недостаточно мужественен, ему никогда не справиться с женщиной. Эта психическая установка

сопоставима с постоянным чувством неполноценности и определенным образом вторгается в судьбу

человека, заставляя его поддерживать свой престиж иным способом, а не в исполнении реальных

требований на “полезной” стороне жизни.

Нельзя не заметить, что пациент добился того, что было целью его тайной подготовки к

безбрачию и к чему подталкивали его страх перед партнером, сцены борьбы и тревожное отношение к

женщине. Равно как и то, что он относился к своей невесте как к матери, которую тоже хотел подавить.

Такое отношение, продиктованное стремлением к победе, было неправильно истолковано фрейдовской

школой как инцестуозная влюбленность в мать. В действительности же детское чувство

неполноценности пациента, подкрепленное болезненным отношением к своей матери, понуждает его

второй в своей жизни раз довести дело до борьбы с женщиной, опираясь на сильнейшую защитную

тенденцию. То, что мы обычно понимаем

– 17 –

под любовью, в данном случае является не развитым чувством общности, а всего лишь ее видимостью, карикатурой — средством достижения цели. Цель же сводится к тому, чтобы наконец-то добиться

триумфа над подходящим существом женского пола. Отсюда постоянные испытания и требования, отсюда и ожидаемый разрыв отношений. Разрыв не “случился”, он по всем правилам искусства был

инсценирован, а при его “конструировании” были использованы старые испытанные средства, в

которых мужчина упражнялся на своей матери. Теперь поражение в браке исключено, поскольку брак

был им предотвращен. В этой установке видна гипертрофированная позиция “личности” по

отношению к “целесообразности” , естественности. Объяснить это можно наличием боязливого

честолюбия. Существуют две формы честолюбия, из которых вторая сменяет первую, как только

человек утрачивает мужество в результате поражения. Первая форма стоит позади человека и гонит его

вперед. Вторая находится перед человеком и оттесняет его назад: “Если ты перейдешь Галис, то

разрушишь великое царство”*. Вторая форма честолюбия свойственна прежде всего невротикам, первая

же проявляется у них лишь в виде следов, при определенных условиях. Тогда они тоже говорят: “Да, раньше я был честолюбив”. Однако они по-прежнему такие же, только из-за конструирования своего

недуга, расстройства, безучастности преградили себе путь вперед. На вопрос: “Где же ты был, когда

делили мир?” — они всегда отвечают: “Я был болен”. Таким образом, вместо того чтобы заниматься

внешним миром, они занимаются собой. Впоследствии Юнг и Фрейд ошибочно истолковали этот

важнейший невротический процесс как врожденные (?) типы: один как “интроверсию”, другой — как

“нарциссизм”.

Если в поведении этого мужчины вряд ли осталось что-нибудь загадочное и в его властолюбивой

установке мы отчетливо видим агрессию, выдающую себя за любовь, то нервный срыв

* Галис — река в Малой Азии на границе между Лидией и Персией, образовавшаяся из слез сатиров. Именно эту реку

перешел царь Крез, неправильно истолковав предсказание оракула, в котором говорилось о том, что если он перейдет реку

Галис, то разрушит великое царство. В предсказании говорилось о царстве самого Креза: он был побежден царем Персии

Киром Старшим.

– 18 –

пациента менее понятен и нуждается в некотором пояснении. Тем самым мы вступаем непосредственно

на “территорию” психологии неврозов. Вновь, как и в детстве, пациент потерпел крушение при

отношениях с женщиной. В подобных случаях невротику хочется укрепить свою уверенность и

укрыться на максимальном расстоянии от опасности*. Наш пациент нуждается в срыве, чтобы лелеять в

себе причиняющее боль воспоминание, чтобы поставить вопрос о вине и решить его не в пользу

женщины, чтобы впоследствии подходить к делу с еще большей осмотрительностью. Сегодня этому

мужчине 30 лет. Допустим, что лет 10—20 он будет носиться со своим горем и еще столько же будет

оплакивать свой потерянный идеал. Тем самым он, пожалуй, навсегда застрахует себя от каких бы то ни

было любовных отношений и, соответственно, от нового поражения.

Он опять конструирует нервный срыв с помощью старых, проверенных на опыте средств, подобно

тому, как, будучи ребенком, отказывался, например, от еды, сна, работы и играл роль умирающего.

Теперь чаша с виной возлюбленной опускается, а сам он возвышается над ней по уровню воспитанности

и силе характера. И вот он достиг того, к чему стремился: он выше, лучше, а его партнерша “плохая, как

и все девушки”. Они не могут сравниться с ним, мужчиной. Тем самым он исполнил долг, который

ощущал еще ребенком, — показал, что стоит выше, чем женский пол, не подвергая испытанию свои

силы.

Мы понимаем, что его нервная реакция не может оказаться слишком острой. Он обязан жить на

земле как живой укор женщине**.

Если бы он знал о своих тайных планах, то все его деяние было бы проявлением враждебности и

злого умысла, поэтому поставленная цель — его возвышение над женщиной — была бы вообще

недостижима. Ведь он увидел бы себя таким, каким его видим мы, он обнаружил бы, как

фальсифицирует все и подводит к заранее намеченной цели. То, что с ним происходило, не было бы

больше “судьбой”, не говоря уже о том, что для

* См. “Проблема дистанции” (Философия “как если бы”, 1913).

** Становится очевидной параноидная черта. См.: “Жизненная ложь и ответственность в неврозе и психозе”

(Философия “как если бы”, 1913).

– 19 –

него это оказалось плюсом. Его цель, жизненный план, жизненная ложь требуют этого плюса! Поэтому

и “получается”, что этот жизненный план остается в бессознательном. И таким образом можно

думать о судьбе, за которую не отвечаешь, а не об осуществлении долго готовившегося, ухищренного

плана, за который несешь ответственность.

Оставлю в стороне подробное изображение “дистанции”, которую невротик устанавливает между

собой и решением (в данном случае браком), а то, как он это делает, ограничу описанием

“невротического конструирования”. Следует только указать, что эта дистанция отчетливо проявляется в

“боязливой установке” пациента, в его принципах, мировоззрении и жизненной лжи. Наиболее

действенными для ее проявления всегда оказываются невроз и психоз. Необычайно велика также

склонность к проистекающим из этих же источников перверсиям и разного рода импотенции. Сделка и

примирение человека с жизнью проявляются в конструкции, состоящей из одного или нескольких

сослагательных предложений: “Если бы что-то было по-другому!..”

Вопросы воспитания, которым наша школа придает самое большое значение (см.: “Лечение и

образование” , 1929), строго вытекают из этих отношений.

Из плана данной работы следует, что наше исследование, как и лечение, идет в обратном

направлении: сначала рассматривается цель превосходства, затем разъясняется состояние борьбы

человека* (особенно невротика) и только потом делаются попытки понять источники этого важного

душевного механизма. Одну из основ этой психологической динамики мы уже раскрыли: она

заключается в исходной склонности психического аппарата обеспечивать приспособление к реальности

с помощью уловки, фикции и целевой установки. Я должен вкратце осветить, каким образом цель —