К сожалению, ни в одном из известных сегодня царских указов и писем не обнаруживается мотивация мероприятий, направленных на европеизацию внешнего облика подданных. Для того чтобы реконструировать образ мыслей Петра I, в этой книге используются различные косвенные данные. Важно понимать, что мы располагаем малыми возможностями для изучения механизмов принятия решения в рассматриваемую эпоху40. Письма царя сохранились далеко не полностью (лишь начиная с 1704 г. фиксировались именные петровские указы, но не все исходящие письма), а потому классическое издание «Письма и бумаги Петра Великого» (на настоящий момент доведенное только до 1714 г.) дает фрагментарную картину взаимодействия царя и его агентов. Но даже если бы царская корреспонденция сохранилась в полном объеме, это вряд ли облегчило бы нам жизнь, так как ключевые решения, связанные с введением брадобрития, принимались Петром самостоятельно, в ходе совещаний с некоторыми доверенными лицами. От этих устных переговоров, разумеется, не сохранилось и не могло сохраниться никаких свидетельств. Впрочем, кое-какие наблюдения может дать анализ самих текстов указов, о чем подробнее будет рассказано в свое время.

Самой большой трагедией для исследователя данной темы является утрата архива Приказа земских дел, который с 1705 г. отвечал за реализацию указа о брадобритии. Эту утрату позволяют лишь отчасти восполнить приходно-расходные ведомости Приказа земских дел, которые начиная с 1701 г. ежемесячно направлялись в Ближнюю канцелярию. Кроме этого, в нашем распоряжении имеются частично сохранившийся архив Раскольнической конторы Сената, курировавшей борьбу с брадоношением в 1720–1760‐е гг., а также некоторые относящиеся к нашей теме документы органов местного управления.

Важно также отметить, что мы почти не располагаем источниками личного происхождения, что обусловлено отсутствием в рассматриваемую эпоху традиции писать дневники и мемуары, а также плохой сохранностью личных писем. Некоторые счастливые исключения (записки Желябужского, воспоминания князя Б. И. Куракина, письма-отчеты монастырских стряпчих своему начальству) не содержат никаких личных оценок, а лишь сухо констатируют факты (впрочем, нередко дают совершенно уникальную информацию).

В этой ситуации особое значение приобретают, с одной стороны, свидетельства иностранцев – выходцев из Западной Европы (дипломатов, путешественников и наемных специалистов), а с другой – судебно-следственные документы. Иностранцы имели возможность наблюдать порядки при дворе Петра, а также общаться с отдельными представителями высшего общества. Впрочем, имеются и некоторые исключения. Так, наблюдательный английский корабельный инженер Джон Перри, в 1698–1715 гг. служивший в России, обсуждал введение брадобрития с некоторыми царскими плотниками, о чем оставил бесценные свидетельства.

Крайне важное значение имеют так называемые политические процессы Преображенского приказа41. Это источник не новый, а скорее традиционный: он давно используется в историографии, многие дела хорошо известны и постоянно цитируются еще со времен С. М. Соловьева. Однако мои предшественники имели тенденцию слышать исключительно подозреваемых и подследственных, неосторожно высказывавших крамольные «непригожие речи» о государе и понесших за это суровое наказание. Многочисленные изветчики, свидетели, те, кто находился за кадром процесса, хотя их слова и действия или бездействие все же удается реконструировать, так же как и сами следователи, как правило, оставались за рамками исследовательского внимания. Я же исхожу из предположения, что каждый политический процесс Преображенского приказа возник в результате конфликта между «московитами», которые придерживались разных точек зрения. При их анализе важно услышать все раздающиеся голоса.

Вкратце обрисовав мой подход и используемые источники, необходимо сказать несколько слов и о его ограничениях. Я в полной мере осознаю, что, сосредоточивая внимание на одной лишь инициативе Петра I, рискую потерять из виду общий план эпохи, упустить другие важные явления, с брадобритием тесно взаимосвязанные. В самом деле, тот символический разрыв с прошлым, который был осуществлен Петром I, нашел выражение в очень многих его инициативах, таких как насаждение западноевропейской одежды, введение нового стиля и эры, создание новых праздников и ритма придворной жизни и т. д.42 Но все же я сознательно иду на этот эксперимент, осознавая все риски. Во-первых, я убежден в том, что события, связанные с борьбой Петра I и его сподвижников с брадоношением, принципиально выделяемы для отдельного специального изучения и описания. Во-вторых, мне кажется, что выбранный подход, позволяющий не размывать научный анализ рассмотрением множества смежных проблем, имеет существенные преимущества: может быть, именно стремление обозреть все петровские культурные реформы «с высоты птичьего полета» мешало исследователям выделить и описать существенные грани каждой из них? В отношении брадобрития это можно сказать наверняка.

Должен также признаться читателю в том, что в силу многих причин (отчасти из‐за плачевного состояния источниковой базы, трудоемкости выбранного подхода, так же как из‐за ограничений по времени) я не смог найти ответы на все вопросы, которые меня мучили. Осознаю, что нарисованная в книге картина получилась неполной, прерывистой, а местами и противоречивой. Это осознание не дает мне права выступать «в роли всезнающего рассказчика, повествующего о днях былых с уверенностью очевидца»43. Поэтому я решил последовать совету Карло Гинзбурга и сделать частью повествования также и те «лакуны и искажения, содержащиеся в документах, с которыми имеет дело исследователь»44. Конечно, таким образом возникает риск не понравиться некоторым читателям, обращающимся к книгам по истории, для того чтобы узнать, «как было на самом деле». Но, уверен, большинству людей, составляющих аудиторию серии «Микроистория», хорошо известно, что пресловутая картинка того, «как было на самом деле», не более чем образ ушедшей реальности, который создает сам историк. Другое дело, насколько подобный образ соответствует давно исчезнувшей действительности. Над этим вопросом я постоянно размышлял, когда работал над «Русским Мисопогоном». Поэтому эта книга – не только о петровском времени, но также и о непростой работе историка.

На страницах книги читатель встретит довольно много цитат из различных исторических документов, а в приложениях – публикацию наиболее важных для моей аргументации источников. Все даты приводятся по старому стилю, за исключением тех случаев, когда цитируются источники западноевропейского происхождения, авторы которых пользовались григорианским календарем (в этих случаях я указываю как дату, которая фигурирует в документе, так и ее перевод на юлианский стиль). Тексты архивных документов на русском языке (как в основной части книги, так и в документальных приложениях) передаются по следующим правилам. Орфография документов сохраняется, но при этом вышедшие из употребления буквы заменены буквами современного алфавита, а стандартные сокращения раскрыты без оговорок. Также без оговорок выносные буквы вставлены в строку, а мягкий и твердый знаки восстановлены в положении перед гласной и на конце слова. Краткое «и» везде используется по современному произношению. Прописные буквы употребляются в соответствии с современными правилами орфографии, а знаки препинания даны в соответствии с правилами современной пунктуации. Утраченные части текста, а также пропущенные и восстановленные по смыслу слова или буквы приводятся в квадратных скобках. В документальных приложениях постраничные сноски (цифрами) используются для археографических примечаний (в них оговариваются вставки, исправления, смена почерка и т. п.). Концевые сноски (обозначены буквами) используются для указания цитируемых канонических текстов, а также некоторых необходимых пояснений.