Драккен помотал головой, но в сердцах он знал, что Валерикс был прав. На мгновение он увидел изувеченные тела жрецов Ильматера, убитых его руками. Он не чувствовал вины, даже наоборот – глубокое чувство удовлетворения. Но потом он вспомнил, кто о нём позаботился, когда он был совсем один и заблудился в себе. А также он вспомнил о том, что мужчина, стоявший перед ним, отравил его единственного во всём мире друга.

Видение оборвалось.

Рыча, он подошёл к потеющему культисту. Когда он завизжал как поросёнок которого режут, Драккен почувствовал, что улыбается.

В этот момент колокол монастыря зазвонил.

- Ааа, - пролепетал культист, - кажется… кажется осы пробились через ворота аббатства. Теперь ты должен выбирать. Отомстить и убить меня или… или спасти своих братьев от неминуемой гибели.

Колокола определённо били тревогу и даже в гостевом доме Драккен мог слышать крики. Он замешкался на мгновение, затем, с рыком, он которого комната содрогнулась, он отпихнул культиста и побежал к воротам.

- Прощай, мой друг, - кинул ему вслед Валерикс насмешливым голосом. – Сомневаюсь, что мы встретимся снова.

Полу-дракон не обратил на его слова никакого внимания.

Когда он добрался до ворот, он обнаружил, что внутренний двор кишел телами осов, гоблинов и людей. Группа служителей Ильматера жалась к стене под напором банды осов. Драккен вырвал из одного из тел зазубренный меч и с криком бросился в бой.

Зверь внутри него полностью пробудился, но всё ещё был в клетке. Три огромных прыжка и он очутился в гуще противников. Он взмахнул древним мечом со всей доступной ему силой и яростью. Двое мечей, когда осы суетливо бросились защищаться, треснуло под этим ударом. Следующим ударом он выпотрошил оса с топором и поднырнул под удар другого противника.

Он бы отсёк головы ещё двум осам, но бросившийся вперёд гоблин метнул сеть с грузиками, которая обвилась вокруг ног Драккена. Полу-дракон слегка пошатнулся, открываясь для атаки. В его грудь врезались три копья. Сила удара была такой, что полу-дракон даже попятился несколько шагов.

Его сознание прорезала кровавая ярость, словно огромная волна, несущая в себе боль, неистовство и безумие. Он издал рык и этот рык сделался ниже и клокотавшая в нем ярость трансформировалась в плевок кислотой. С мрачным наслаждением он глядел, как банда осов, обожжённая кислотой, отскочила назад; их кожа стекала, как плавящийся лёд. Со сдавленными стонами, те твари, которые были всё ещё способны бежать, спешили прочь, роняя за собой куски шипящей плоти. С рыком триумфа он вынул древки копий, застрявших у него в груди и повернулся к глупым, дрожащим перед ним людишкам. Наконец-то он был свободен! Свободен от их проклятого вмешательства, их суеты и, самое главное, от их проклятых молитв. Не обращая внимания на хлещущую из ран кровь, он подошёл к ним. Одним рывком он сорвал с себя серую робу, наслаждаясь ощущением прохладного ветра на своих грубых чешуях.

Ещё один шаг и он стоял лицом к лицу со священником, стоящим перед всеми остальными. Он не трясся. Мужчина стоял перед Драккеном с высоко поднятой головой, одна рука его словно защищала тех, кто был позади него. По венам полу-дракона разлилась ярость.

«Этот, - подумал он, - заплатит за свою наглость».

Одно движение когтистой руки разорвало лицо этого клирика, повергнув его на колени. Драккен подошёл ближе, намереваясь сломать ему шею, но когда священник посмотрел на него, полу-дракон увидел глаза другого старика, глаза, которые он узнал даже окружённый туманом ярости.

Время застыло. С занесёнными для удара руками, он стоял, глядя в глаза, которые были не просто глазами, а зеркалами его собственной души.

«Это не я!», - кричал какой-то далёкий голос, прорывая пелену неистовства.

«Это ты, - казалось, отвечали ему глаза, - и я люблю тебя таким».

Драккену хотелось убежать от действительности осознания этой любви, но его ноги словно пустили корни. Под этим взглядом он осознал, что в течении последних пяти лет он убегал от себя, пытаясь стать чем-то, чем он не являлся. Он глядел на зверя на вершине его силы и знал, что он никогда не сможет по-настоящему избавиться от него, если продолжит держать его под замком. Он и зверь были единым существом. В конце концов, всё, что ему оставалось – это выпустить его.

В одно мгновение боль от его ран стала невыносимой. Полу-дракон упал на колени перед пораненным Аббатом Меремонтом.

- Простите меня, - прошептал он и на его губах образовался пузырь крови.

- Ты прощён, сын мой, - ответил Меремонт, кладя окровавленную руку на лицо Драккена.

Вот так, прохладной весенней ночью, после того, как три копья пронзили его сердце, Драккен Таал открыл свою душу любви и сдался на милость тайны, которая была даже древнее, чем боги. Он упал на землю.

Наконец-то обретя покой.

ОСТРЕЕ ЗМЕИНЫХ КЛЫКОВ

Дейв Гросс

Акт

I

- Потому что… - сказал Талбот Ускеврен, повышая голос на каждом слове, пока эхо его не зазвенело по всему театру Широких Королевств, - мы… не… работаем… на… заказ!

Маллион отступил так быстро, что Эннис должен был подхватить его, чтобы он не свалился со сцены. Сивана вздрогнула от силы этого крика, а Пресбарт зажмурил глаза и поморщился. Никогда ещё, с момента смерти своего отца, Талбот так не выходил из себя. Он опасался худшего, но взгляд на его сжатый кулак, которым он грозил Маллиону, показал, что по меньшей мере его руки всё ещё выглядели как человеческие. Слава Тиморе! Хоть в этом им повезло.

Его партнеры, по искусству слишком хорошо знали, что не смотря на человеческую внешность, лидер их труппы был не совсем человеком. Прошло уже два года с момента, когда Талбот стал оборотнем -  на самом деле даже больше, чем оборотнем – но к этому времени он сумел научиться контролировать свое превращение. Даже при полной луне. Но как бы там ни было, в те моменты, когда он злился, ему было трудно не дать зверю прорваться сквозь личину.

Талбот разжал кулаки и расслабил большие плечи. Он задумался над тем, чтобы извиниться, но это только бы ослабило его позицию, если уж не с точки зрения закона, то уж с точки зрения морали. Он был главным совладельцем театра, так что любое решение требовало его одобрения, но он не хотел растерять свою труппу, особенно остальных совладельцев. Уже с десять дней они терзали его одним и тем же разговором и он решил, что наконец пришло время поставить в нем точку. Он ждал, что Маллион заговорит снова, ведь подстрекателем был именно он.

Ища поддержки Маллион посмотрел на Сивану, но она лишь пожала плечами и, в свою очередь, посмотрела на Пресбарта. Как самый возрастной актёр в труппе, который путешествовал по королевству с Госпожой Куикли задолго до того, как она основала театр в Селгонте, Пресбарт наслаждался стелившейся вокруг него дымкой авторитета, которая намного перевешивала его весьма скромные акции в компании. Мерно поглаживая свои усы, с видом, будто он сосредоточенно размышляет о том, чего-бы вкусненького съесть на ужин, старый трагик делал вид, что не замечает ожидающего взгляда Сиваны.

Тогда Сивана повернулась к Эннису. Здоровенный актёр почти догонял по габаритам Талбота, но его неказистая внешность хотя бы не была обманчивой. Он глядел на Сивану с любопытством, пока его лицо не пересекла слабая улыбка. Он любил её, как и все в этой компании и с радостью поддержал бы её в любом споре. Но он бы сделал тоже самое для любого другого друга, что в контексте данного спора, делало его помощь бесполезной.