– И вам не подавиться, – постаравшись добавить в свою улыбку как можно больше яда, пожелала я.

– Как вам спалось? – вежливо поинтересовалась Анабэль, отрезая уголок от поджаренного хлеба с сыром и помидорами.

Приборы в моей руке раздраженно звякнули о тарелку. Подняв взгляд на виконтессу, я пренебрежительно усмехнулась.

– Делаете вид, будто бы ваш брат ничего вам не рассказал?

Мягкое выражение лица виконтессы чуть охладело. Анабэль скользнула по мне изучающим взглядом. В ее глазах промелькнула тень тревоги, но тут же все исчезло. От железного самоконтроля Рангвальдов мое раздражение плавно перетекало в бешенство. Их сложно было прочесть и понять, и меня это злило. Грудь колола легкая зависть их выдержке – у меня так никогда не получится, но потом я напомнила себе, что важнее всего оставаться собой, а не пытаться скрыть свою сущность за выстроенными стенами безразличия и холодного спокойствия. Поступать вопреки собственным чувствам – означает обманывать себя. Нужно давать им волю, а не держать взаперти. Лепить из себя кого-то другого в зрелом возрасте куда больнее, чем в детстве. Это все равно что пытаться уже обожжённому в огне доменной печи глиняному кувшину придать форму тарелки. Поэтому я никогда себя не сдерживала.

– Что случилось? – Анабэль отложила приборы и со всей серьезностью обрушилась на меня взглядом своих зеленых глаз.

Я не торопилась отвечать, медленно накалывая овощи на вилку. Зато от нетерпения аристократки воздух буквально завибрировал. Идвал прекратил уплетать завтрак за обе щеки и тоже уставился на меня с толикой настороженности.

– Ничего особенного. Я всего лишь ходила во сне. А ваш брат обвинил меня в попытке побега и запер в комнате, – решив, что собеседники достаточно промариновались в собственных догадках, ответила я.

– Надеюсь, не в своей? – поинтересовался Идвал, но весь его вид говорил о том, что надеялся он как раз на обратное. Губы мужчины едва сдерживали ехидную улыбку, их уголки заметно подрагивали, пытаясь взлететь вверх. Резко повернув голову в его сторону, я метнула в нахала яростный взгляд вместо вилки, которая так и стремилась вылететь из моих пальцев в кого-нибудь из этих людей.

– Идвал, прикуси язык, – отрезала Анабэль в его адрес раньше, чем я успела открыть рот. Мимолетный взгляд виконтессы скользнул к Миф, но та едва заметно наклонила голову и уткнулась в свою тарелку. Напряжение сжало мое тело. Что-то в этих переглядках настораживало и немного пугало. Злость на Рангвальдов и саму себя за то, что я их совсем не понимаю, снова пролилась в душу.

– А это так? – обратилась ко мне Анабэль. Ее цепкий взор пронзил меня точно стрела. Так на меня смотрел граф Рангвальд, когда застал посреди ночи в коридоре.

Я отпихнула тарелку и бросила приборы на стол.

– А вас только это волнует? Вовсе не чертовщина вашего замка? – вспыхнула я и резко встала.

– Что ты имеешь ввиду? – не унималась Анабэль.

– Ничего, – поняв, что сболтнула лишнего, отмахнулась я. Вдруг, это был обычный лунатизм на почве нервного потрясения, и все странности я сама себе придумала? Не позволю, чтобы обо мне думали, как о сумасшедшей.

– Спасибо за завтрак, – бросила я уже через плечо и направилась прочь из столовой. – Не надо меня провожать. Я прогуляюсь по коридорам.

Вылетев из гостиной, я отошла как можно дальше и лишь на лестничном пролете остановилась, чтобы перевести дух. Эмоции плавились внутри под собственным жаром и испарялись подобно влаге под палящим летним солнцем, освежая голову. Успокоившись, я направилась вниз по лестнице, чтобы попытаться найти выход и запомнить к нему дорогу. В мыслях снова всплыла сегодняшняя ночь. Что-то в этих событиях не давало мне покоя.

Сбежав вниз на пару лестничных пролетов, я резко замерла. Осознание того, что меня беспокоит, вспыхнуло в голове ярким фейерверком. Почему граф Рангвальд бродил по замку в столь позднее время? Страдал бессонницей или была другая причина?

Я резко выдохнула, пытаясь избавиться от этих мыслей. Зачем я пытаюсь найти странности там, где их нет? Мне не дает покоя тот факт, что меня насильно держат в этом замке, и со злости в голову лезут бредовые мысли.

По второму этажу я блуждала около часа, но так и не нашла ни лестницы, ни выхода. Ориентируясь по пейзажу за окном, я примерно представляла расположение замка, но все равно металась по коридорам без особого результата. Все они казались одинаковыми. Когда я в третий раз прошла мимо одной и той же вазы, терпение мое лопнуло, и я едва не спихнула ее с постамента.

За окном цвел сад, по которому вальяжно прогуливался летний день. Можно было бы выбраться наружу через окно, но для того, чтобы повернуть отпирающие щеколды, мне потребовалось бы взобраться на лестницу. Разочарованно выдохнув, я устроилась на подоконнике и грустным взглядом смотрела на сад через стекло. Пышное цветение деревьев отзывалось в душе радостным трепетом. Воспоминание о дяде, с которым мы любили сидеть под распустившейся душистой вишней у нас в саду, сжало сердце грустным теплом. Он читал мне приключенческие романы, разными интонациями озвучивая героев, и, порой, разыгрывая целый театр. Тетушка улыбалась, наблюдая за нами через кухонное окно, и все равно ворчала, что меня подобные книжки только испортят. Краем сознания окунувшись в прошлое, я не сразу поняла, что плачу. Больше всего мне бы хотелось сейчас оказаться в объятиях Ригана, вдыхая чудесные ароматы сирени.

Утерев слезы ладонью, я бросила еще один прощальный взгляд на сад и поднялась с подоконника. Нужно было действовать, а не рыдать от собственного бессилия. В последний раз прильнув к стеклу, чтобы разглядеть ту часть замка, к которой прилегал сад, я направилась вдоль окон. За садом темным фантомом виднелся лес, мрачный даже в летний день. С другой стороны замка находился парк и озеро, на которые выходили окна моей комнаты. Это означало, что выход может быть только со стороны сада. Скорее всего, помимо парадных дверей имелись и запасные, но я не тешила себя бесплотными надеждами, что смогу их найти. У прислуги было бы неразумно спрашивать о таких вещах – они сразу же могут доложить Рангвальдам и сломать мои планы. К тому же, кроме Милифтины и дворецкого, я больше никого здесь не видела.

Коридор, по которому я шла, повернул, и я последовала за ним, но сразу же уткнулась в огромную двустворчатую дверь из черного дерева, оплетенную металлическими узорами. Одна створка была слегка приоткрыта, бередя мое любопытство. Сквозь узкую щелку пробивались лучи солнечного света, нашептывая мне заглянуть внутрь. Рука потянулась к двери, но створка открылась прежде, чем я успела коснуться черного дерева. Одернув руку, в тот же миг я отпрянула назад. Навстречу мне вышел Тамаш. Пробежавшись по мне ничего не выражающим взглядом, он прикрыл за собой дверь, не дав мне возможности что-либо разглядеть за его спиной.

– Что ты здесь делаешь? – хмуро поинтересовался юноша таким тоном, словно ответ его вовсе не волновал, и вопрос был риторическим. Не дав мне возможности ответить, он тут же продолжил:

– Никогда не заходи в эту дверь. Это запрещено.

– И что же там такого, что туда нельзя? – усмехнулась я, вздернув подбородок вверх. Я была ниже Тамаша на голову, но старалась уравнять его превосходство надо мной в росте своим характером. Вишневые глаза юноши странно блеснули, как будто бы мое поведение его слегка позабавило.

За дверью кто-то протяжно завыл, вызвав шевеление холодных мурашек под кожей. Взгляд непроизвольно скользнул через плечо Тамаша на черную дверь. Вой повторился, и я вздрогнула.

– Что там? – повторила вопрос я, настороженно посмотрев на Тамаша.

– Не суй свой красивый носик куда не следует, и может быть, дольше проживешь, – посоветовал мне юноша и легким кивком головы указал направление, в котором мне следовали пойти. Передернув плечами, чтобы показать свое безразличие к его секретам, я гордо развернулась и зашагала обратно.

Вой, раздавшийся из-за двери, догнал меня и толкнул в спину. В этот раз он звучал протяжно и жутко, как скрежет несмазанных петлиц в темном подвале. Невольно я ускорила шаг, стараясь не задавать вопросы, на которые, скорее всего, не хочу знать ответы.