– И левый глаз ей надо поправить, – продолжает раздавать указания Жорж. – Видишь, тени немного смазались.

– Сейчас все сделаем, не переживай, – говорит она и бросает ему тюбик с шиммером. – Намажь ее пока, только смотри белье не испачкай. А я займусь глазами.

– Он же жирный! Как я потом камеру буду держать? – возмущается фотограф и кивает на босса с курьером, о существовании которых я уже успела забыть. – Вон у нас сколько помощников, пусть делом займутся. Поможете, мальчики?

И вот тут я начинаю нервничать. Очень сильно.

Слова Жорика не сразу оседают в моем сознании. Мне требуются долгие три секунды для того, чтобы мысленно провести красную стрелочку от тюбика с какой-то хренью до тела мышки. До охрененного тела мышки.

За это время Дэнчик успевает рвануть вперед, но я вовремя выставляю руку вперед и хватаю его за капюшон безразмерной толстовки.

– Стоять, бояться, – командую так, что стекла во всем здании звенят.

– Так я это… помочь же хотел, – оправдывается он.

– Знаю я что ты хотел, – сверлю его подозрительным взглядом. – Девок лапать во внеурочное время будешь. Ты здесь это… при исполнении. На работе, то есть. И вообще, ты руки помыл? Заразишь нам модель каким-нибудь псориазом после метро.

– Вообще-то, я на машине приехал, – обиженно сопит он.

– Да без разницы, – вздыхаю я. Парень начинает конкретно меня раздражать. – Иди лучше кофе нам всем свари, что ли… Я ее сам этой штукой намажу в лучшем виде.

– Шиммером, – подсказывает этот недалекий.

– Шиммером – хуимером, – ворчу я. – Понапридумывают буржуйских названий.

– Вообще-то, это от английского слова «мерцать», – занудно поясняет Дэн.

Он, походу, вообще бессмертным себя возомнил, этот пирсингованный.

– Раз ты такой умный, то и кофе сварить сможешь. Кнопочка «повер» это вкл по-нашему, да? Иди давай уже, а то еще пару таких похотливых взглядов и Марьяна прямиков в декрет отправится. Что я буду делать без помощницы?

– Я стажер, – пищит мышка.

– Да хоть уборщица, – отмахиваюсь. – Декрет трудовым договором не предусмотрен…

– Вообще-то…, – начинает она, но наткнувшись на мой взгляд, тут же замолкает.

Я хватаю из рук Жорика злополучный тюбик и даже кофту с себя стягиваю – так жарко мне, вдруг, становится.

– Чтобы рукава не испачкать, – поясняю на всякий случай. Я бы с удовольствием и футболку снял, но это потом… в более приватной обстановке.

– С ног начни, умник, – командует Даша, когда я прямиком тянусь к декольте мышки.

– Да не вопрос, – покладисто соглашаюсь. Ножки у нее тоже зачетные.

Выдавливаю на ладонь какую-то золотистую субстанцию и начинаю мягко втирать в ноги Марьяны. От того как гладкая бархатистая кожа ощущается под моими шершавыми пальцами, за грудиной разрастается настоящая буря. В висках пульсирует до такой степени, что кажется, голову сейчас натурально разорвет. И ладно бы только голову… К сожалению, в данный момент это не единственная часть моего тела, которая пульсирует. Напрягается. Каменеет.

– Не ерзай, – командует Даша, когда Марьяна пытается отползти от меня чуть выше по дивану, – сейчас весь крем на обивке останется.

Мышка громко сглатывает и замирает. Вообще не шевелится. Даже дышать, кажется, перестает, лишь следит своими огромными глазищами за тем, как плавно моя рука двигается по ее ноге. Пальцы идут выше, ныряют на внутреннюю поверхность бедер и долбанная визажист, снова вмешивается:

– Ээ, мы глубокий массаж не заказывали. У нас еще 4 комплекта впереди, а времени в обрез. На живот совсем немного нанеси и хватит. Да аккуратно ты! Только белье не испачкай.

Хочется спошлить что-то из разряда «только не на лицо», но сдерживаюсь из последних сил. Пора реабилитироваться перед мышкой, я и так успел нанести ей пару психологических травм своим поведением.

Продолжаю мягко массировать плоский живот и вроде как понимаю, что деликатные узоры, которые я старательно вывожу пальцами, мало походят на втирание крема, но ничего не могу с собой поделать. Из легких при этом какой-то огонь выходит, еще чуть-чуть и я натурально как пес язык вытащу, чтобы отдышаться.

– Хватит, хватит, – ломает весь кайф визажист. – Давай, выходи из кадра.

Не могу поверить, что еще каких-то полчаса назад, эта милфа мне понравилась. Сейчас, в сравнении с точеной мышкой, она кажется какой-то слишком пошлой – длиннющие накладные ресницы, когти как у стервятника и обтягивающие джинсы, которые не оставляют ни грамма для воображения.

Мышка же даже с макияжем выглядит такой невинной и естественной, что хочется схватить ее на руки и вынести, нахрен, из студии. Не хватало еще, чтобы всякие хмыри пялились на ее фотки в белье. А ведь они могут не только пялиться…

В ушах звенит и долбит кровью, когда в красках представляю все это. И видимо, чтобы окончательно добить меня, в студию возвращается Дэнчик. В его руках поднос с пятью чашками и несмотря на то, что он сходу предлагает кофе мне, смотрит он при этом на мышку. Хищно смотрит. Неправильно.

Не удивлюсь, если он после съемок пару комплектов для себя приныкает, вместо того чтобы отвезти обратно. Мелкий извращенец!

– Марьяна, будешь кофе? – услужливо предлагает он, разве что не ныряя в ее декольте.

– Нет, – отвечает она, не переставая при этом улыбаться на камеру. – Мне вечером кофе нельзя. Я от него слишком перевозбуждаюсь.

Мышка продолжает как ни в чем ни бывало позировать, а мы с Дэнчиком переглядываемся как тупые малолетки. Дескать, ты тоже это услышал, чувак?

И хотя мы оба понимаем, что Марьяна на самом деле имеет в виду, ее слова производят на нас неизгладимое впечатление. Из ее уст это слово звучит как-то по-особому. Не пошло. Не зазывно. Но, твою мать, чертовски многообещающе. Именно в этот момент я понимаю, что расшибусь в лепешку, но доведу ее до такого состояния. Правда, без кофе. Совсем без кофе.

Кажется, у меня аллергия на этот шиммер. Было уже такое как-то с кремом от солнца. У меня бледная кожа и на пляже я всегда стараюсь нанести защиту жирным слоем. Впрочем, и после этого мне лучше оставаться в тени. Тогда я попробовала какой-то новый лосьон неизвестной марки и через полчаса покрылась мелкой красной сыпью. Кожу жгло жутко и я после этого еще неделю не ходила на речку.

Сейчас же сыпь, если и есть, то золотистые блестки ее успешно маскируют, а вот кожа печет просто невероятно. Словно босс нанес не какую-то блестящую субстанцию, а самую настоящую кислоту. Кажется, если закрою глаза, то снова отчетливо почувствую как его пальцы жалят мои ноги, касаются живота…

– Марьяша, не спим, – командует Бланко. – Чуть-чуть уже осталось, соберись.

Я выдваливаю из себя виноватую улыбку и широко раскрываю глаза, чтобы снова не дать Кулакову завладеть своим сознанием. Но как ни силюсь, не могу избавиться от ощущения, будто его руки до сих пор касаются меня.

Для него это, может, и обыденное дело – очередная рабочая задача. Вон как побежал к тюбику, лишь бы побыстрее уже закончить с этим фарсом, в который мы превратили важную съемку. А вот для меня… не то чтобы меня никогда не трогали мужчины, но… врач же считается? Из-за небольшого сколиоза я раз в год прохожу курс массажа и прекрасно знаю, как мужские руки должны ощущаться на теле.

Но с Алексеем все было по-другому. Неправильно как-то. Может, он мне своими лапищами нерв какой-то защемил? Хотя, в таком случае мне бы было больно, а мне… не то чтобы прям приятно, нет конечно. Просто необычно, что ли. Хотя, может это алкоголь? Я до сих пор чувствую горький привкус во рту. А вот в ноздрях, наоборот, насыщенный аромат Кулакова – какой-то пряный коктейль из цитрусов, дорогих специй и горьких трав.

Сейчас он сидит в огромном кресле, которое, кстати, тоже является реквизитом, и думать забыл обо мне. Даже глаза прикрыл. В руках чашка кофе, а губы едва заметно шевелятся. Он там что, разговаривает сам с собой? Даже зная, что рискую получить очередной нагоняй от Бланко и Даши, я пристально рассматриваю его рот. Мне кажется, или он просто считает? Наверняка, перечисляет в уме количество носов, которое еще предстоит сломать сегодня.