“Ислам - это образ жизни. Речь идет о подчинении себя Аллаху и следовании столпам ислама. Он предлагает кодекс жизни, который привлекает все большее число приверженцев. Это снова будет наш золотой век, но на этот раз благодаря инклюзивности ”.

“Что вы скажете тем, кто указывает на драконовские меры, принимаемые некоторыми исламскими странами для контроля над своим населением и принуждения к соблюдению законов шариата, такие как выбрасывание гомосексуалистов из зданий на верную смерть, порка молодых девушек, которые хотят ходить в школу, и обезглавливание неверующих?”

“Роль центра не в том, чтобы принуждать неверующих присоединяться к исламу. Пророк Мухаммад, мир ему, говорит, что ‘в религии нет принуждения’, и мы, конечно, не верим в подчинение законов США законам шариата. Те, кто практикует отвратительные наказания, о которых вы упомянули, не делают ничего, кроме вреда делу и настраивают мировое мнение против тех из нас, кто поддерживает истинные принципы ислама. Мы - религия мира, которую некоторые присвоили для своих корыстных, разрушительных целей. На самом деле, я использую пятничную молитву, чтобы призвать к миру и единству. Некоторые меня осуждали, но если мы собираемся жить вместе в гармонии, мы должны научиться принимать различия друг друга. Соединенные Штаты - идеальное место, чтобы показать миру, как мусульмане и немусульмане могут работать и жить вместе в мире ”.

Этот парень был безупречен. У него был вид и осанка академика, с харизмой старшего государственного деятеля.

“Как вы думаете, почему нетерпимый вид ислама в настоящее время процветает в мусульманском мире?” - спросил Рис, изо всех сил стараясь говорить как аспирант.

“Мне глубоко грустно соглашаться с вами, мистер Кауфман. Коррумпированная политика и вялые экономические условия поражают большую часть мусульманского мира. Радикальный ислам не представляет подавляющего большинства мусульман во всем мире, и почти все убитые в результате исламских террористических атак на самом деле мусульмане ”, - сказал он, качая головой. “Ответы, однако, также лежат внутри религии. Ислам когда-то был силой добра во всем мире и может стать ею снова. Образование - это ключ, мистер Кауфман. Образование - это ключ ”.

“Сэр, вы не возражаете, если я воспользуюсь своим компьютером, чтобы делать заметки?” - спросил Рис.

“Вовсе нет. Будьте моим гостем ”.

“Как интерпретируются заявления о мире, единстве и ответственности, подобные тем, которые вы только что сделали, в исламском сообществе в целом? Вы беспокоитесь о своей безопасности?” Рис продолжил, залезая в свою сумку и доставая старый портативный компьютер.

Вместо того, чтобы утилизировать старые компьютеры или продавать их, Рис и Лорен просто сложили их в шкаф во имя безопасности данных. Этот конкретный терминал был самым современным еще в 1998 году. Он забрал его из своего дома во время визита предыдущей ночью. Он был немного больше, чем вездесущий MacBook Air сегодняшнего дня, и с удаленной клавиатурой, внутренними компонентами и тачпадом идеально подходил под модель Reece Winkler / Sayoc Tomahawk.

“Заявления об инклюзивности и терпимости не всегда благосклонно воспринимаются теми, у кого разные повестки дня, равно как и критика ислама, о чем вы, без сомнения, знаете. Мне больно говорить, что другие имамы даже издавали фетвы против меня, но те, кто сделал это, не обладают юридическими полномочиями, необходимыми для того, чтобы они были легитимными, и они действительно не понимают историю и цель настоящей фетвы. Так что я чувствую себя в безопасности, насколько это возможно в эти трудные времена ”.

Рис изучал лицо пожилого мужчины. Все, что он говорил, соответствовало исследованиям Риса и его непосредственному опыту в мусульманском мире. Как он мог говорить с Рисом с таким авторитетом и логикой о состоянии ислама, а затем способствовать тому же террору, который он осуждал с такой убежденностью? Как этот парень может быть таким хорошим лжецом? Он должен баллотироваться на политический пост.

“Хаммади”, - сказал Рис, намеренно переходя на имя имама и обхватывая рукой кленовое древко своего томагавка, скрытое открытым экраном ноутбука, - “ты знаешь капитана Леонарда Говарда?”

Масуд сделал паузу, успешно скрывая свое удивление. “Нет, это имя мне не знакомо”.

“О, вы, возможно, забыли. Он военно-морской прокурор, который связался с вами, чтобы организовать засаду на мой отряд "Морских котиков" в Афганистане, устроенную вашими друзьями из пакистанского талибана. Сколько стоило убить моих людей?”

На этот раз Масуд не пытался симулировать незнание или перенаправлять. Вместо этого он сделал паузу и глубоко вздохнул, его глаза сузились.

“Ах, Джеймс Рис. Я вас не узнал. Вы выглядите не так, как на фотографии в газете с похорон вашей жены и дочери. Борода тебе очень идет, а очки - приятный штрих. Очень жаль, что твоя семья была кафирами и сейчас горит в адском огне ”. Он выплюнул кафир, как будто это было самое мерзкое слово в мире.

Рис медленно закрыл крышку ноутбука и положил свой "ястреб" сверху.

Глаза Масуда вопросительно, почти невероятно, посмотрели на древнее оружие в руке Риса, а затем снова встретились с ледяным взглядом Риса.

“Ты должен быть счастлив, Масуд. Такая смерть делает тебя мучеником. Так вот, это может быть правдой, а может и нет, и это действительно не имеет для меня ни малейшего значения. Что для меня важно, так это то, что вы умрете, как истинно верующие, которых вы посылаете пожертвовать собой ради дела. Сегодня твоя очередь.”

Когда Рис встал, чтобы вершить правосудие, Масуд с удивительной скоростью метнулся к ящику своего стола, доставая маленький 9-миллиметровый пистолет CZ 75 Compact. Если бы он сохранил его с патроном в патроннике, у него, возможно, был бы шанс, но времени, которое потребовалось, чтобы добраться до затвора и дослать патрон в патронник, было более чем достаточно, чтобы замах Риса пришелся в руку его жертвы в попытке пустить оружие в ход. Поскольку самая тяжелая часть "томагавка" находилась в головке, он со всей силы ударил по внутренней стороне правого запястья Масуда, разрушая кости, мышцы и сухожилия, одновременно перерезая артерии и вены и отправляя пистолет CZ с грохотом на пол.

Масуд закричал от боли, схватившись за правую руку, на которой остался лишь тонкий лоскуток мышц и кожи, покрытый скользкой слизью своего измененного состояния.

Рис двигался с точностью человека, которому было не привыкать к насилию, его не беспокоил медный запах свежей крови в воздухе или первобытные крики человека, которого он пришел убить.

Именно тогда головная боль свалила Риса на землю.

• • •

Ослепляющая боль была похожа на тысячу осколков битого стекла, скрежещущих друг о друга в его мозгу. Этот эпизод длился дольше, чем его предыдущие серии, но недостаточно долго, чтобы Масуд достиг своей цели.

Имаму потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что это была его возможность сбежать или схватиться за пистолет. Он выбрал последнее и был в двух шагах от своего рывка к пистолету, когда томагавк Риса вонзился в заднюю часть верхней части бедра, отбросив его на пол.