– Нет. Пусть не строит себе иллюзий, тогда она легче воспримет правду, – холодно отозвался Идрис и повернулся к сестре. Его серые глаза налились антрацитовой темнотой. Каждый мускул лица был напряжен. Таким Анабэль видела его нечасто.

– Значит, ты не собираешься на ней жениться? – вопрос прозвучал скорее риторическим, ибо Анабэль уже поняла, что когда дело касается ее брата, все не может быть простым и однозначным. И все же она хотела получить ответ, который бы ее устроил.

– Разумеется нет. Она здесь не для этого, – решил не разочаровывать сестру Идрис. Постепенно его взгляд оттаивал и светлел. Чем дольше он смотрел на сестру, тем яснее становились его глаза. Краешек его губ тронул призрак улыбки и тут же рассеялся.

– Тогда зачем она здесь? – допытывалась Анабэль.

– Бэль, не будем об этом сейчас. Мне самому многое нужно обдумать. Произошли кое-какие события, которые я не смог проигнорировать. Следите за ней, чтобы не пыталась сбежать и навредить себе.

Лицо Идриса оставалось чистым листом. В глазах клубился густой туман задумчивости, не позволяющий угадать, что за мысли циркулируют у него в голове.

– Хорошо, – Анабэль кивнула, больше не пытаясь задавать вопросов. – Попрошу Идвала и Тамаша, чтобы следили за ней. И сама тоже буду.

– Идвал редко бывает серьезен, мысли Тамаша заняты только экспериментами. Приставь к ней лучше Милифтину под видом прислуги. Пусть глаз с нее не спускает. Одной проблемой будет меньше. Чтобы она вела себя тише и не доставляла новых проблем, нужно создать видимость, что мы для нее не враги, и она в безопасности, – вынес свой вердикт Идрис.

– А мы враги? – решила уточнить Анабэль, совершенно не понимая, что за игру затеял ее брат.

– Этого я пока еще не знаю, – задумчиво отозвался он.

– Идри, мне все это не нравится. Да и Миф… это плохая идея, – попыталась образумить брата Анабэль, но тщетно. Идрис уже все решил.

– Бэль, ты переживаешь зря. Миф справится, у нее прекрасная выдержка.

– Что ж, может ты и прав. Что насчет прислуги? Они не станут проблемой? – предупредила брата Анабэль, все еще терзаемая сомнениями насчет этого решения.

– Я избавился от всех. Оставил только самых… человечных, – заверил сестру Идрис с тенью улыбки на губах. Виконтесса удовлетворенно кивнула и собралась было уходить, но Идрис остановил ее легким движением руки. Анабэль вопросительно подняла брови.

– Эта девушка… о чем вы говорили? Тебе ничего не показалось странным? – несколько секунд прежде, чем задать этот вопрос сестре, граф Рангвальд едва заметно колебался, но все же решил его озвучить.

Вопрос показался Анабэль странным, немало ее озадачив. Виконтесса мысленно перебрала их недавний разговор с Селенией и пожала плечами.

– Ничего такого. Протестовала, орала. Решила, что я твоя любовница. Кстати, она не первая. Пора бы уже выдать меня замуж, чтобы ни у кого не возникало вопросов, – усмехнулась Анабэль, чтобы разрядить напряженную обстановку, но сделала только хуже. Привычную серость глаз Идриса мгновенно затянуло предгрозовой чернотой. Его плечи напряглись, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Анабэль сразу пожалела о своей глупой шутке и попыталась невинной улыбкой рассеять тьму в глазах брата.

– У тебя кто-то есть? – тон Идриса напоминал заледеневшую реку, которая неосторожному взгляду покажется непоколебимой, но один неосторожный шаг, и холодные давящие объятия смерти сразу выжмут из груди последние остатки жизни.

– Идрис, тебя все боятся! На меня даже бездомный, которому нечего терять, не посмотрит! – голос Анабэль звучал звонко и беззаботно, но за веселостью можно было услышать сталь неопровержимой истины. Однако, Идрис продолжал пронизывающим взглядом взирать на сестру, словно бы хотел заглянуть в ее мысли сквозь широкий черный диск зрачка. Анабэль же в свою очередь пыталась всем своим видом убедить брата в том, что это была лишь глупая шутка. Порой, Идрис позволял ей подобные шалости, но только не в моменты, когда он был зол или растерян.

– Замечательно, – холодно усмехнулся он, наконец, ставя точку в их зрительном диалоге. – Нечего кому-то на тебя смотреть. В прошлый раз это закончилось весьма прозаично.

– Прозаично? – Анабэль вскинула одну бровь. В ее взгляд просочилась укоризна. – Ты вырвал бедняге глаза.

– Раз он на тебя посмотрел, значит, они ему были не нужны, – отмахнулся Идрис так безразлично, словно говорил о выбросе мусора.

– На мне не написано, что я твоя сестра, – по-доброму усмехнулась Анабэль. Виконтесса пересекла разгромленный кабинет и уже открыла дверь, когда ее снова остановил голос Идриса.

– Предупреди остальных, чтобы в ближайший час никто меня не тревожил. Я буду в Зале Теней.

Лицо Анабэль слегка вытянулось от удивления. Она так резко повернулась, что юбка платья закрутилась вокруг ее ног.

– Насколько же все серьезно, если ты решил потревожить мертвых?

– Именно это я и хочу выяснить, – коротко бросил Идрис, давая понять, что больше ничего не скажет.

Анабэль кивнула и молча покинула кабинет. Ее распирало от любопытства, но спрашивать что-либо у брата было бесполезной затеей. Все в этом замке знали, что Идрису нужно созреть до откровенности, как созревают плоды в саду.

Сам Идрис какое-то время просто стоял в задумчивости подобно статуе. Он смотрел за игрой света и тени за окном. Два начала, находящиеся в вечном противостоянии друг другу, пишущие историю этого мира золотыми и черными чернилами. И суть их куда глубже повседневного смысла, который люди привыкли в них вкладывать.

Наблюдая за тем, как тень будто бы шутливо наступает на свет, а свет в свою очередь словно бы играет в догонялки со своей противоположностью, Идрис поймал себя на мысли, что сам оттягивает поход в Зал Теней. Его одолевали противоречивые желания – получить ответ и оставаться в неведении. Но он не привык поступать вопреки своим принципам, поэтому отогнав почти навязчивое желание остаться в кабинете, Идрис развернулся и через вторую дверь, через которую ранее вошла Анабэль, покинул кабинет.

В Зале Теней всегда жил шепот, не стихая ни на секунду. Порой он становился едва слышным, а иногда казался практически осязаемым. Сейчас Зал почти молчал, лишь едва уловимые звуки ворочались в объятиях тишины. Зал Теней представлял собой большое круглое помещение с высокими потолками, утонувшими во мраке. Вдоль стен, опираясь на них, дремали атланты, вырезанные в виде безликих существ в балахонах. Между ними покоились большие круглые чаши с Мертвой Водой. По полу лениво перетекал черный туман, медленно завихряясь вокруг большого круглого колодца в центре зала. Вместо окон на стенах висели зеркала, поверхность их ничего не отражала.

Подобно потревоженному муравейнику, туман суетился вокруг ног Идриса, но оставался спокоен в остальных частях зала, который словно бы ожил при появлении графа Рангвальда.

Края колодца были выложены плоскими обсидиановыми камнями, в центре которых чернели руны. Сам он был заполнен клубящейся темнотой, вязкой и непроглядной. Она ластилась к обсидиановому кольцу, но не выходила за его пределы. В углубление колодца спускалась грубой вытески лестница.

Идрис остановился у первой ступеньки и задумчиво посмотрел в плотный мрак. С его появлением шепот встрепенулся. По поверхности зеркал пробежали ртутные отблески.

Избавившись от посторонних мыслей, Идрис медленно спустился к самому центру Колодца Теней, туда, где ступеньки резко обрывались. Достав из внутреннего кармана камзола маленький нож из черного опала, он полоснул им по ладони и протянул руку мраку, позволив крови сорваться вниз.

Колодец отозвался. Плотный воздух вокруг завибрировал. Обсидиановые колонны ожили и замерцали в такт биения сердца Идриса. Чаши с Мертвой Водой вспыхнули призрачной лазурью, разбрызгав свет по стенам зала. В зеркалах возникли бесформенные тени, воззрившиеся на того, кто посмел их потревожить.

Вокруг Идриса закружились безликие силуэты. От них исходил потусторонний холод, их прикосновения к коже были тягучими и липкими как смола. По залу разлился шепот множества голосов. Было не разобрать, что они говорили, это был язык мертвых, недоступный для понимания живых.