толкнет?”). Если бы в этот момент в комнату вошел посторонний, он бы посмотрел на задающего вопрос учителя с тем же недоумением, с каким это делаем мы, когда нам рассказывают о своем сне.

Однако непонятность сновидения связана с изложенной ранее проблемой, когда мы видели, что

для защиты от определенных действий используется скрытое в бессознательном представление о

будущем. Данное фундаментальное положение о человеческом мышлении и поведении, согласно

которому бессознательная руководящая линия воплощает скрытый в бессознательном личностный

идеал, я подробно излагал в своей книге “О нервном характере”. Этот личностный идеал и ведущая к

нему руководящая линия содержат тот же самый материал (мысли и чувства), что и сновидение, и те

процессы, которые за ним скрываются. Внутренняя потребность, являющаяся причиной того, что

душевный материал остается в бессознательном, столь сильно давит на мысли, образы, слуховые и

зрительные восприятия во сне, что они, чтобы не подвергать опасности цельность личности, тоже

остаются в бессознательном, или лучше сказать — непонятными. Вспомните, например, о сновидении

пациентки, боявшейся открытых пространств. То, к чему она, в сущности, стремится в силу своего

бессознательного личностного идеала, — это господство над своим окружением. Если бы она поняла

свои сны, ее честолюбивые помыслы и поступки должны были бы отступить перед критикой со

стороны ее бодрствующего мышления. Но так как ее действительное стремление направлено к

господству, сон должен быть непонятным. Теперь становится очевидным, что если чрезмерные цели

невротика удастся переместить в его сознание и там их сгладить, то все формы нервозности перестанут

быть стойкими и начнется процесс выздоровления.

– 190 –

Теперь на примере выдержек из анализа сновидения одной пациентки, лечившейся у меня по

поводу раздражительности и мыслей о самоубийстве, я хочу показать, как осуществляется толкование

снов самим пациентом. Особое внимание я хочу обратить на то, что аналогии мыслей сновидения

каждый раз проявляются в виде “как будто”*, с чего и начинает свой рассказ сновидица.

Затруднительное положение пациентки заключалось в том, что она влюбилась в мужа своей сестры.

Сон про Наполеона**

“Мне снилось, будто я нахожусь в танцевальном зале, на мне прелестное голубое платье, я мило

причесана и танцую с Наполеоном”.

По этому поводу мне приходит в голову следующее.

Я возвысила своего зятя до Наполеона, ведь иначе и не стоило бы стараться отбивать у сестры

мужа. (То есть ее невротическая сущность направлена вовсе даже не на мужа, а на то, чтобы

возвыситься над сестрой.) Чтобы придать всей этой истории благопристойный характер, а также для

того, чтобы не возбудить подозрения, будто к этому поступку меня побудила месть из-за того, что я

опоздала, я вообразила себя принцессой Луизой, занимающей положение выше моей сестры, так что

кажется вполне естественным, что Наполеон решает разойтись со своей первой женой Жозефиной, чтобы взять в жены равную ему по положению женщину.

Что касается имени Луиза, то я им давно уже пользовалась; один молодой человек спросил

однажды, как меня зовут, и моя коллега, зная, что имя Леопольдина мне не нравится, без обиняков

сказала, что меня зовут Луизой.

Мне часто снится, что я принцесса (руководящая линия), и это проявление моего колоссального

честолюбия, которое все

* Ср. Файхингер “Философия “как будто” , Берлин, 1911. Теоретические взгляды автора в других областях полностью

совпадают с моими взглядами в нейропсихологии.

** Наполеон, Иисус, Орлеанская дева, Дева Мария, а также царь, отец, мать, брат и т. д. часто являются замещающими

образами распаленной жажды превосходства и представляют собой направляющие, вызывающие аффект фигуры в душевной

жизни невротика.

– 191 –

время заставляет меня во сне искать мост через пропасть, отделяющую меня от аристократов. Кроме

того, эта фантазия рассчитана на то, чтобы при пробуждении еще болезненнее ощущать, что я выросла

на чужбине, что я покинута и одинока; мрачные чувства, которые затем овладевают мною, приводят

меня в такое состояние, когда я становлюсь резкой и грубой со всеми людьми, имеющими счастье быть

со мною связанными.

– 192 –

РОЛЬ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО В НЕВРОЗЕ*

Наше понимание отдельных вопросов в психологии неврозов настолько тесно связано с

индивидуальным подходом и воззрением самого исследователя, что можно утверждать: любая рабочая

гипотеза, хотя и вытекает из частных знаний, отражает широту воззрений и границ познаний ее

автора. Причем в такой степени, что становится понятным, каким образом возникают различные

мнения, оценки, предположения, почему та или иная школа выдвигает этот пункт своих воззрений и

умаляет другой, почему в одном случае подчеркивается важность наблюдаемого материала, а в другом

он считается несущественным. Тот, кто является сторонником любого сформулированного учения, вряд

ли испытывает какие-либо сомнения**, словно внутренние противоречия этого учения им не

осознаются. В целом он ведет себя как пациент-невротик, не допускающий изменения своего

жизненного плана до тех пор, пока не увидит свой бессознательный идеал величия и не отрешится от

него как от неосуществимого. Для сравнения приведем слова Бако из его “Novum Organum” о тех, кто

считает, что одним трудом вряд ли можно многого добиться: “Это связывается у них лишь с верой в

собственное непревзойденное совершенство. А потому им хочется, чтобы все, чего они не изобрели и

не освоили, вообще считалось бы непостижимым и невозможным”.

В отличие от некоторых других авторов я предложил бы читателю применять эту точку зрения и к

последующим рассуждениям. Психотерапия — это искусство. Самоанализ, имеющий ценность лишь

для выяснения собственной жизненной линии, сравним с автопортретом и уже поэтому не дает никаких

гаран-

* Впервые опубликовано в Zentralblatt fur Psychoanalyse, Bd. 3, 1913, S. 169—174.

** См.: Фуртмюллер “Психоанализ и этика”, Мюнхен, 1912.

– 193 –

тий для “свободного от предвзятостей” исследования, поскольку он, к сожалению, опять-таки

осуществляется ограниченными средствами личности (или двух личностей), а индивидуальная

перспектива не позволяет рассматривать себя иным способом, кроме как индивидуально. Поэтому

использование при обсуждении психотерапевтических воззрений личных, а не научных объективных

аргументов — это непозволительная выходка, объяснимая разве что юным возрастом нашей

дисциплины, к которой в дальнейшем нельзя относиться с сочувствием.

Границы индивидуального отнюдь не являются помехой в психотерапевтической практике. Если

невротик боится гнета реальности, то врач учит его адаптироваться к этой реальности и обществу. Союз

врача и пациента постоянно препятствует невротику в том, чтобы блуждать среди фикций. И до тех пор, пока пациент намерен бороться за свое превосходство, врач указывает ему на однобокость и

закостенелость его установки*. При этом незыблемой основой для него остается требование и польза

человеческой общности, кооперации.

Наибольшая сложность при лечении заключается в том, что пациент вроде бы понимает