Он схватил кочергу и за пару движений обрушил камин. Второй раз рука через трубу не вытащит. Камни от осыпавшейся кладки пошли на затычки, чтобы закрыть глубокие щели в полу. Через них уже не пролезть чёрным пальцам великана.

– Попробуйте теперь поднять валуны! – язвительно бросил юноша, удовлетворённо устраиваясь в кресле. Усталость накатила подобно волне, прижимая к деревянной спинке. На колени по-кошачьи прыгнул пуховик. Странное создание вальяжно свернулось кренделем и засопело.

– Святая простота, – умилился юноша, разглядывая забавные кудряшки на меховой одежде. То ли кошка, то ли овечка – кто его разберет? Ради таких творений сна стоит укреплять оборону, нужно сберечь всех. Магический кокон, в котором заперто тело, долго не выдержит глупости здоровяков. Вскоре боль прорвёт завесу сновидений. Тут камня на камне не останется. Есть ли еще поблизости защита?

Пальцы нервно разгладили пуховик. Стоило рукам ощутить ворсистый мех, тревоги умчались. «Может, остаться?» – подкралась соблазнительная идея. Смерть во сне не самая болезненная… Ай! Мизинец наткнулся на что-то острое.

Из меховой шкуры питомца стыдливо выглянула игла. «Хм, одёжка потому и ласкалась, чтобы он вытащил занозу». Пальцы аккуратно извлекли железку, толще и длиннее привычных иголок. Стоило достать её, как пуховик начал тереться о ладонь, подставляя распущенный ворот.

– Не до тебя сейчас! – буркнул парень, отталкивая назойливый комок меха. Существо недовольно заурчало, словно говоря: подумай еще, я полезный!

Обдумывать предложение уже поздно. Стены выгнулись от череды быстрых ударов. Юноша обеспокоенно глянул в окно. Сквозь темную пелену с демоническим упорством летели хлопья снега. Ледяной град по очереди обстукивал стены, будто сундук, в котором вор ищет слабое место. Острые льдины целенаправленно рвались внутрь.

– Ты же не думал, что так быстро избавишься от страха? – просипел издевательский голос снаружи. – Твоими стараниями лёгкое беспокойство, бывшее белым дымом, выросло до снежной бури.

– Наконец, заказчик пожаловал, – юноша саркастически ухмыльнулся. – Не мог усидеть на месте? Хлебом не корми, дай поиграть с добычей. Неужели у демонов так мало радости?

Последние слова прозвучали чересчур громко, почти отчаянно. Юноша и не ждал ответа, однако замогильный голос за окном наполнило сладкое торжество.

– Как я мог упустить миг триумфа? Ты оставил ужас расти, подобно зерну, забытому в дальних землях души. Настало время урожая! Смотри!

Вьюга грянула оглушительным треском. Ветер играючи разорвал тучи-великаны. Холод с остервенением превратил клочки тумана в гигантские ледяные валуны. Камни один за другим полетели в сторожку, словно снаряды катапульты. Но дом героически держался, все больше сотрясаясь от глухого стука.

– Одному не справиться… – парень придержал пуховик за шиворот. – Давай я пришью воротник, а ты поможешь пережить шторм?

Существо утвердительно моргнуло пуговичками, и юноша принялся латать шерстяного союзника. Дом простоит какое-то время, я же обдумаю план.

Страх объединился с врагами. Судя по выкрикам, которые сопровождают каждую атаку, гигантов покрошило в салат, но не убило. Они еще управляют частями тел. Кажется, головы орут на ветер, подсказывая направление удара. Бьют прицельно. Уже десятый налёт по окнам или двери. Даже замороженные, силачи не хотят ломать здание целиком. Наверняка есть воля хозяина, которому приглянулась сторожка.

– Может, ты не просто куча досок? – крикнул единственный жилец, обращаясь к дому.

Внутри комнаты воцарилась гнетущая тишина, даже скрип половиц сошёл на нет. Казалось, потрёпанное жильё хотело уйти от ответа. Хотя, куда оно уйдёт? Это же дом. И какой ждать реакции от неказистой хибары – говорящего стула? Но магическая одёжа, урчащая на коленках, вполне живая.

– Слушай сюда, изба! – юноша схватил кочергу и от души замахнулся. – Говори! Или я всё в щепки разнесу!

Решительный взгляд сверлил покатую стену, будто лицо врага. Лакированная древесина обзавелась едва заметным блеском. Судя по резкому запаху, дом пропотел до самого основания. Доски изошли серыми пузырями.

– Зачем брёвна надул? – обескураженный юноша ткнул кочергой толстый пузырь. Опухшие стены ответили дрожью. Дом среагировал на вопрос по-своему, и ждал, что его поймут. Парень продолжал тупо пялиться на диковины жилища. Меж тем крышу обстреливали снегом всё сильнее. Доски недовольно скривились, будто губы учителя, который никак не мог донести простую истину до сорванца.

– Бубон на теле каравана! – прошептали деревянные губы. – Гнилой мальчишка!

Зычный мужской голос был странно знаком. Его вытащили из памяти, как очередную подсказку. «Дом не обзывался. Он пытался что-то показать». Юноша на всякий случай отошёл в центр комнаты. Не дождавшись нужной реакции, жилище продолжало «намекать». Из пыльных углов поползли чёрные точки. Древесина чахла на глазах, а парень никак не мог взять в толк, почему из-за слов «гнилой мальчишка» прогнили именно доски. Словно в утешение соседние брёвна обрели выпуклые очертания медицинских склянок. У ближайшей пробирки даже этикетка читалась: «от галавной боли».

Уголки губ невольно дёрнулись. «Эти склянки – следы любимого дела». Парень частенько помогал знахарю составлять грамотные надписи. Стены, как мозаика, сложились в единую картину. Порченые доски чередовались с выпуклыми медицинскими пробирками, совсем как чёрные и белые полосы в жизни.

– Этот дом – душа! Он создан из памяти и эмоций. Брёвна – добрые и злые воспоминания, – затаив дыхание, прошептал юноша. – Гнилой мальчишка – так меня называли караванщики!

Не удивительно, что часть дома испоганил грибок. Парня называли гнилым – остались прогалины в стенах. А милый сердцу труд у знахаря связан с бутылочками да зельями, поэтому хорошие воспоминания превратились в склянки. Такова его полосатая жизнь, если бы из жизни сложили дом.

– Ты доказал свою ценность, – парень робко погладил шершавое бревно. Под рукой древесина благодарно нагрелась. «Всем нравится, когда их понимают».

– Хм… Камин тоже что-то значил? – парень присмотрелся к засыпанному дымоходу. Дом молчал, впитывая следы прошлого разговора. Общение с живыми измотало утлое жилище.

Ладно, он сам догадается. К пятке подкатился кусок каменной кладки. «Неужели ради очередной подсказки пол слегка наклонили?» Булыжник напоминал затвердевшую пивную кружку, а соседний – сцепленные кулаки. Острые костяшки упирались друг в друга, отказываясь уступать.

– Пиво… спор, кто больше выпьет! Вот почему я уснул в таверне! А всё из-за проклятого ослиного упорства. Значит, дымоход, который я по дурости разобрал, – это… «Что-то вроде стержня души», – злые языки говорили, я на редкость твердолобый, почти, как кладка у камина.

Брёвна одобрительно улыбнулись паклей меж стен. Парень не напрасно выдохся, когда разворотил очаг. Сам себя лишил стержня. Да еще и огонь засыпал. Тяжело будет без огонька в душе, никакой внутренней мотивации.

Боевой настрой как-то улетучился. Если рухнет хибара, он потеряет рассудок. Враг хочет убить жильца, чтобы от тела осталась удобная оболочка, и с триумфом занять пустой сосуд. Ясно, почему великаны берегут сторожку. Их повелителю нужен здоровый организм, а не мешок костей с выжженной нервной системой. Возможно, невидимый властелин прячется неподалёку, чтобы проследить за расправой и вовремя занять дом.

Подоконник предательски треснул, впуская порыв ветра, а следом шум из реальности. Бугаи в таверне спорили и хлестали жертву по щекам, совсем как вьюга, которая бьётся о ставни.

– Эй! Приведи в чувство гада. Я малость переборщил с зажимом! – громыхнул виноватый баритон. Парень ощутил, что взлетает, когда кресло-качалка поднялась выше обычного. Кажется, его тело кинули другому вышибале.

– Сам сломал, сам чини! – просипел соратник, кручёным броском возвращая связанный кокон. Кресло вторило движениям и угрожающе наклонялось. Видать, второй бугай едва словил пленника.