Павлуша видел, как сестру стремительно уносит и топит течение, слышал ее крики о помощи. Он бежал по берегу, плакал и просил: «Сестренка, Леночка, не уплывай от меня!» Но так и не смог ее спасти. Река унесла Лену так далеко, что он потерял ее навсегда.

Похорон не было. Река забрала тело девочки себе. Много лет Павел искал сестру и не находил ни среди живых, ни среди мертвых. Он верил и надеялся, что Лена жива, просто забыла дорогу домой и свою семью. Иногда ему казалось, что она заколдована и стоит на берегу тонкой красавицей-березкой. Но он не знал, как расколдовать ее и вернуть к жизни.

Годы проходили один за другим и постепенно уносили самое ценное – надежду. Павел повзрослел и перестал верить в сказки, но боль от того, что на его глазах погибла любимая сестра, не утихала. Он должен был ее спасти! Но не сделал этого.

Однажды во сне ему привиделось старое кладбище на холме, посередине которого стояла разрушенная церковь. Сестра звала его туда, молила, чтобы он пришел и поделился с ней всего одним своим вздохом. «Я задыхаюсь, Павлуша! Я тону… Помоги мне…»

Из этого же сна Павел узнал о жалейке, с помощью которой сможет поделиться воздухом с сестрой и воскресить ее хотя бы на миг.

– Твой папа нашел кладбище из своего сна в нашей деревне, сделал берестяную дудочку и, дождавшись низкой полной луны, пошел искать могилу своей сестры. В его душе горела такая сильная боль, что я не смогла отговорить его от этого поступка. Тем более мы думали, что избавление близко. Понимаешь? Мы тогда действительно поверили, что это возможно. Эх, кто ж тогда знал, чем все это обернется! Любушка очень любила твоего отца, поэтому не раздумывая пошла за ним. Я уверена, она бы и в преисподнюю с ним спустилась… Так вот, они ушли вместе, а я осталась с тобой.

Ты была совсем крошкой, но будто чувствовала неладное, все время просыпалась, плакала во сне, затыкая рот кулачком. Я баюкала и качала тебя на руках до самого утра. Паша с Любой так и не вернулись. В ту ночь остановились ваши часы. Я еще думала, вот-вот придет Павел, так я ему скажу, что часы встали… Наверное, их потом можно было как-то починить, но уже некому было это сделать…

Под утро открылась дверь, и на пороге появилась твоя бабушка. Как она узнала о случившемся и как успела так быстро найти ваш дом, я не знаю. При ней не было никаких вещей. Она как будто спохватилась и сразу, в чем была, сорвалась к тебе.

Старуха сказала, что твои родители больше не вернутся и воспитывать тебя теперь будет она. Меня сразу выставила за порог. С тех пор она не подпускала к тебе ни одного человека и не принимала никакой помощи. А я слышала, как ты подолгу надрывно плачешь в своей люльке, но ничего поделать не могла. В чужой дом просто так не сунешься.

Фроська, я не знаю, что тогда произошло на кладбище, меня там не было. Но виновата в этом жалейка! Поверь мне, это какая-то ловушка. Сунуться туда можно и по доброй воле, а вот уйти оттуда, видать, нельзя. Я это поняла, когда увидела, что эта дудка сотворила с тобой. Пойми, я должна была ее сжечь, я должна была защитить тебя.

Фрося замотала головой и, плача, вскрикнула:

– Нет! Это неправда! Жалейка хорошая! Ее сделал папа!

– Ладно, Фроська, придет время, и ты меня простишь. Я подожду… Перед Любой и Пашей за тебя в ответе именно я, а не та язва, которая подмяла под себя ваш дом.

Это был самый длинный и тоскливый день, который помнила Ефросинья. Казалось, он никогда не закончится.

Больше всего девочке хотелось сейчас пуститься бегом по полю, сшибая ромашки и васильки, и как можно скорее оказаться на кладбище. Там, где развеялся последний живой вздох ее отца.

Когда в положенное время пастухи пригнали коров в деревню, их никто не встречал. Сбившись в плотную толпу, люди что-то взволнованно обсуждали. На лицах застыл ужас.

– Да! Сегодня! Откуда же мне было знать заранее? Я что вам, колдун какой?! – огрызался Игнат на вопросы и претензии. – Значит так, вы просили, я вам говорю: сегодня ночью на небо взойдет большая, полная, багряно-красная луна. А что вы будете делать дальше, то уже ваше личное, добровольное, так сказать, дело. В конце концов, что хотите, то и делайте! – И, отмахнувшись ото всех, он вырвался из толпы и быстро зашагал, не оглядываясь, в сторону своего дома.

Люди были шокированы и растеряны. Новость прозвучала как гром среди ясного неба: сегодня должна была взойти та самая красная луна! И тогда на кладбище среди могил откроется вход в подземелье. Вот-вот должно было произойти то, чего многие ждали и чего все боялись – встреча живых с мертвецами, да и с собственной совестью. Каждая минута неотвратимо приближала ночь примирения.

Она пришла в тот самый момент, когда все уже успокоились и решимость начала угасать, когда по ночам людям перестало являться в кошмарах то, что они видели ночью на кладбище, когда призраки наконец полностью растворились и слились с темнотой.

Времени на сомнения и раздумья не осталось, и люди оказались застигнуты врасплох. Сейчас или никогда! Даже самые ветхие старики не могли припомнить, чтобы хоть раз в своей жизни видели на небе багровую луну…

Фрося бросилась домой. Настасью она застала за домашними хлопотами, тетя варила к их возвращению свежую картошку. На столе уже были расставлены тарелки и чашки с молоком.

– Сегодня! – задыхаясь, выкрикнула девочка и опустилась на лавку.

Настасья поняла все сразу, медленно вытерла руки о передник, поправила волосы перед зеркалом и вышла из избы, прикрыв за собой дверь. На ее лице впервые за долгое время показалась робкая улыбка. С этой улыбкой сумасшедшая пошла через поля, срезая путь к кладбищу.

– Наконец-то! – счастливо выдохнула Настасья, легла рядом с могилой детей и обняла ее. – Дождалась…

– Ты ей сказала? Зачем?.. – спросила баба Клава, когда вошла в избу и устало села на лавку рядом с девочкой.

Фрося сидела, не шевелясь и не меняя позы, и старалась совладать с дрожью и неистовым биением сердца.

– Стася и так не в себе, у нее и так душа болит, к чему ей новая пытка?! Это уже слишком… Она этого не перенесет…

Я знаю, что ты сейчас не слушаешь меня, но ты уже большая девочка, ты должна понимать, что примирение происходит не под землей, не с жалейкой, а только в душе. Только покаявшись, можно избавить душу от груза, только смирившись, можно освободиться от всего, что навалилось. Фросенька, милая ты моя, это ловушка! Взаправду такого не бывает! Не надо было говорить Настасье. И сама не ходи! Умоляю тебя, не ходи!

– Я обязана была ей сказать, – холодно возразила Ефросинья. – Тетя Настя улыбалась, а не плакала. Она выглядела такой счастливой, когда узнала, что скоро увидит своих детей и сможет с ними помириться! И я… Я тоже обязательно пойду, что бы вы сейчас не говорили!

– Фрося, Фросенька, это безумие! Не лезь ты туда! Не глупи! Мы не знаем, что там будет вас всех ждать. Это какая-то западня. Понимаешь? Это просто не может быть правдой… – повторила баба Клава.

– Там мои родители! Вы не сможете меня удержать! – закричала Фрося, но тут слабый свет погас, и избу заволокла непроглядная черная пелена. Хрупкое Фросино тело не смогло выстоять под напором внутренней бури – девочка потеряла сознание.

Когда Ефросинья опомнилась, за окном было совсем темно. Она лежала в своей кровати, баба Клава дремала рядом, прикорнув на сундуке. На столе стоял нетронутый ужин.

Фрося окинула прощальным взглядом избу, которая стала ей родным домом, посмотрела, как Настасья, на свое бледное измученное отражение в зеркале, поправила волосы и так же тихо выскользнула из дома, прикрыв за собой дверь.

Оказавшись на улице среди холодного мрака, девочка вдруг почувствовала, как сильно полюбила бабу Клаву. Захотелось вернуться и обнять ее на прощание, но этого она сделать не могла. Понятно, что, проснувшись, баба Клава ни за что бы ее не отпустила, а скорее навечно заперла бы в доме. Сердце уколола пронзительная грусть, девочка поняла, что уже не успеет извиниться за пустые подозрения и сказать этой старой женщине такие простые слова: «спасибо за все» и «я вас люблю». На них у людей почему-то никогда не хватает времени…