– 211 –

которые ему необходимо было устранить, огромных противоречий со своим окружением, которые он

нашел в себе силы преодолеть, Достоевский неизбежно пришел к формулам, вобравшим в себя и

выражавшим его глубочайшее стремление доказывать на деле свою любовь к ближнему. Так он пришел

к формуле, которую мы можем поставить гораздо выше категорического императива Канта: “Каждый

несет ответственность за вину другого”. Сегодня мы как никогда чувствуем, сколь глубока эта

формула и насколько тесно она связана с жизненными реалиями, которые не вызывают никаких

сомнений. Мы можем опровергать эту формулу, но она снова и снова будет всплывать на поверхность и

наказывать нас за ложь. Она оказывает гораздо большее действие, чем, например, понятие любви к

ближнему, которое зачастую недопонимается или превращается в тщеславие или категорический

императив, который также проявляется в обособленности личных стремлений. Если я ответственен за

любую вину ближнего и за вину всех, то я вечно в долгу, который подстегивает меня, делает меня ответственным, требует от меня уплаты.

Таким образом, Достоевский как художник и этик является для нас великим и непостижимым.

То, чего он достиг как психолог, неисчерпаемо и поныне. Мы смеем утверждать, что его зоркий

глаз психолога проник глубже, чем та психология, которая формируется на основе абстрактных

рассуждений, поскольку он был ближе к природе. И тот, кто рассуждал о значении смеха, как это делал

Достоевский, о возможности лучше узнать человека из его смеха, равно как и из всей его жизненной

позиции, кто ушел настолько далеко, что столкнулся с понятием случайной семьи, в которой каждый ее

член живет сам по себе и насаждает в детях тенденцию к дальнейшей изоляции, к себялюбию, тот

увидел больше, чем еще и сегодня можно требовать и ожидать от психолога. Кто увидел, как

Достоевский изображает в своем “Подростке”, что все его фантазии закутанного в одеяло мальчика

выливаются в понятие власть, кто так тонко и метко изобразил возникновение душевной болезни как

средство протеста, кто углядел в человеческой душе склонность к деспотизму как Достоевский, тот и

се-

– 212 –

годня может считаться нашим учителем, каким он был и для Ницше. Его рассуждения о сновидении

остаются непревзойденными и поныне, а его представление о том, что никто не способен мыслить и

совершать поступки, не имея цели, не имея перед глазами финала, совпадает с самыми современными

достижениями индивидуальной психологии.

Итак, существуют самые разные сферы, в которых Достоевский стал для нас бесценным, великим учителем.

Реальность жизни подобна лучу солнца, который попадает в глаз спящему. Спящий протирает свои глаза, переворачивается

на другой бок и ничего не знает о случившемся, Достоевский же мало что проспал и многое пробудил. Его образы, этика и

искусство способствуют глубокому пониманию жизни человека среди других людей.