Пока все это происходило, в другом месте разворачивалось отдельное сражение. Герцог Бургундский не последовал за графом Арманьяком на южный фланг. Вместо этого он поскакал прямо по дороге на Арк к передовой линии англо-фламандской армии. Здесь Роберт д'Артуа с англичанами и брюссельцами весь день неподвижно стояли за своими полевыми укреплениями. Когда они увидели приближающиеся к ним знамена герцога Бургундского, они бросились в атаку. Всадники герцога оказались неготовыми к такому повороту и были подавлены численностью противника. Они отступили в юго-восточные пригороды Сент-Омера, где оказались зажатыми в узких улочках, не имея возможности бежать и отступить через закрытые городские ворота. Одной из самых сложных задачей средневекового гарнизона было удержать ворота открытыми достаточно долго, чтобы впустить возвращающийся отряд, а затем закрыть их перед преследующими его врагами. Лучники на стенах сосредоточили огонь на преследователях, пока герцог Бургундский и его люди медленно протискивались в город и закрывали за собой ворота. В спускающихся сумерках герцога встречали на улицах с факелами и приветственными возгласами. Но он понес большие потери и потерпел унизительное тактическое поражение.

Ни герцог Бургундский, ни Роберт д'Артуа не знали, что в полутора милях от них основная часть англо-фламандской армии была уничтожена графом Арманьяком. На дороге на Арк произошла сюрреалистическая встреча. Победоносные войска Роберта д'Артуа, шедшие на восток к своему лагерю, наткнулись на победоносные войска графа Арманьяка, шедшие на запад к Сент-Омеру. Пока они не оказались на расстоянии броска копья, ни одна из сторон не опознала другую в темноте. Они прошли мимо друг друга, завязав лишь несколько отчаянных и неорганизованных схваток. Обе стороны были измотаны. Только когда Роберт добрался до места своего лагеря, он к своему ужасу обнаружил, что случилось с остатками его армии. Лагерь был опустошен, палатки пусты, лошади без присмотра на привязи. Когда 29 июля рассвело, стали видны тела около 8.000 фламандцев разбросанные по земле на протяжении нескольких миль вдоль дороги на Кассель. Фламандцы не стали дожидаться возвращения французов и бежали в Кассель и Ипр. Сам Роберт, после некоторого колебания, последовал за ними. Французы захватили англо-фламандский лагерь в целости и сохранности, забрав множество боевых коней, 600 повозок, все палатки, огромное количество запасов и большую часть фламандских штандартов.

Кампания Эдуарда III в 1340 году началась неудачно. Но потеря нескольких тысяч фламандцев была терпимой. Уцелевшие, включая почти всех ценных английских лучников, в конце концов, присоединились к нему под Турне. Но поражение имело более серьезные стратегические последствия. Оно подвергло южную Фландрию опасности мести со стороны Филиппа VI и позволило французам сконцентрировать свои силы против главной армии коалиции в Турне. Это подкосило престиж коалиции и подорвало ее сплоченность. В течение нескольких дней после битвы представители Ипра и Брюгге, а также враги Артевелде в Генте установили контакт с французским двором, чтобы выяснить, на каких условиях они могут пойти на мир с французским королем[578].

Пока первая армия Эдуарда III шла к своему поражению, он изо всех сил старался собрать вторую, более многочисленную, которая должна была атаковать Турне. Английский король сошел с корабля Cog Thomas 8 июля 1340 года и прибыл в Гент вечером 10-го числа. Там он впервые за шесть месяцев встретился с союзниками по коалиции. Эта встреча не была простой[579]. Решение Эдуарда III атаковать Сент-Омер было представлено им как свершившийся факт. Об отношении союзников к этому решению можно судить по тому, что никто из них не выступил в составе армии Роберта. Герцог Брабанта фактически распустил армию, которую он собрал для помощи Тун-л'Эвек три недели назад. Его энтузиазм по поводу войны заметно уменьшился по мере того, как Эдуард III сближался с фламандцами. Он лично недолюбливал Якоба ван Артевелде и был не высокого мнения об городских правительствах Фландрии. Его подданные завидовали экономической мощи Фландрии и были возмущены переводом поставок английской шерсти из Антверпена в Брюгге. Между такими людьми, как Артевелде и граф Эно, имевшими сильные политические мотивы для продолжения кампании, и другими, такими как герцог Брабанта и некоторые немцы, которым нужно было сохранить веру в своих партнеров и уберечься от гнева Филиппа VI, была непреодолимая пропасть, но кроме получения обещанных денег им больше ничего не светило. Если бы Эдуард III не заплатил им, у них не было бы даже денег.

Финансовое положение Эдуарда III на этом этапе было тяжелым и постоянно ухудшалось. Сбор Парламентской субсидии начался в апреле 1340 года. Но она должна была начисляться по совершенно новым принципам. Девятая часть всего зерна, шерсти и овец должна была собираться в графствах, а девятая часть всего движимого имущества — в городах. Все это собиралось в натуральном виде, а затем продавалось за государственный счет. Эта необычная форма налогообложения была создана по образцу церковной десятины. Она была предложена правительству в Парламенте (вместо традиционных десятой и пятнадцатой долей в денежной форме) из-за сильной сельскохозяйственной депрессии, в результате которой товары было трудно продать, а деньги — найти. Но по той же причине доходность сбора была небольшой и медленно поступала. К ноябрю 1340 года было собрано всего 15.000 фунтов стерлингов. Положение правительства было бы не намного лучше, даже если бы сбор налога оправдал его надежды. Оно рассчитывало собрать 100.000 фунтов стерлингов к 1 ноября 1340 года и еще 100.000 фунтов стерлингов в следующем году. Но за шесть недель до отъезда короля из Англии весь первый сбор и почти весь второй пришлось отдать главным банкирам и командирам английской армии в счет частичной выплаты долгов, за 1339 год. В результате Эдуард III прибыл в Нидерланды без гроша в кармане. Он не мог оплачивать даже ежедневные расходы своих придворных, разве что за счет снисхождения своих кредиторов. 24 июля 1340 года графы Нортгемптон, Дерби и Уорик, которые гарантировали некоторые из прошлых долгов короля, были арестованы в Брюсселе и помещены в тюрьму для должников в Мехелене. Они были освобождены для участия в кампании только в обмен на четырех рыцарей за каждого и твердые обещания вернуться в тюрьму позже. Эдуард III обращался к своим чиновникам с настойчивыми требованиями о деньгах. Он был твердо убежден, что деньги каким-то образом будут найдены в Англии и отправлены с ближайшим кораблем. Предположительно, именно это он сказал немецким князьям в Генте. Но это была иллюзия[580].

12 июля 1340 года, когда князья все еще находились в Генте, Парламент вновь собрался в Расписной палате Вестминстерского дворца. Во вступительной речи канцлера и последовавших за ней искренних мольбах звучали знакомые слова. Два графа и рыцарь от имени Эдуарда III прибыли 15 июля из Фландрии, чтобы подогреть энтузиазм собрания. Они привезли с собой официальный отчет о битве при Слейсе и письмо Эдуарда III, в котором объяснялась его военная стратегия на летнюю кампанию. Они излагали доводы короля в стиле, который, по крайней мере, показался присутствовавшим министрам короля наиболее убедительным. В них говорилось об ужасных опасностях, которым король подвергался во Фландрии и северной Франции, и о муках, которые он испытывал вместе со своей королевой и дворянами своей армии. Но все это будет напрасно, если он не найдет способа получить сбор последней парламентской субсидии. Если его союзники не получат денег, они заключат сепаратный мир с Филиппом VI, и Эдуард III останется на милость своих врагов. "Я и моя страна, мои дети, дворянство и весь мой народ будут уничтожены". Правительство хотело получить принудительный заем натурой, который должен был быть погашен в течение 1341 года за счет второй части субсидии. На Палату Общин это не произвело большого впечатления. Только 24 июля 1340 года после особенно долгих обсуждений они согласились на принудительный заем в размере 20.000 мешков шерсти, и даже тогда были установлены жесткие условия, призванные обеспечить, чтобы деньги не попали в руки финансистов войны, которые нажились на предыдущих сборах. Докладывая королю, его министры объяснили, что для получения займа необходимо будет провести сложные административные мероприятия, и что переговоры с торговцами шерстью уже ведутся. Правительство не собиралось само выступать в роли продавцов шерсти, как оно это сделало с такими плачевными результатами зимой 1337–38 гг. Вместо этого оно имели дело с рядом купеческих синдикатов, которые согласились покупать шерсть и выплачивать деньги непосредственно военному казначею Эдуарда III в Брюгге. 13 августа 1340 года члены Совета сообщили королю, что они ожидают, что очень скоро смогут посылать ему значительные суммы. Эдуард III серьезно отнесся к этому обещанию[581].