– Точно так, – ответил я, слегка склонив голову.

– Вы и не рассчитывали принять мое предложение?

– Будучи джентльменом – нет.

– Меня также считают джентльменом, сэр!

– Ну, а я вас считаю государем.

Людовик не ответил, но, оглянувшись вокруг, сказал:

– Судно должно быть близко; если бы не этот проклятый туман, его было бы видно.

– Слава Богу, что не видно, – отозвался я.

– Почему это? – резко спросил король.

– Если бы это было так, то вот пистолет для дамы и шпага для нас обоих, – спокойно ответил я, несмотря на то, что мое сердце сильно билось.

– Это вы не осмелитесь сделать! – крикнул Людовик.

– Придется поневоле, – объявил я.

С минуту царило молчание. Затем раздалось восклицание Барбары.

– Симон, туман поднимается!

Это было верно. Подул ветер, и туман стал рассеиваться. Глаза короля сверкнули. Мы все трое единодушно оглянулись на море. Благодетельный покров тумана медленно полз вверх. Направо смутно начинал обрисовываться большой, темный силуэт судна; конечно, это было королевское судно. Мои глаза встретили торжествующий взгляд Людовика: он, очевидно, не считал меня способным исполнить обещанное и думал, что наша игра проиграна: туман продолжал подниматься, и с корабля нас должны были скоро заметить.

– Вы поплатитесь за свою выходку, – сквозь зубы сказал король.

– Очень возможно, – произнес я, – но, я думаю, что эту плату получит ваш наследник, ваше величество.

Он все еще не верил.

– Так как вы – король, – громко рассмеявшись, сказал я, – то вам будет отдано преимущество: вы можете умереть раньше дамы. Вот судно уже ясно видно; скоро с него так же ясно будем видны мы. Итак, государь, вы – первый.

Людовик тревожно посмотрел на меня.

– Но я безоружен, – сказал он.

– Здесь не поединок, – ответил я и обратился к Барбаре: – Пойдите на корму и постарайтесь не смотреть сюда.

– Симон, Симон! – в ужасе воскликнула она, но повиновалась и, кинувшись на дно лодки, закрыла лицо обеими руками.

Я обернулся к королю и спокойно и вежливо спросил его:

– Как вы желаете умереть, ваше величество?

Я услышал радостные крики, но не спустил взора с лица Людовика, чтобы не дать ему возможности броситься ко мне или прыгнуть в воду. На судне увидали короля, и радостные крики усилились. Однако оттуда не смели стрелять без его приказа, так как это создавало риск убить его самого. Надо было не допустить его к судну настолько, чтобы там был слышен голос с нашей лодки.

– Как вы желаете умереть? – повторил я.

Глаза Людовика вопросительно смотрели на меня.

– Клянусь честью, я сделаю это! – улыбнулся я на их безмолвный вопрос.

Однако король Людовик, прозванный Великим, должно быть, имел в своей жизни не одну ту цель, против которой я боролся, видел не одну Барбару среди женщин на свете и не собирался пожертвовать своей жизнью ни ради того, ни ради другого. Глядя на него, можно было подумать, что жизнь и смерть очень мало значили в его глазах, и он помнил в эту не совсем обыкновенную для короля минуту лишь о судьбах королевства, которым Рок судил ему управлять. Его взгляд был ясен и спокоен, когда он смотрел на мой пистолет, направленный в его голову. Победа была на моей стороне, но он лишил меня ее торжества и покоряясь подчинял меня себе. Он непринужденно улыбнулся и сказал:

– Право, на этот раз я промахнулся, что, говорят, со мною не часто случается. Что же делать? Миром управляет Всевышний.

– Но через посредников, государь, – добавил я.

– А посредники не всегда исполняют Его волю, вы хотите сказать, мистер Дэл? Ну, на этот раз посредником оказались вы и исполнили свое дело исправно. Носите это на память обо мне! – и он протянул мне свой кинжал, рукоятка которого была осыпана драгоценными камнями.

Я низко поклонился, но не спустил пальца с курка.

– Полно! Я даю вам свое слово, – просто сказал Людовик.

Спокойное величие этой короткой фразы победило меня, и я отложил в сторону оружие.

– Я должен попрощаться с мисс Кинтон, – произнес король и, оборачиваясь к ней, продолжал: – Мадемуазель, жизнь долга и разнообразна. Дай Бог, чтобы вам не понадобилась помощь друзей, но, если что случится, вспомните, что у вас всегда будет верный друг, пока Людовик владеет троном Франции. Обратитесь к нему при помощи этого перстня и считайте его всегда своим покорнейшим слугою.

Он снял с пальца великолепное бриллиантовое кольцо и, опустившись на одно колено, взял руку Барбары, а затем, надев ей на палец кольцо, со вздохом поцеловал эту руку. После того он встал и, глядя на судно, сказал мне: «Гребите туда!» И я, державший в своих руках его жизнь, послушно взялся за весла и исполнил его приказание.

Скоро мы поровнялись с кораблем. С борта виднелись лицо Кольбера, у которого я увез его короля, и лицо лоцмана Томаса, у которого я увез его лодку. Около них находилось несколько изумленных лиц команды. Людовик не обратил на них внимания; жестом руки предупредив все вопросы, он обернулся ко мне и, улыбаясь, тихо сказал:

– Разведывайтесь, как сами знаете, с моим братом, сэр. Наша борьба была не шуточная, и я вовсе не расположен к великодушию.

– Я прошу ваше величество только вспомнить обо мне, как о честном человеке! – искренне ответил я.

– И как о храбром джентльмене, – добавил он и, взяв опять руку Барбары, тихо продолжал: – Я желал вам только добра, а вместо него причинил лишь зло. Прошу вас помнить первое и забыть второе, – и он еще раз рыцарски поцеловал ее руку.

Я улыбнулся на это оригинальное извинение, но Барбара не улыбалась. Она опустилась на колени и дважды поцеловала руку Людовика, не имея силы заговорить от волнения.

– Ведь я же простил вашего друга! – мягко сказал он, отодвигая свою руку. Я стоял в своей лодке с непокрытой головой. Он посмотрел на меня и резко произнес: – Все это должно остаться между вами и мною.

– Повинуюсь приказанию, в котором я не нуждался, – сдержанно ответил я.

– Прошу прощения! Наденьте шляпу: не надо мне этих внешних знаков уважения. Счастливого пути!

По его знаку, Кольбер подал ему руку. Ни одного вопроса, ни одного знака удивления не посмели выразить на корабле; только лоцман в недоумении таращил глаза на короля, не смея выразить свое негодование против похитителя его имущества.

– За лодку вам будет уплачено, – услышал я слова короля. – Поставьте все паруса и держите курс на Кале.

Никаких объяснений король не счел нужным дать и знаком отпустил всех окружающих; только Томас Лай не сразу повиновался королевскому жесту, но Кольбер взял его за руку и отвел на его место.

Паруса были поставлены, и судно двинулось. Король стоял на корме и, обнажив голову, низко поклонился Барбаре; но она не видела этого, ее лицо было закрыто руками. Я приподнял свою шляпу и сел на весла. Король улыбнулся, и мы обменялись с ним долгим взглядом, как два борца, померившиеся силой и сохранившие уважение друг к другу. Что-нибудь да значило взять верх над королем Франции!

Я с сожалением провожал его взором: отказавшись служить ему в его любовных целях, я с восторгом служил бы ему в честном бою.

Итак, мы очутились одни в открытом море. Загорелась заря, небо просветлело, и вдали смутно обрисовались очертания скал. Я повернул лодку, направив ее снова на родину. Барбара тихо сидела на корме, бледная и измученная всеми треволнениями этой ночи. Избавление от большой опасности точно ошеломило ее. Но, хотя она избавилась от де Перренкура, оставался герцог Монмут. Пока она не будет в безопасности около своего отца, я был ее единственной опорой, а я не смел показать и носа в Дувре. Эти мысли я оставил про себя; девушку надо было теперь утешить и ободрить.

– Мужайтесь, мисс Барбара! – сказал я. – Ведь теперь-то уж нас не обвенчают в Кале.

– Мы должны благодарить Бога за свое спасение, Симон, – тихо ответила она.