– Видимо, – развожу себе суп быстрого приготовления в кружке и подсаживаюсь к ней.

– Надо камеры глянуть, – хихикает она. – Ну ты, конечно, дала, Лиз, – произносит почти восхищенно.

– Сама в восторге, – угрюмо помешиваю сомнительного вида жижу, которую так хочет мой бунтующий желудок.

– Странный он все же, – продолжает Сонька.

– Суп?

– Филатов. А суп просто химоза. И как ты это ешь? – всматривается внимательно в мой куриный супчик и добавляет, – дай попробовать.

Я удивленно подталкиваю ей свою большую кружку, она принюхивается, а затем отправляет одну ложку в рот.

– Фу, гадость, – почему-то тянется за второй. – И сухарики деревянные, – берет свой гадостный крекер вприкуску.

– Ты чего голодная такая? У меня еще пакетик вроде есть, заварить тебе?

– Стресс, – выдыхает, подталкивая кружку пальцами обратно ко мне.

– Ах да, цунами над Дальним Востоком.

– Миновало, – вытряхивает крошки из пачки "Тuc" прямо себе в рот. – Так вот, – продолжает она. – Странный он.

– Мы все еще не про суп?

– Филатов, – кивает, откидываясь на стуле. – Как не от мира сего. Кроме «здрасти – до свидания», «да – нет», «понял», не вытащишь ничего. Хотя судя по его отделу там все такие. Может, профдеформация?

– Не знаю. У нас с тобой тоже профдеформация?

– Еще бы, – весело фыркает. – Меня при слове «тарелка» трясет. Тебя от вида шрифтов с засечками. Кто нас таких поломанных на поруки возьмет?

– Я бы предпочла просто на ручки.

– И эта расклеилась, – словно ни к кому не обращаясь, говорит подруга, закатывая глаза.

Мы погружаемся в какую-то пессимистичную тишину, я жую каменные сухарики в химическом супе, Сонька горестно вздыхает о чем-то своем. Крутит головой из стороны в сторону, строя какие-то вдумчивые гримасы. Иногда ее процессы в голове меня пугают. Но все меняется в секунду. Подруга резко подбирается на стуле, ее глаза загораются азартным блеском, а губы растягиваются в улыбке.

– Че-е-ерт, – тихо-тихо выдыхает она, наклоняясь ко мне.

– Что?

– Торс на одиннадцать! Повторяю, торс на одиннадцать! – сквозь зубы говорит она.

Немного отклоняюсь на стуле, чтобы выглянуть из-за ее головы и…

– Да на мои одиннадцать, балда, – шлепает меня по руке, кивая мне за спину.

Я тихо ойкаю, одергиваю руку и незаметненько поворачиваюсь. И тут же чуть не слетаю со стула. Потому что там – да, торс, а еще грудь, плечи, ноги, в общем, все, до чего мои пальцы так и не добрались, хотя очень хотели. На Дане очень, очень облегающая фирменная футболка, словно кто-то подменил ему нужный размер на тот, что для хилых ботаников. А еще он вспотел. В руках у него две огромных бутылки с водой для кулера, которые, я предполагаю, его запрягли тащить и он мужественно тащит. И выглядит все это очень… очень…

В общем, я тоже вспотела.

Даня ставит бутылки на пол, выпрямляется, встречается со мной взглядом и… пулей вылетает из комнаты.

И что это было?

Мне не присуще самокопание, но то, что я чувствую себя неуютненько – это факт. Всякое бывало в жизни, но, чтобы от меня бегали симпатичные мужики – впервые.

Несимпатичные, к слову, тоже никогда не бегали.

Только на тренировке. Но, если оглянуться по сторонам, становится абсолютно очевидно, что мы не на стадионе, впереди не маячит финиш, а тренер не погоняет свистком. Так какого черта, Даня?

Вопрос терзает меня пока я ем суп, пока дорабатываю остаток дня, вечером, по пути домой и долгожданное утро, которое должно быть мудренее, но почему-то все еще оседает неприятным осадком в голове.

Я даже впервые не опаздываю.

Здороваюсь с Тарелкиным, маячившим в коридоре компании без десяти девять, и ныряю в свой кабинет. Сегодня Соньке, очевидно, отвлечь цербера не удалось, и он вышел на классическую прогулку, зафиксировать, кто не любит свою работу, а значит не хочет премию.

Первое время мне казалось странным, что директор компании лично прижучивает опаздунов и так серьезно относится к правилам внутреннего распорядка. Разве не правильнее дать людям немного творческой свободы, в конце концов, какая разница, когда они появляются в офисе, если отлично выполняют свои обязанности, планы выполняются, прибыль растет? Но потом привыкла. Видимо, не растет.

Закидываю плащ на вешалку и тут же набираю внутренний номер рецепции.

– Мне показалось, или наш директор сегодня особенно не в духе? – шепчу в трубку Соньке.

– Не показалось, – бурчит она.

– Что, начал с тебя? – догадываюсь, что ей первой сегодня досталось его «позитивчика».

– Мной, чувствую, и закончит, – трагическим голосом сообщает и кидает трубку.

Все-таки быть самой себе прямым начальником лучше, чем как Сонька – под кем-то. Хотя бы по утрам никто мозг не выносит. Сам запланировал – сам умер, выполняя невыполнимое. Потому что кроме тебя в твоем отделе никого нет. Лидочка Сергеевна, наверное, за что-то точит на меня зуб, раз никак не подыщет мне главного специалиста в помощь. То ли ей донесли о моей нелюбви к ее синим теням, то ли это такая проверка на вшивость: сколько я еще протяну в таких условиях, когда работаешь за двоих, а платят тебе одной. А может, это еще более коварный план по экономии.

Тогда она чертов гений и понятно, почему Тарелкин носится с ней, как с любимой тетушкой.

Но есть и преимущества в такой нагрузке на мои маркетинговые руки – с утра наваливается столько неотложных дел, что о вчерашнем неловком инциденте я напрочь забываю. Настолько, что, когда в очередной раз несусь по коридорам компании со стопкой свежеотпечатанных рубашек для экспедиторов и сталкиваюсь с Даней, приветливо ему улыбаюсь. Он, паршивец такой симпатичный, только вежливо кивает и обходит меня по дуге. Я морщусь от того, что сама-то уже все забыла, а он, похоже, теперь навечно занес меня в черный список.

Надо быть проще, Килиманджаро, и люди к тебе потянутся. Я задумчиво притормаживаю посреди коридора и провожаю взглядом широкую спину, запакованную в бежевый свитер, до поворота. Ты погляди, никакого модного поло. О – опыт.

Черт, надо предложить ему компенсацию что ли…

– Ты чего зависла? – возле меня тормозит куда-то спешащая подруга.

– У меня пит-стоп, перезаряжаюсь, не видишь? – приподнимаю ворох одежды в руках.

– Я уж думала, на примерку нашему королю серверов несешь, – усмехается она.

Я перевожу на нее недовольный взгляд, но осекаюсь. Выглядит она так себе, обойдемся без колкостей.

– Что, заездил? – киваю в сторону приемной.

– Весь день, как собака, – делится она приглушенно.

– То-то ты бледная такая.

– Всю кровь высосал, – хмыкает она. – Довел до анемии.

– Витаминок тебе надо, – со знанием дела делюсь опытом. У меня анемия перманентная, я с железом пять дней в месяц не расстаюсь. Кстати, надо пополнить запас, скоро день Х. – И отпуск.

– Не напоминай, – закатывает глаза. У нее отпуск строго по расписанию с Тарелкиным, а тот, трудоголик из Питера, любит в зиму уходить. Не привлекает его солнышко южное.

– Софья! – рявкает Тарелкин с другого конца коридора.

Подруга подскакивает, оборачивается, и рявкает в ответ:

– Иду!

Раздраженно выдыхает и мчится к боссу. Надо отдать должное, Тарелкину тоже можно посочувствовать, на Соньке, где сядешь, там и слезешь, никаким авторитетом не продавить. В пятидесяти процентах случаев это она его до состояния брызга слюной доводит. Что-то мне подсказывает, что с личным помощником все должно быть наоборот.

Я срываюсь с места и ускоряюсь. Самой некогда зависать на широкие неблагодарные спины, скоро в типографию, а после – инвентаризацию проводить.

Мой шикарный план из десяти пунктов ломается на этапе отчета по накладным, потому что компьютер начинает вести себя не по-джентльменски. Нагло виснет, сам закрывает вкладки и начинает автоматическую перезагрузку системы. Я бьюсь головой об стол и набираю внутренний номер админов.