15. Патриарх Адриан vs «младший царь» В исторической литературе сложился консенсус относительно незаинтересованности Петра I в политических делах в первый период его самостоятельного правления. Считается, что после августовского переворота 1689 г. «младший царь» в целом не изменил своих привычных занятий, интереса к государственным делам не проявлял, и только неудачный Азовский поход 1695 г., а потом и смерть Иоанна Алексеевича в начале 1696 г. произвели важный переворот в его сознании, способствуя политическому взрослению1. Однако этой традиционной концепции противоречит один яркий эпизод, достаточно хорошо известный, но, на мой взгляд, недостаточно осмысленный. Патрик Гордон 20 июля 1690 г. записал в своем дневнике: Праздник св. Илии – день, когда ожидалось, что патриарх после избрания должен быть возведен, но кому быть – не достигли согласия и не нашли средства примирить партии двух главных кандидатов: ныне это Маркелл, митрополит Псковский, и Адриан, митрополит Казанский. Младший царь со многими из высшего духовенства стоят за первого, старшая вдовствующая королева Наталья Кирилловна с аббатами, приорами и низшим духовенством стоят за последнего. Величайший изъян, что они могли вменить в вину Маркеллу, – у него слишком много учености, а оттого они боятся и говорят, что он станет жаловать католические и другие религии; с этой целью аббат Спасского монастыря подал вдовствующей королеве писание, обвиняя его по многим пунктам и даже в ереси, но младший царь, пребывая твердо за него, удалился со старшим царем и всем двором в Коломенское2. Несколько дней спустя, 1 августа, Гордон отметил в своем дневнике, что на праздник Происхождения Честных Древ Животворящего Креста Господня службой в Преображенском руководил Псковский митрополит Маркелл3. Внимание Гордона к этому на первый взгляд заурядному событию не случайно: он увидел здесь важное свидетельство того, что борьба еще не закончилась, Петр I по-прежнему настаивает на своем кандидате. Гордон возвращается к этой важной теме 23 августа, когда патриархом все-таки был избран Адриан, «невзирая на царскую склонность к Маркеллу, митрополиту Псковскому, коего старые бояре и большинство духовенства ненавидели за его ученость и другие великие добродетели и избрали этого ради его невежества и простоты»4. Это свидетельство Гордона представляется чрезвычайно важным ввиду того, что оно находит неожиданное подтверждение в совершенно независимом от него источнике – «Описании Ливонии» барона Карла Иоганна фон Бломберга, опубликованном в Лондоне в 1701 г.5 Во время пребывания Великого посольства в Курляндии в апреле 1697 г. Бломбергу удалось на одном из приемов услышать рассказы самого Петра I. Среди прочего он услышал от русского царя следующее: He told us a story that when the Patriarch of Moscow was dead, he designed to fill that place with a learned man, that had been a traveller, who spoke Latin, Italian and French. The Russians petition’d him in tumultuous manner not to set such a man over them, alledging three reasons: 1. Because he spoke barbarous languages. 2. Because his beard was not big enough for a Patriarch. 3. Because his coachman sate upon the coach seat, and not upon the horses, as was usual6. Столь поразительное совпадение двух совершенно независимых друг от друга текстов может быть объяснено только тем, что оба должны иметь один общий источник: им являлся сам Петр I. Как заметил П. Бушкович, «Gordon’s diary was a record of events and meetings, not of discussions»7, однако это не означает, что во время своих многочисленных встреч Гордон не имел с царем разнообразных бесед. Вероятнее всего, Петр обсуждал с ним церковные дела 12 июля, когда Гордон оставил в своем дневнике следующую запись: «Июля 12, суб[бота]. Наш п[атер] Конрад Терпиловский взят силой и выслан. Я сопровождал Его Величество в усадьбу к[нязя] Мих[аила] Иван[овича] Лыкова, где в[еселились] на именинах сего б[оярина]. Мы ужинали у Льва Кирилловича [Нарышкина], где н[абрались]. Приехал домой поздно или, скорее, рано». По пути в усадьбу начальника Разбойного приказа М. И. Лыкова Гордон, как глава католической общины в Немецкой слободе, непременно должен был обсудить с Петром высылку Терпиловского, который с марта 1690 г. тайно окормлял католическую общину в Немецкой слободе, так как шотландец и ранее неоднократно обращался к царю с просьбой позволить католической общине в Москве иметь своего патера8. В ответ на сетования Гордона Петр I вполне мог рассказать о своих усилиях, предпринимаемых к возведению на патриарший престол Маркелла, при котором положение католиков в Москве могло бы улучшиться9. Это наблюдение увеличивает значение как записи в дневнике Гордона, так и свидетельства барона Бломберга, поскольку они представляют взгляд самого Петра на события, связанные с избранием нового патриарха, на мотивы сторонников двух партий, а также на свою роль в этих событиях. Как заметил В. М. Живов, важнейшим инструментом культурно-политической борьбы «латинофилов» с «грекофилами» была оппозиция знания/невежества: Латинофилы, находившие поддержку при дворе, противополагают себя грекофилам, во главе которых стоял патриарх Иоаким, определяя себя как обладающих знанием, а своих противников – как невежд. Так, Сильвестр Медведев опорочивает Евфимия Чудовского, который был ближайшим сотрудником патриарха Иоакима, переводил с греческого и латыни, писал греческие стихи, правил переводы с греческого и у сторонников Иоакима пользовался репутацией кладезя учености, и утверждает, что Евфимий, «тетрадей списатель», «человек неученый, не точию силлогизмы добре весть, имже не учился, но и грамматики совершенно не точию греческия, но и словенския не разумеет, точию нечто греческих речений памятствует. И тому нача учитися не млад и не во училище, но в монастыре за медом, за пивом и за вином»10. Отметим, что в своем рассказе об избрании нового патриарха, поведанном летом 1690 г. в разговорах с Гордоном, Петр, по сути дела, воспроизвел этот дискурс: сам Адриан, преемник Иоакима, как и все его сторонники, представляется человеком невежественным и простым, в то время как Маркелл – его полная противоположность: он человек «ученый», владеющий различными языками, и именно в этом противники якобы и видели его главный недостаток. Этот же рассказ был повторен Петром почти семь лет спустя, во время одной из великосветских бесед в Митаве в апреле 1697 г., с той только разницей, что он теперь с усмешкой вспоминал о фанатичной приверженности сторонников Иоакима и Адриана (в действительности, как мы знаем, за ними стояла определенная группа образованных людей, которую принято называть «грекофильской партией») к брадоношению и другим подобным ненужным и смешным (с точки зрения Петра) обычаям. Когда же «младший царь» мог усвоить подобные взгляды и овладеть таким дискурсом? Вряд ли это могло произойти ранее осени 1689 г. Как убедительно показал Н. Н. Петрухинцев, в 1682–1688 гг. Петр находился почти исключительно «в окружении ближайших родственников по материнской линии, происходивших из тесно связанной с провинциальным дворянством династии стрелецких полковников», сохранявших «традиционалистскую психологию» и не отличавшихся «особенной любовью к иноземцам». Воспитание и обучение юного царя, как известно, были ориентированы в первую очередь на «знание православной традиции и церковных служб», что наложило неизгладимый отпечаток на его личность. Не случайно в 1682–1689 гг. на стороне Нарышкиных оказалась «скорее традиционалистская группировка русской знати, поддержанная патриархом Иоакимом, во всяком случае, гораздо более „фундаменталистская“ и менее склонная к европейским влияниям, чем окружение В. В. Голицына». Никакой склонности к общению с иноземцами Петр I тоже не проявлял, по крайней мере до лета 1688 г., когда он познакомился с давно обрусевшими голландцами Францем Тиммерманом и Карштеном Брандтом11. вернутьсяПриведем несколько примеров. «Отстранение Софьи мало что изменило в поведении Петра. Добившись власти, он тут же проявил к ней полное безразличие. <…> 1695 год можно считать переломным в жизни Петра» (Павленко Н. И. Петр I. С. 22, 33). «Отстранение от политической борьбы Софьи, Голицына и их сторонников не стало началом самодержавного правления Петра ни по закону (он был коронован в 1682 году), ни на практике <…>. Несмотря на усилия родственников привлечь Петра к государственным делам и церемониальной дворцовой жизни, он не выказывал ни малейшего устремления ни к „правлению державой“, ни тем более к ее реформированию <…>. И поражение под Азовом, и смерть Ивана [в конце 1695 – начале 1696 г.] заставили Петра все переосмыслить» (Хьюз Л. Петр Первый. У истоков Великой Империи / Пер. с англ. М. Колесникова и М. Юсима. М., 2008. С. 67, 89). вернутьсяГордон П. Дневник, 1690–1695. С. 21–22. вернутьсяОб этом источнике см.: Евстратьев О. И. «Описание Ливонии» Карла Иоганна фон Бломберга как исторический источник // Актуальные проблемы источниковедения. Витебск, 2015. С. 175–178. вернуться«Он рассказал нам историю о том, как после смерти патриарха московского [Иоакима], он [Петр I] замыслил его заменить человеком ученым, который прежде путешествовал, говорил на латыни, по-итальянски и по-французски. Но русские настойчиво требовали не ставить над ними такого человека, ссылаясь на три причины: 1. Потому что он [претендент Петра] говорит на варварских языках. 2. Потому что его борода недостаточно велика для патриарха. 3. Потому что его кучер садился на козлы кареты, а не верхом на лошадь, как было заведено обычаем»: [Blomberg K. J. von.] An Account of Livonia with a relation of the rise, progress, and decay of the Marian Teutonick order. The several revolutions that have happen’d there to these present times, with the wars of Poland, Sweden and Muscovy contending for that Province. A particular Account of the Dukedoms of Courland, Semigallia and the province of Pilten. To which is added the Author’s Journey from Livonia to Holland, in 1698 with his observations upon Prussia, Brandenburgh, Hanover, Hesse, and several other German Courts. Sent in Letters to his friend in London. L., 1701. P. 288h (в 1‐м издании этой книги одна тетрадь с окончанием 15‐го письма оказалась не пронумерована; пустые листы я обозначил латинскими литерами). вернуться«Гордон фиксировал в своем дневнике события и встречи, но не беседы»: Bushkovitch P. Patrick Gordon and Peter I. P. 343. вернутьсяСм.: Гордон П. Дневник, 1690–1695. С. 21. 6 февраля 1689 г. Гордон вел с царем беседу «о деле наших священников». См.: Там же. С. 7. См. также: Андреев А. Н. Московская римско-католическая община в конце XVII в.: формирование, состав и конфессиональная жизнь // Вестник Южно-Уральского государственного университета. 2017. Т. 17. № 4. С. 10. вернутьсяВопрос об источниках Гордона при описании им придворной борьбы вокруг избрания нового патриарха поставил П. Бушкович. Он исключил возможность, что Гордон имел каких-то информаторов в церковной среде, и предположил, что шотландец мог обсуждать церковные дела с самим царем или боярами Л. К. Нарышкиным и князем Б. А. Голицыным, с которыми часто встречался. См.: Bushkovitch P. Patrick Gordon and Peter I. P. 349. Но я бы предложил различить источники двух записей – от 5 июля и от 20 июля. Гордон впервые сообщает о Маркелле, «человеке ученом и благовоспитанном» («a learned and civilized person»), как о кандидате в патриархи, которого поддерживает «большинство великих», 5 июля, через три дня после того, как он узнал, что Конрад Терпиловский получил приказ покинуть Москву. См.: Гордон П. Дневник, 1690–1695. С. 20. Но при этом Гордон пока еще не владел всей той информацией, которая фигурирует в записи от 20 июля (например, о том, что другим кандидатом является Адриан, которого поддерживает царица Наталья). Можно предположить такую последовательность: узнав о возможной высылке католического пастора 3 июля, Гордон стал сразу за него ходатайствовать, связавшись с Л. К. Нарышкиным или Б. А. Голицыным, в результате чего был обнадежен о возможном избрании в патриархи Маркелла – «a learned and civilized person», что непременно приведет к улучшению положения российских католиков в ближайшем будущем. Это и нашло отражение в записи от 5 июля. Но более детальную информацию о борьбе вокруг избрания нового патриарха, которая фигурирует в записи от 20 июля, Гордон уже получил от самого Петра 12 июля, когда обсуждал с ним высылку Терпиловского по пути в усадьбу Лыкова. вернутьсяЖивов В. М. Из церковной истории времен Петра Великого. С. 14. Точно такого же мнения Сильвестр Медведев держался и в отношении патриарха Иоакима. Старец Арсений на допросе 24 сентября 1689 г. показал, что Медведев высказывался о патриархе Иоакиме таким образом: «Напрасно де смутили душу святейшаго патриарха, приехав, греки, а он де, святейший, человек бодрой и доброй, а учился мало, и речей богословских не знает» (Розыскные дела о Федоре Шакловитом… Стб. 554). Между тем сам Евфимий Чудовский, как и другие книжники патриаршего круга, придавал вопросам образования и просвещения огромное значение. См.: Панич Т. В. Писатели патриаршего круга в богословской полемике 80–90‐х гг. XVII в.: Дис. … доктора филологических наук. Новосибирск, 2007. С. 40–48. вернутьсяСм.: Петрухинцев Н. Н. Раннее европейское влияние на Петра I. С. 198–218. Н. Н. Петрухинцев в этой статье показал историческую несостоятельность тезиса о раннем влиянии иностранцев Франца Лефорта и Гордона на Петра, на котором в значительной степени основаны представления о «повороте Петра к Европе» уже в его раннем детстве. «Никакого сонма других иностранцев, и уж тем паче Франца Лефорта и Патрика Гордона, в 1687–1689 гг. рядом с Петром не было и быть не могло по той простой причине, что последние, будучи фаворитами В. В. Голицына, обеспечившего им карьеру в предыдущее десятилетие, в тот момент принадлежали к противоположной партии царевны Софьи»; «Гордон и Лефорт до династического кризиса не только не были наперсниками и учителями Петра, но как активные фавориты В. В. Голицына, видимо, даже сознательно избегали личных контактов с ним» (Там же. С. 202, 209). |
