Мой шок так и не прошёл. Но сменился целым калейдоскопом самых разнообразных эмоций, что взрывались в разуме, даруя настоящий хаос, сотканный из странного тепла, согревающего душу, и бестолковой надежды… сама не знаю на что.

— М-мм… — выдавила из себя едва слышно, зависнув на некоторое время, неотрывно глядя в золотистый взор. — Угу.

Всё, на что меня хватило.

— Отвисай, бриллиантовая, — щёлкнули меня по носу. — У всех свои тараканы, — явно не понял всей подоплёки моего состояния.

И это даже хорошо. Очень хорошо! Потому что нельзя так забываться в его присутствии.

— К тому же, мы пришли, — приоткрыл одну из дверей по левую сторону от нас.

Внутри — кухня. Персонала нет. Но запахи готовых продуктов витали столь явственно, что сразу было понятно, что все блюда приготовили относительно недавно.

— Что будешь? Есть… ммм… — прошёл к плите и заглянул под каждую крышку. — Полно всего, — выдал итогом, завершив осмотр, и развернулся ко мне, смотря с ожиданием.

— А что-нибудь сладкое есть? Безумно хочется. Сладкого, — поинтересовалась встречно.

— Хм… — призадумался мужчина, оглядываясь, и направился к холодильной камере. — Например? — уточнил.

— Не знаю, — пожала плечами. — Что-нибудь шоколадное?

— Хм… — призадумался больше прежнего.

А вот после…

Вот уж не думала, что этот оборотень умеет готовить!

Причём, двигался по кухне с такой уверенностью, отмеряя нужные ингредиенты, явно не в первый раз. К концу часа передо мной стояла тарелка с горой блинчиков и шоколадным сиропом, шоколадный пудинговый пирог с бананом и киви. А ещё классические восточные сладости в небольшой вазочке. А к ним — горячий шоколад с маршмэллоу.

— Вы точно разобьёте мне сердце, — обронила бездумно, наблюдая за умелыми манипуляциями альфы.

Ну, нельзя же так!

Ещё и готовить уметь…

— С чего вдруг? — хмыкнул Амин, усаживаясь напротив с чашкой чая. — Я, наоборот, хочу любить тебя, и уж точно не разбивать твоё сердце.

На губах сама собой расплылась улыбка. Немного тоскливая. Но я тут же постаралась это исправить.

— Просто к слову пришлось, — тряхнула головой, прогоняя наваждение. — Просто хотела сказать, что вы, господин аль-Хайят, очень удивительная персона.

И ничего-то вы не знаете о том, как любят. Другие. Я.

— И что во мне удивительного? — поинтересовался он с улыбкой, отрезая мне кусочек пирога и перекладывая на предназначенное мне блюдце.

— Всё? — предположила. — Или надо обязательно напоминать о том, как я здесь оказалась? — усмехнулась.

— А что не так с тем, как ты здесь оказалась? Не я же перепутал рейс, а затем уснул с одной чашки кофе? — лукаво прищурился.

И это он очень вовремя вспомнил!

— Ну да, безусловно, как нет-то, — снова улыбнулась. — Когда я смогу позвонить отцу, кстати?

— Как только поешь, сходим на вышку, там есть спутниковый телефон.

Кивнула. И поспешила расправиться со сказанным, придвинув тарелку с пирогом к себе ближе. О нём тоже не забыла. Отломила первый кусочек, протянув ему.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— После кофе и самолёта, не очень-то доверяю, знаете ли, — оправдала такой свой порыв.

— Сейчас мне нет резона тебя усыплять.

Но отказываться от предложенного не стал. Подался вперёд и обхватил губами мои пальцы, неотрывно глядя в глаза.

— Там может быть не только снотворное, — отозвалась с самым невозмутимым видом, облизав пересохшие губы.

Следующий кусочек пирога я запихнула в себя. Прожевала, даже вкуса не почувствовала. Слишком уж мой разум сосредоточился не на вкусовый ощущениях, а на том, как по собственному телу разливается дрожь предвкушения. И снова ему предложила. На этот раз чужие губы задержались на моих пальцах дольше прежнего, под конец втянув в себя кончики и лизнув подушечки. Как разряд тока пустили. Вспышка пробежалась по венам лёгким покалыванием, оседая тяжестью внизу живота.

Амин шумно втянул в себя воздух, а золотистый взор заметно позеленел. Но с виду он остался вполне себе спокоен. И отстранился.

— Тебе надо поесть, — произнёс излишне хриплым голосом. — А я пока за телефоном схожу.

— Я ем, — произнесла, в очередной раз облизывая пересохшие губы. — И я думала, что мы поднимемся вместе. Потом. Я бы хотела подышать свежим воздухом.

— Потом мы точно уже никуда не дойдём, — бросил уже на ходу.

Его проводил мой короткий смешок.

— Какой-то вы нервный, господин аль-Хайят, — произнесла в пустоту пространства, когда он окончательно скрылся из виду.

Я ведь, по сути, и не сделала ничего особенного. Он сам то и дело соблазняет меня куда более искусно и коварно.

Пирог я всё-таки доела. В одиночестве. И даже пару блинчиков с сиропом тоже слопала. А к моменту возвращения песчаного альфы самым беззастенчивым образом облизывала испачкавшиеся пальцы.

Оборотень как вошёл, так и замер на входе, глядя на меня вмиг позеленевшим взором. И рядом оказался, не успела моргнуть. Телефон был отложен на край, а сам он навис надо мной, перехватил руки, а после… принялся слизывать с них остатки шоколадного сиропа. При этом смотрел исключительно мне в глаза, пока его язык скользил в откровенном намёке между моих фаланг.

— Я папе позвонить собиралась, — напомнила.

То ли ему. То ли себе. Неважно. Потому что весь мир сосредоточился на том, что творил со мной Амин. А творил он… нечто невообразимое. Всего какое-то жалкое мгновение — мой мозг расплавился, как тот же шоколадный сироп на блинчиках. Тело — как воск, что безжалостно швырнули в пламя. Лепи, что хочешь, поддамся. Сама подамся навстречу, как можно ближе. Сама прильну к нему, ведомая притягательным жаром. И попрошу:

— Люби меня.

И он будет любить. Пусть неправильно. Не так, как столь отчаянно и рьяно желала я сама. Но оттого не менее потрясающе. Сперва томительно-нежно, неспешно, до головокружения, сбившего дыхания и новых разрядов тока по коже, что сводят с ума, толкают к той грани безумия, где уже ничего не существует, кроме дикой потребности и голых инстинктов, заложенных в нас самой природой... А после — куда грубее, быстрее, глубже, ненасытнее, так жадно и алчно, как в последний раз, до протяжных стонов и сорванного от криков горла. До тихого:

— Люблю.

Всего одно слово. На двоих. Оно останется со мной невыводимым отпечатком. В душе. В сердце. А может быть гораздо глубже. Не вывести. Сохраню. Всегда со мной будет. Как частичка меня. Самая лучшая. Всё равно ведь уже не избавлюсь от этого чувства. Даже намного позже, когда мы оба всё же возвращаемся в реальность, а заветная трубка связи, наконец, оказывается в моём пользовании. Гудков не так уж и много, отвечает абонент почти сразу:

— Да!

Короткое. Ёмкое. Злое.

И моё, полное раскаяния и вины:

— Это Мири.

А в ответ молчание. Продолжительное. Нервирующее. И уже на пике нервного срыва спокойное:

— Ты где?

Убийственно-спокойно. До тошноты.

— Я…

Так и не придумала, что ему сказать!

— … не могу сказать, — продолжила, хоть и не сразу. — Ты же знаешь, как я не люблю врать. Особенно тебе, — оправдалась, как смогла. — Прости.

— И почему же не можешь? — нисколько не проникся отец моими объяснениями.

— Дала слово, — не стала отрицать и на этот раз. — Со мной всё в порядке. Я вернусь. Через три недели.

— Три недели? — недоверчивое от абонента. — Три? Недели? Где ты находишься, Мириам Летиция О'Двайер?

А вот это плохо. Если назвал полным именем, значит, ничего хорошего ждать не стоит.

— А где мама? — тут же перевела тему на единственное, что может урезонить отца. — У меня только один звонок. Этот. Больше не смогу позвонить. Она в порядке? — голос подло дрогнул. — А ты? Сам. Прости. За то, что так вышло. Я не хотела… — скатилась на позорный полушёпот. — Прости, — покаялась в очередной раз.

Нечего ведь сказать в своё оправдание. Ничего существенного.