Ну, это стерпеть уже было невозможно.

— Это кто к кому цепляется, — кричу. — На работе никому проходу не дает, так и на кладбище от него житья нет…

— Какая все-таки это прелесть — лыжи, — прихлебывая чай, говорит Иван Семенович жене. — Нет ничего лучше лыжной прогулки!

Утро. Воскресенье. Квартира Ивана Семеновича. За столом Иван Семенович, его жена, сын Сергей.

— Летишь с горы, — продолжает Иван Семенович, — только ветер в ушах посвистывает. Мимо тебя несутся елочки, березки всякие. Но вот спуск кончается, крутой разворот, вихрь снега — и ты останавливаешься как вкопанный.

— Еще сделать бутерброд? — спрашивает жена.

— Жаль, жаль. Маша, что ты не умеешь стоять на лыжах, — с сожалением говорит Иван Семенович. — А то бы мы сейчас с тобой вдвоем… Эх!

— Не научилась, — виновато улыбается жена.

— Не научилась, а жаль, — говорит Иван Семенович уже в прихожей, смазывая лыжи. — Сейчас бы мы с тобой вдвоем… Мороз и солнце, день чудесный!

— Физкультпривет! — восклицает Иван Семенович, целует жену, сына и выходит из дома.

На улице он звонит из телефонной будки Михаилу Петровичу.

— Уже все в сборе, — говорит Михаил Петрович. — Тебя только ждем.

— Но только две пульки, не больше, — говорит Иван Семенович.

— Если успеем, три. Купи по дороге пару колод… Что у тебя там громыхает?

— Лыжи проклятые упали, — отвечает Иван Семенович.

А в это время дома у Ивана Семеновича жена убирает со стола посуду.

— Мама! — говорит сын Сергей. — Папа опять лыжные палки забыл.

— Поставь их в шкаф, сынок! — говорит она и издыхает.

«Надо, надо Ивану Семеновичу переходить на коньки, — думает она. — А то в его годы уже трудно тащиться с лыжами на другой конец города к Михаилу Петровичу».

— Как знаешь, — сказал брат сестре, — а я считаю, что мы должны рассказать отцу все как есть.

— Жалко, — отозвалась сестра. — Жалко разрушать его веру в сказку. Он так всему радуется.

— Но ведь это же антинаучно! — возмущенно промолвил брат. — В век космоса, медицины, выдающихся достижений науки и техники — и вдруг эти бредни! Ему же, не забывай, уже 38 лет.

— Они все в этом возрасте такие, — возразила сестра. — Наш не исключение. Посмотри на других родителей.

— Мне нет дела до других. Меня волнуют наши. Пусть лучше они узнают все от своих детей, чем услышат где-то на стороне.

— Ладно, — согласилась сестра. — Но только ты сам будешь говорить. У меня язык не повернется.

— Пошли, — скомандовал брат.

Они прошли в комнату, где сидел отец. Они застали его за обычным занятием. Отец включал и выключал разноцветные лампочки, украшавшие новогоднюю елку.

— Папа, — начал сын, — мы с Леной должны тебе кое-что сказать.

— Ну что?

— Папа, как ты думаешь, откуда у тебя под подушкой утром оказался новый галстук и флакон с одеколоном?

— Дед Мороз принес, кто же еще! Прямо из лесу и принес, — отец включил и выключил гирлянду.

— Ну что я тебе говорила, — сказала сестра, повернувшись к брату.

Ты можешь оставить в покое гирлянду, папа, когда с тобой разговаривают! Так, значит, Дед Мороз… Ладно! А ты и вправду думаешь, что если с последним боем часов в новогоднюю ночь загадать желание, то оно обязательно исполнится?

— А то нет!

— Ты должен знать истину, — ледяным тоном сказал сын. — Галстук и флакон с одеколоном тебе под подушку положили мы с Леной. А что касается желания, то никакие желания не исполняются, если не приложить к этому волю, терпение, труд. Взять, например, меня. Разве б меня послали на математическую олимпиаду, если бы я весь год упорно не занимался? Правда, Лена?

— Правда, Митенька, правда, но нельзя же так сразу все… Ты бы сначала подготовил. Бедненький папочка, — Лена обняла отца за шею и поцеловала.

Когда дети заснули, отец жаловался матери:

— Нет, ты представляешь, входит ко мне и говорит: Дедов Морозов не бывает. Но это еще ладно. Это я и сам, может, и без него знаю. Хотя и сомневаюсь. Но чтобы загаданные в Новый год желания не исполнялись — это уж дудки! Молокосос несчастный! Помнишь, десять лет назад мы собрались у Кокосовых, и я загадал, что у нас родится мальчик. И в другие разы тоже загадывал — и исполнялось! А он говорит, не исполняется.

— Он еще маленький, — сказала мать. — Глупый. Вырастет — все поймет.

Наши ладони сошлись в рукопожатии.

— С наступающим! — сказал я. — Желаю вам успехов в труде и…

— …Счастья в личной жизни, что ли? — спросил он.

— Да, — несколько опешил я.

— А пооригинальней ничего придумать не могли?

— И здоровья, — сказал я.

— Спасибо, не помешает.

— И еще… и еще долгих лет жизни, — сказал я.

— Конкретно — сколько?

— Сто лет.

— Да уж не скупитесь, чего уж там, — сказал он.

— Двести лет!

— Ого!

— И… и… и… — ничего больше не приходило в голову.

— Вот дочка у меня в институт летом поступать будет, — сказал он.

— Желаю, чтобы она успешно сдала экзамены.

— Только еще не решила в какой.

— Желаю, чтобы она выбрала профессию по сердцу.

— Домик, — сказал он. — Небольшой домик в дачной зоне для полного счастья.

— Будет! — заверил я. — От всей души желаю вам его приобрести.

— И садовый участочек, — сказал он.

— И садовый участочек.

— Хороший вы человек, — сказал он. — Душевный.

— Ах, что вы!

— У вас, наверное, тоже есть заветные желания?

— Стоит ли говорить!

— Не стесняйтесь! В моем лице вы имеете доброжелателя.

— Девушка у меня, невеста, — признался я.

— Дорогой мой! В добрый час! Живите дружно и счастливо! Неужели это все?

— Правое крыло для «Москвича». — сказал я.

— О чем речь! Пусть удача сопутствует вам в поисках этой необходимой запчасти! Ну, продолжайте!..

— Не знаю, право, как и сказать, — замялся я.

— Смелее, мой друг!

— Такой, честное слово, пустяк, что неудобно и беспокоить.

— Беспокойте, я заклинаю вас, беспокойте меня!

— Короче, — сказал я, — не могли бы вы выпустить мою ладонь из своей.

И тут только он заметил, что уже минут десять сжимает мою ладонь.

— Тысяча извинений! — воскликнул он.

— Ничего, бывает, — сказал я, шевеля затекшими пальцами и думая, что некоторые наши желания сбываются порой на удивление быстро.

Доктор физико-математических наук профессор Ким Владимирович совершил открытие. Он открыл, что за окном стоит апрель. Ким Владимирович страшно удивился. Ведь только что был февраль со своими метелями, и вот вам, пожалуйста, — вдруг апрель. Ким Владимирович взглянул на календарь: на календаре стоял февраль. Ким Владимирович посмотрел в окно: там был апрель. Одно из двух: или врал календарь, или в окне что-то было не так. А поскольку любое научное открытие нуждается в строгой и тщательной проверке, то Ким Владимирович решил поставить на себе эксперимент — выйти на улицу и там все установить в точности.

Первое, что отважный ученый увидел во дворе, была девочка, которая прыгала через какую-то странную веревочку. Девочка была такая рыжая, что, если бы профессору раньше рассказали, что такие девочки существуют на свете, он бы ни за что не поверил. Но тут приходилось верить, девочка была самая настоящая.

— Чего это ты делаешь? — спросил профессор. Он был очень любопытный.

— Прыгаю через прыгалки, — сказала девочка.

— Странное слово какое — прыгалки. — сказал профессор. — Надо будет запомнить.

— И ничего не странное, обыкновенное слово, — сказала девочка. — А вы, дядя, разные ботинки на… дели: один коричневый, другой черный.

— Действительно, — сказал профессор, посмотрев на свои ноги. — А все потому, что я профессор. Все профессора вообще рассеянные. Ой, что это они делают? Хулиганы, они ломают деревья.