За нею тихо вышла Барбара; я с низким поклоном предложил ей руку. Увы, вокруг послышался говор, послышались вопросы. Кто та дама, приехавшая с Нелл Гвинт? Кто этот просто одетый, но гордый господин с нею? Какой-нибудь знатный лорд, путешествующий инкогнито, а эта дама конечно… Заключение было понятно, и Барбара слышала его. С минуту я думал, что она не выдержит и расплачется, но она выпрямилась и прошла вперед с таким достоинством и спокойствием, что все разговоры затихли вокруг. Может быть, тому способствовала и моя суровая мина, с которой я шел за Барбарой, положив руку на эфес своей шпаги.
Хозяин, польщенный посещением Нелл, рассыпался в приветствиях и предложениях своих услуг; Барбара молча, не глядя ни на меня, ни на Нелл, прошла вслед за горничной в назначенную ей комнату. Нелл не так торопилась скрыться из вида. Она спросила ужинать, прошла в комнату нижнего этажа, выходившую на улицу, распахнула окно и продолжала переговариваться с восхищавшейся ею толпой. Я бросил шляпу на стол и сердито сел около. Ужин был подан, и Нелл, наконец, соблаговолила кончить свои разговоры и сесть за стол в прекрасном расположении духа.
– А разве мисс Кинтон не будет ужинать с нами? – спросила она.
У мисс Кинтон, очевидно, не было никакого аппетита, потому что она заперлась в своей комнате, отказавшись от всяких услуг. Нелл рассмеялась и пригласила ужинать меня; я принял предложение, будучи голоден, несмотря на свою досаду.
Я решил не ссориться с Нелл: она была чрезвычайно добра к нам, и я чувствовал к ней ту же симпатию, которую чувствовали все – мужчины и женщины. Пока мы ужинали, она снова жестоко кокетничала со мной и вывела меня из себя своими выходками. Однако я сдержался и с поклоном вышел из-за стола, говоря, что пойду узнать, не надо ли чего-нибудь мисс Кинтон.
– Она вас не примет, – с насмешкой сказала Нелл.
– Примет, если я буду один, – возразил я.
– Попробуйте и увидите! – рассмеялась она.
Горничная пошла с докладом, а я остался ходить пока по коридору. Вернувшись, она сказала, что барыня благодарит, что ей ничего не надо. Я просил передать, что хочу поговорить относительно нашего путешествия; мне ответили, что из-за сильной головной боли барыня уже легла в постель, просит отложить разговор до завтра и желает покойной ночи мисс Гвинт и мне. Сказав это, горничная, улыбаясь, пошла обратно.
– Ну и шут с нею! – громко сказал я.
В ответ послышался смех Нелл, стоявшей в дверях коридора.
– Я так и знала! Так и знала! – кричала она, хлопая в ладоши. – Бедный Симон, как мало вы знаете женщин! Ну, вы – все-таки молодец, я вас утешу. К тому же вы мне подарили такой хороший кинжал! Не одолжить ли его вам опять, чтобы пронзить им ваше сердце?
– Не понимаю вас, – холодно сказал я, – у меня нет надобности в кинжале.
– Ваше сердце уже пронзено? – спросила она. – Впрочем, оно у вас скоро заживет, не стоит о нем сожалеть.
Ее глаза светились лукавым торжеством над моим поражением, но в ее голосе действительно как будто звучало сожаление. Кто мог понять это существо, состоявшее из вечных противоречий?
Она подошла ко мне и склонилась над моим стулом.
– Ах, я такая гадкая, Симон! Я не могла запретить народу встретить меня. Ведь это – не моя вина.
– Незачем было смотреть в окно, – строго сказал я.
– Я сделала это ненарочно. Мне хотелось подышать свежим воздухом.
– А вместо того пришлось шутить и дурачиться? Это было в высшей степени неуместно, честное слово.
– Конечно, не следовало делать этого. Но мне и в то время было стыдно, так стыдно, Симон!
– Воображаю. Нет, никакого стыда вы не чувствуете…
– Вы очень жестоки ко мне, Симон, а между тем… – Нелл вздохнула и еще ближе склонилась ко мне. – Ну, это все прошло. А ведь я все-таки была полезна вам, Симон.
– Благодарю вас за это, – все так же холодно отозвался я.
– Сегодня же я поступила дурно. Это все из-за нее, – неожиданно крикнула она.
– Что? Что же, это мисс Барбара заставила вас дурить с уличной толпой?
– Нет, но я сделала это потому, что она тут.
Я взглянул на красавицу, и, к моему удивлению, она потупила свой взгляд; невольно и я сделал то же.
– Это всегда было так между нами, – тихо сказала Нелл, – давно, еще тогда, в деревне.
– Здесь мы не в деревне, – резко сказал я.
– Нет, даже не в Челси, там вы были ко мне добрее.
– В этом вы сами виноваты, вы это знаете.
– Да, это я знаю, – воскликнула она. – И все-таки я помогла мисс Кинтон выбраться из Дувра.
Настало многозначительное молчание, полное безмолвных намеков. Нелл тихо вздохнула; ее глаза красноречиво говорили то, о чем молчали уста. Притворялась она, играла роль? Возможно; хороший артист часто не отделяет роли от себя самого, увлекаясь игрой. Она казалась в эту минуту искренней; больше она не шутила. Ее глаза нежно смотрели на меня: она подошла совсем близко, заглядывая мне в лицо жадным взглядом, ищущим ласки. Этот взгляд властно будил прошлое в моей душе, туманил мысли, кружил голову. Я вскочил с места и сказал:
– Пойду спросить, спит ли мисс Кинтон. Может быть, ей что-нибудь надо.
– Опять! После того, что было тот раз, вы пойдете опять, Симон? Горничная будет смеяться над вами и болтать об этом в кухне.
Какое мне было до этого дело? Прошлое воскресало и властным языком говорило в моей душе…
Нелл снова вздохнула, перешла в комнату и открыла окно.
Толпа давно разошлась, на улице было тихо. Звезды ярко сияли на чистом небе; весенний воздух дышал прохладой.
– Это похоже на наши ночи в деревне, – мечтательно заметила Нелл. – Помните, как мы гуляли там вместе? Тогда так же чудно пахло, как сейчас. Как давно это было!
Она быстро подошла ко мне и спросила: «Теперь вы ненавидите меня?» – но не стала ждать ответа и села на стул, не сводя с меня пристального взгляда. Ее лицо было взволновано и грустно; это было удивительно странно для Нелл Гвинт!
Большие старинные часы медленно стучали маятником в такт биению моего сердца; мне не хотелось двигаться, нервы были напряжены донельзя; я следил жадным взглядом за каждым ее движением, за каждым изменением ее капризного лица. Я знал, что Нелл играет мною, и понимал – почему. Я не был так глуп, чтобы поверить, что она меня любит, но видел, что она решила победить меня, а свои фантазии исполнять она умела. Не стоило бы вспоминать обо всем этом, если бы оно не имело для меня впоследствии такого большого значения.
Наконец Элеонора встала и подошла ко мне еще ближе. Теперь она смеялась, но этот смех все еще звучал тайной грустью.
– Вам нечего теперь бояться быть вежливым со мною, – промолвила она, – ведь Барбары здесь нет.
Она умела задеть мужскую гордость таким намеком на подчинение, хотя бы и добровольное, чужому влиянию; но на этот раз ее ход был неудачен. Имя, названное ею, пробудило во мне иные мысли и точно поставило невидимую преграду между мною и красивым существом, смотревшим на меня блестящим, вызывающим взглядом.
Не зная действия, произведенного ее словами, она опять рассмеялась.
– Дверь закрыта, Симон! Отчего вы унылы, как король, когда пуст его кошелек?
И это напоминание произвело свое действие. Я молча поднял на нее взор, но она поняла мою мысль.
– Что же, Симон, ведь и короля здесь нет! – тихо шепнула она.
Однако мне не было дела до короля, и не мысль о нем сдерживала меня; но я оставался сдержанным, молча глядя на фаворитку своего монарха.
– Ну, так идите же к ней! Она все равно вас не примет! – с досадой крикнула Нелл. – А знаете, что она сказала о вас давеча, в карете?
– Мне незачем знать то, что не предназначалось для моих ушей.
– Хороший предлог! Но вы просто боитесь услышать это. Она была права: я действительно боялся.
– И все-таки вы услышите это, – продолжала Нелл. – «Хороший, честный малый, но немного дерзок для своего положения». Вот что сказала Барбара и откинулась на подушку кареты с полузакрытыми глазами, как обыкновенно делают все знатные дамы. Она несправедлива, Симон! Клянусь, вы никогда не были дерзки… но, впрочем, я – не мисс Кинтон.
