Мы с Витькой невольно посмотрели друг другу в сторону паха и машинально сунули руки в карманы. Сжали кулаки, чтобы оттопырить шорты, и бугорок на ширинке не бросался в глаза. Вика заметила это и улыбнулась. По ее глазам стало понятно, что ей понравилась реакция нашего организма на ее такие вот выходки.

Мы пошли ко «Все по одной цене». Купол все еще окружал нас, и мы не задавались вопросом: почему? Если он был, значит так было нужно. Значит наши обереги видят, чувствуют зло и опасность и защищают нас.

Нам навстречу прошло много людей. Многих мы обогнали. Нам не приходилось расходиться, уступать дорогу. Даже две мамаши с колясками, занимающие всю ширину тротуара и прущие на нас, как шар для боулинга — на кегли, в последний момент свернули. Они не видели нас, но свернули. Нас никто не видел. Никто, кроме…

Когда мы проходили у супермаркета, мужчина вальяжной походкой — будто весь мир принадлежит только ему одному, о чем, видимо ему внушали массивная золотая цепь на шее и такие же часы на запястье — неторопливо шел в нашу сторону. Он выгуливал собаку. Наверное, ни один собаковод больше не ходит в парк, где валялся Иглыч. Накачанный лысый мужик с татуировками и поводком в руке не отпрянул, не отпрыгнул от нас. Он сел на лавку и уткнулся в телефон. Лысина сверкнула под солнцем.

Мы прошли рядом, и он нас не увидел, но его собака… Она бросилась на нас и облаяла, правда коснулась носом купола и отпрянула.

— Тише! — буркнул хозяин и потянул поводок, не поднимая глаз.

Собака успокоилась и проводила нас взглядом.

Не видели нас и автоматические входные двери «ВПОЦ», или датчик, если говорить точнее, отвечающий за их работу. Мы подошли к стеклянным дверям и уперлись в них носами, как ранее собака — в купол. Двери не раскрывались, хотя подергивались, словно чувствуя нас. Они словно протестовали. Словно хотели нас впустить в магазин, да их головной мозг, датчик, давал им другое указание.

— Вонючий Козлов не оставляет мне шанса! Он и эти двери забаррикадировал! Ну ничего, со стеклом-то я справлюсь!

— Вить, подожди, — остановила его Вика, когда он уже замахнулся Разводным. Не знаю, смог бы он разбить стекло или нет, но выглядел он как человек, которого уже сложно остановить. Его бы не остановила даже железная, толщиною в метр, дверь бомбоубежища, выдерживающая взрыв в несколько мегатонн. Даже если бы сломался Разводной Ключ (что маловероятно), он проломил бы ее руками, стирая кулаки в пыль. Оставшееся он бы догрыз. — Может быть, они просто неисправны? Может, сейчас придет мастер и исправит их? Давай подождем.

Витя промолчал. Он сложил Ключ обратно в тряпочку, сплюнул сгусток и сгустком же сморкнулся. Да, он все больше походил на мужлана, и это мне начинало не нравится, хоть и ранее было иначе.

Дверной мастер не пришел, двери были исправны. Перед нашими носами в магазин зашло и вышло несколько человек. Открываясь и закрываясь, двери даже не скрипели.

Когда к магазину подошел тот самый лысый мужик с собачкой, мы уже находились в положении «на старт!». «Вниманием» послужил лай собачки, поводок которой лысый привязал к поручню. Команда «Марш!» поступила, когда мужик снова окликнул собаку, пригрозил ей пальцем, чтобы та больше не лаяла зря ума, и дурацкой походкой Конора Макгрегора подошел к двери. Они раздвинулись.

Мы влетели в прохладное помещение, обдуваемое кондиционерами. Была мысль, что, как только мы пересечем порог, двери захлопнутся и придавят нас и лысого в золоте, но она была такой же мимолетной, как и бег, завершившийся на третьем шаге. Двери позади нас так же плавно закрылись и так же плавно открылись, когда из магазина выходила женщина с громадным пакетом покупок. В нем, кажется, было все.

«ВПОЦ» — странный магазин со странным ассортиментом. В нем торгуют, казалось бы, всем, что только можно представить. Первым встречает прилавок с сезонными товарами: садовый инструмент, семена и удобрения местного завода. Следом — бытовая химия, за ним — одежда, напитки, строительные мелочи и товары для автолюбителей. Между стеллажей со снеками и чаем располагаются морозильники с мясными продуктами. Чтобы найти рыбный отдел, нужно обойти отдел выпечки, пройтись по рядам с прессой и канцелярией, завернуть за россыпью детских игрушек в большем контейнере и направиться точно на вывеску «Игрушки для взрослых», где, помимо матовых стеклянных дверок с замком, сидит консультант своего отдела. Вот у него и нужно спрашивать дорогу в рыбный.

Вторая странность «ВПОЦ» — цены. Они далеко не одинаковые, о чем трубит название магазина. Раньше, когда я был совсем мелким, когда передвигался или в коляске, или на руках родителей… или на руках сестры… на каждом ценнике была одна цена — 39 руб. 00 коп. Но тогда и ассортимент был куда скромнее нынешнего. С появлением новых товаров, появлялись новые цены: пятнадцать, пятьдесят, семьдесят пять и сто десять рублей. Позже маркетологи постарались: придумали цены, кратные двадцати рублям, чтоб хоть как-то увязать неразбериху среди покупателей. Теперь же все это — недалекое, но всеми забытое прошлое. Теперь цена на товары совершенно разная и скачет от десяти до трех тысяч, а от старого магазина, который все любили за его не всегда качественные, но недорогие товары, осталось только название. «ВПОЦ» теперь должен называться «ВПРЦ» — «Все по разной цене».

Пригнув головы, мы шныряли по магазину. Знали, что нас никто не видит, но скрывались. Витька даже решил воспользоваться своей невидимостью — урвать шоколадный батончик, но остерегся, когда пожилой охранник вдруг резко встал с табурета и направился на нас по узкому коридору. В руке он держал рацию для связи с другим охранником, но вряд ли он смог бы связаться по ней даже с самим собой… Нет, речь не об умственной способности деда, последним инновационным гаджетом которого были электронные часы с циферблатом и будильником, отключить который могли только его внуки. Речь о том, что рация, которую дед виртуозно покручивал, как Роланд Дискейн — револьверы, продавалась в отделе детских игрушек за полторы сотни рублей. Батарейки, естественно, в комплект не входят и в этом же магазине стоят вдвое дороже самой рации. Не удивлюсь, если служба безопасности «ВПОЦ» ради экономии снабжает охрану нерабочим инвентарем — чисто для устрашения…

Впрочем, Федор Иванович (да, я разу узнал седого охранника, проживающего в первом подъезде дома, где я жил) прошел мимо и остановился у стопки глянцевых журналов с полуголыми моделями на обложках. Там и завис.

Мы обошли все ряды магазины несколько раз, но так и не нашли в нем Аварию. Его зов был едва слышим и неразличим. Перевести его мы не могли.

В магазине было много людей, и многих из них я узнал, как Федора Ивановича. Но я не знал их имен, кроме имен двух других охранников, пары-тройки консультантов и уборщицы из другой страны, едва говорившей на русском — их имена были на бейджах. Половина персонала работала с тех самых пор, как впервые на руках папы я попал в магазин. Другая половина работала не больше года. Уборщица устроилась не так давно — ее лицо было новым для меня.

За те пять-десять минут брождения по торговому залу, мы встретили с полсотни сменяющих друг друга покупателей. И стар, и млад. Из них ранее я видел сорока двух. Из этих сорока двух меня знали или могли узнать минимум семь: близняшки Маша и Наташа из параллельного класса, бывший коллега папы со своей женой, два старшака со двора и женщина из «Пекарни у Вилли», правда без дурацкого колпака.

Каждый раз, встречая узнаваемых, я старался скрыться за спинами Вити и Вики и стянуть козырек бейсболки до носа. Не будь купола, своим поведением точно вызвал бы подозрение. Но купол был.

— Либо мы его не нашли, либо он нас обманул! — сказал Витя, когда мы совершили очередной безрезультатный круг по залу. Он пнул по прилавку с чипсами, несколько упаковок упало.

Первым, размахивая рацией и кулаками, подбежал Федор Иванович, за ним — консультант отдела детского питания с именем НИНА на бейдже. Пока охранник осматривал ряд, она укладывала чипсы на место.