Мы ехали в тишине, каждый в своем собственном мирке. Нас высадили перед очередным указателем, где мы быстро поймали следующую машину. Водитель оказался разговорчивым и много рассказывал о маленьких городках, которые мы проезжали. Однако больше всего мне запомнился патриотичный городок Богданович, где балконы домов были разукрашены в цвета российского флага.

Километры шли, и мое волнение постепенно сходило на нет. Я уже наслаждалась поездкой и не думала ни о чем, кроме того, что скоро ближе познакомлюсь с Максимом и узнаю, как он живет. Я всегда интересовалась разными людьми и их опытом, мировоззрением и мыслями. Мне было любопытно побывать в гостях у малознакомого человека.

Уже в Тюмени Максим, увидев нужный автобус, попросил высадить нас на светофоре. Мы схватили свои рюкзаки, чуть не забыв поблагодарить водителя, ринулись через дорогу. В автобус мы успели, и хмурый как туча кондуктор быстро нарисовался перед нами.

– А за багаж собираетесь платить?

– Не будем, – буркнул Максим и сел на освободившееся сиденье.

– Ничего, вот зайдет контролер, и будете штраф платить!

Когда кондуктор отошла, я тихо спросила:

– А контролеры у вас тут часто ходят?

– Нет, редко.

Так мы и сидели всю дорогу, каждый думал о чем‑то своем, о далеком. Наша остановка была одной из конечных, и когда мы наконец вышли, я с облегчением вздохнула – обещанного контролера в автобусе так и не появилось. Пройдя пару дворов с колоритными новостройками, мы вышли к нужному подъезду. Максим приложил ключ к замку и открыл передо мной дверь, приглашая внутрь.

Его квартира была однокомнатная с малым количеством мебели и от этого казалась более просторной. Мне она сразу понравилась. Здесь не было огромных шкафов, съедающих все пространство, только сушилка с кучей одежды на ней.

– Располагайся, я пока сварю пельмени, – сказал Максим и удалился на кухню.

Первым делом я вручную постирала всю свою грязную одежду, переоделась и умылась. Я была рада приехать сюда и узнать, что автостоп – не такой страшный зверь, как его малюют.

«Дело не в дороге, которую мы выбираем;

то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу».

О. Генри

Когда я наконец открыла глаза, Максим еще спал, укутавшись почти с головой в одеяло. Диван был маленьким, но даже в тесноте мне удалось выспаться. Яркое дневное солнце освещало комнату и грело мой рюкзак, небрежно брошенный на пол.

Я собрала с сушилки постиранные вещи и убрала в рюкзак. Надо было готовить завтрак. Наверняка, когда Максим проснется, мы пойдем в центр.

О Тюмени я ничего не знала и не читала. Только вчера один из наших водителей назвал этот город столицей деревень и привел строки из какого‑то произведения: «Тысячами невидимых нитей – родственных, хозяйственных, экономических – Тюмень была связана с ближними деревнями, в существенной степени определяя направление их развития и качество жизни населения. В этой обстановке Тюмень в самом деле была центром, столицей окрестных деревень».

Он явно хотел, чтобы мы ехали не просто так, а знали хоть немного о каждом городе, где остановимся. Пухленький дядечка, называвший нас «товарищ медсестра» и «товарищ железнодорожник» – по нашим учебным специальностям, явно хотел рассказать настолько много, насколько успеет. Иногда казалось, что ехал он из‑за этого медленнее, перечисляя все населенные пункты и реки, которые их омывают. Жаль только, что из его рассказа мы так ничего и не запомнили.

Пока молоко в кастрюле закипало, я почистила зубы и уже выходила из ванной, когда о сломанную дверную ручку с треском порвался рукав моей кофты. «Ничего страшного», – подумала я и отрезала оба рукава. Все равно кофта уже старая, как и почти все мои вещи, которые я взяла с собой в путешествие. Убрав пасту со щеткой обратно в рюкзак, я отправилась варить кашу. Когда Максим встанет, надо позавтракать и выдвигаться на прогулку. Послезавтра мы уже собирались в Новосибирск – я сообщила об этом подруге по переписке, и она ждала нас, двух незнакомцев, к себе в гости. Потом она призналась, что ей было очень страшно нас принять, но она слишком любила истории путешественников и надеялась, что мы окажемся хорошими людьми.

Максим встал, когда я уже доедала свою порцию. Он сел рядом со мной, протирая заспанные глаза и спросил:

– Сколько времени?

– Почти час.

– Надо успеть на электричку. Каша мне?

– Ну, а кому еще. Свою я уже съела, – ответила я, вставая из‑за стола.

Через час, собрав вещи, мы вышли на улицу и направились на почту: Максим заказывал в интернете налобный фонарь. В то время мне казалось удивительным, что можно делать покупки, не выходя из дома. Я всегда пренебрегала современными удобствами и предпочитала обычные магазины. Была б моя воля, я, наверное, жила бы в деревенском домике без воды и электричества, по утрам ходила к колодцу и колола дрова. Да, такая жизнь, думаю, пришлась бы мне по душе. Главное, в чем я нуждалась, была тишина. В тишине я бы могла жить вечно. Так, по крайней мере, мне тогда казалось.

Еще год назад я часто ездила к другу на дачу и там наслаждалась загородной атмосферой:

Как же здорово было просто сидеть на ступеньках и вдыхать прохладный деревенский воздух, ощущать тишину и безмолвие на узких проселочных дорогах, таких пустых, безликих и темных. Иногда кажется, что раньше жизнь была лучше. Когда люди вставали под крики петуха, радуясь новому дню, совали ноги в остывшие за ночь сапоги и выходили на улицу. Потянувшись, они шли на огород под чавканье грязи после долгого ночного дождя. Открыв парники, люди заходили в дом и закидывали в печь дрова, зажигали спичку и подносили ее к газовой конфорке, потирая замерзшие руки.

Белье, развешанное поздним вечером, никогда не успевало высохнуть, но уже приятно пахло огнем и сыростью, ведь вся вода, что текла из‑под крана, уходила под дом, создавая эту промозглость старого жилища. Чайник, стоявший на плите, уже начинал громко свистеть, и тогда дом наполнялся звоном кружек и блюдец, вытащенных из старого серванта. И тишина за кружкой чая нарушалась одним лишь треском углей в печи и неслышно шуршащим радио на полке. Запах газа от плиты смешивался с горячим жаром огня и переплетался с душистым ароматом свежезаваренного чая. И каждый из этих запахов придавал дому чарующую одушевленность, ровно как и другой – от бревенчатых стен, который выливался в приятную палитру, создавая завораживающую гамму звуков и атмосферы этого дома.

Здесь воздух был наполнен жизнью и свободой, которыми нельзя так просто насытиться и перестать вдыхать эту яркую нежность прохлады и всепоглощающее чувство безграничного простора. Хотелось идти по безлюдным дорогам, слушать нескончаемый собачий лай и наслаждаться бесконечно долго тянущимся временем. Все это напоминало картину какого‑нибудь величайшего художника, изобразившего все вплоть до мельчайших деталей. Вот небрежно брошенный шланг, по которому медленно течет вода. Чуть поодаль – сильно покосившийся сарай, окруженный воткнутыми в землю лопатами. А со стороны забора лежат яблоки, изображенные ярко-красными мазками на фоне зеленеющей травы.

Из этих мыслей меня вывел крик Максима:

– Побежали! Наша электричка!

Вдали за деревьями я увидела железнодорожную станцию.

– А как же билеты?

– Без билетов поедем.

Я думала, он шутит, но нет – мы так и проехали пару остановок и вышли недалеко от центра города. Мы долго гуляли, ходили под струями фонтана, ели мороженое, фотографировались и много смеялись. К вечеру я почувствовала себя плохо и попросилась домой, хотя мы договаривались сходить еще на набережную. Дома я упала на кровать совсем обессиленная и измученная. По мышечной боли в ногах я заподозрила у себя температуру. «Это все из‑за угольного мороженого, которого мы переели, купив аж четыре штуки». Уже тогда я почувствовала дискомфорт в горле, но не придала этому значения. Максим развел мне фурацилин, и я прополоскала горло. Однако это не помогло, и наутро я почувствовала себя еще хуже. Полностью терять день не хотелось, и мы решили под вечер сходить в кафе. В Чайхане тогда планировалась трансляция футбольного матча России и Хорватии.