людей, и мне всё-таки кажется, что сегодняшний день в школе прошёл не самым лучшим образом.

Как бы само собой получилось: я заёрзала на стуле весьма заметно. Да и на что я могла рассчитывать, когда врала в лицо этой мудрой женщине? Хоть ей было всего сорок один, выглядела мама намного моложе, а вот умом всегда блистала и резко отличалась от всех остальных своих сверстниц, мысля порой так, будто ей все восемьдесят, и прожила она действительно очень долгую жизнь.

– Ты ведь можешь мне всё рассказать, Ламия. – Мама слабо улыбнулась мне и пододвинула чашку чая в мою сторону.

Я лишь обхватила горячую чашку пальцами и опустила взгляд вниз, не зная, что вообще должна рассказывать ей.

Честно признаться, наши отношения с матерью нельзя было назвать близкими. Я никогда не делилась с ней своими проблемами, не рассказывала о том, что меня беспокоит, не просила советов по каким-либо личным вопросам. Я как-то и не задумывалась, почему.

В общем, о сегодняшней ситуации с незнакомцем и его улыбкой я собиралась помалкивать до конца своей жизни.

– Всё из-за хиджаба, верно? – спросила мама и всё поняла по моему молчанию, после чего продолжила: – Ты должна понимать, что всё это испытания. Чушь, мелочёвка, пустяк по сравнению с тем, что ожидает нас в следующей жизни. Ты ведь знаешь, что за это всё мы будем вознаграждены. За наше терпение и стойкость.

Всё это я, конечно, знала, да и не это вовсе меня беспокоило. Мне было плевать на то, что мой шарф может оказаться темой для обсуждения в школе. Я как-нибудь это переживу. Меня тревожило совсем другое.

– Дело совсем не в этом, – отважилась сказать я.

– Так в чём тогда? – Мама отложила свой чай в сторону. – Что произошло?

– Мне просто плохо от того, что я вынуждена сглатывать все нападки в свою сторону. Да, в школе действительно не так красочно было. Например, в окно выбросили мой рюкзак, а я ничего не сделала, потому что не хотела, чтобы из-за меня потом всех мусульманок посчитали… грубиянками.

Мама кивнула, будто очень хорошо поняла мои переживания. Но я сомневалась в этом, ведь она никогда не походила на меня своим характером. Всегда спокойная, расчётливая и скромная она была идеальным примером мусульманской женщины. В общем, такой, какой её хотят все представлять.

– Я думаю, тебе нужно всего лишь запастись терпением. – Это было единственным советом, который я получила от мамы. На большее я и не рассчитывала.

Мне пришлось, как и всегда, состроить такое выражение лица, будто я отлично поняла каждое её слово и, конечно же, последую её примеру. В душе же едва показалось разочарование, как оно почти так же незаметно скрылось, в очередной раз напоминая мне, что вот, я же и так знала, что всё так будет.