— Пустяки. Не за что!

— Вот бы хорошо, если бы Бьёрн работал в нашем корпусе, — сказала Гюро. — Тогда вы бы вдвоём работали дворниками, и я бы тоже поиграла с морковной грядкой!

— Пошли, — сказала мама. — Через десять минут мне начинать работу. А сначала мы с тобой прогуляемся в садике. В такую рань кроме нас там никого, наверное, не будет, весь сад в нашем распоряжении. Бежим!

Они выбежали на лужайку, на которой росло столько деревьев и кустов. Сперва они бегали под деревьями туда и сюда, пока не запыхались, обеим стало жарко. Остановившись перед кустом смородины, мама прочитала надпись на жёлтой деревянной табличке:

— Тут написано: «Смородина Нюсси», а вот «Смородина Авроры», а тут «Яблоня Кнута», а там «Слива Кнута». У Кнута целых два дерева, а вот тут написано: «Чёрная смородина Нильса-Сократа», а тут «Яблоня Вальдемара, сорт “гравенштейн”», а тут «Чёрная смородина Кристины».

— Ишь, — сказала Гюро, — у Вальдемара и Кристины тут уже есть деревья, а у меня нету.

— Я поговорю об этом в правлении, — сказала мама. — По-моему, у каждого ребёнка из этого корпуса есть здесь своё деревце или куст.

— Мне бы лучше деревце.

— Не горюй. Думаю, с этим всё наладится. А теперь мне уж точно пора приниматься за мусоропровод. Заскочу только на минутку домой переодеться.

Гюро пошла с мамой. Она смотрела, как мама раскрыла большой чемодан. Сверху в нём лежал чистый мамин комбинезон и платочек, чтобы повязать голову. Под ними лежал папин портрет. Гюро его сразу заметила.

— Гюро, — сказала мама. — У меня к тебе просьба. Ты можешь побыть пока на улице? Нужно встретить мебельный фургон. Если захочешь, то можешь ждать и в квартире, только не забывай, пожалуйста, поглядывать в окно. Входную дверь я не буду запирать на замок, так чтоб ты могла выходить, когда захочешь. Только не отходи, пожалуйста, далеко от подъезда, ладно?

— Ну вот! — огорчилась Гюро.

Она собиралась пойти туда, куда пойдёт мама. Но вдруг фургон приедет без них, и грузчики не найдут ни маму, ни Гюро. Ничего не поделаешь, придётся посторожить! Но вышло так, что ей пришлось сторожить не только мебельный фургон, но этого Гюро ещё не знала. В квартире была одна штука, которая со вчерашнего вечера оставалась в полном одиночестве, и рядом не было ни души. Это был телефон.

— Тюлинька непременно зайдёт к тебе, когда встанет, — сказала мама, — а пока не скучай!

Мама ушла, а Гюро немножко посидела перед домом, но тут всё было такое чужое и незнакомое. Из подъезда понемногу стали выходить дети, но они только мимоходом поглядывали на Гюро, разговаривая между собой. Наконец вышла знакомая девочка, которую звали Нюсси.

— Привет, Гюро! Вы уже приехали? — спросила она. — Вы нашли мамины булочки и картину? Мама уже ушла, она ходит в дом престарелых, чтобы помогать там одной тётеньке.

— Нашли. Мы поедим булочек, когда мама уберёт мусор. Ты останешься тут?

— Нет. Мне надо идти, — сказала Нюсси. — Я иду в гости к учительнице на званый завтрак. Я никогда ещё не бывала на званом завтраке, но учительнице надо поспеть на поезд до двенадцати, вот она и позвала гостей пораньше. А потом я приду. Имей в виду, за домом есть песочница и детская площадка.

— Я должна сидеть тут и ждать, когда приедет мебельный фургон, — сказала Гюро.

— Ну, тогда понятно. А вон идёт Бритт-Карен. Подожди меня, Бритт-Карен, давай пойдём вместе!

Нюсси ушла, и всё вокруг стало ещё более чужим, чем раньше. «Пойду-ка я в дом, — подумала Гюро. — Когда приедет фургон, я увижу его, если буду поглядывать в окно».

Все звуки гулко отдавались в квартире, потому что она была пустая.

— Я тут живу, — сказала Гюро.

Собственный голос громко ударил ей в уши, и Гюро подумала: здесь лучше говорить шёпотом.

— Я тут живу, — прошептала она.

Но тут ей стало ужасно одиноко, прямо как там, на улице. К счастью, она вовремя вспомнила про Вальдемара и Кристину. Она вынула их из рюкзачка. Достала и лошадку, и трактор, и фонарик, подаренный папой. Папа… Гюро вспомнила про папину фотографию, которая осталась в мамином чемодане, она лежала сверху на вещах. Чемодан не заперт на ключ, потому что мама открывала его, доставая рабочий комбинезон. Гюро быстро открыла крышку и увидела папу. Пускай папа живёт в этой комнате. Вальдемар останется в большой комнате, которую мама хотела отдать Гюро, а сама Гюро будет жить в кухне, тогда все смогут ходить друг к другу как будто в гости. Папин портрет она поставит на полу посередине комнаты. Больше-то его некуда ставить. Она установила его рядом с телефоном. Вальдемару Гюро отвела место в платяном шкафу своей комнаты, потому что Вальдемару большие комнаты не особенно нравятся, а место в платяном шкафу ему как-то больше подходит по размеру. Кристине понравилось место на подоконнике в маминой маленькой комнатке, и Гюро не стала спорить.

— Смотри в окно и следи, когда приедет мебельный фургон! — велела Гюро Кристине.

Гюро и сама выглянула во двор, но фургона нигде не было видно.

— Наверное, фургоны с утра ещё сонные и им трудно вставать, — объяснила Гюро Кристине. — Я сейчас ненадолго схожу в кухню. Потом мы будем играть в гости в папиной комнате с телефоном. А пока я наведу в доме порядок.

Она отправилась в ту комнату, про которую вспомнила только сейчас. В ванную. Вот куда нужно поставить лошадку, чтобы она могла попить, когда захочет, а ещё трактор и фонарик, вместе им будет веселее.

— Тут у тебя ванна, и раковина, и душ, — сказала она лошадке.

Она попробовала немножко отвернуть кран над раковиной. Вода оттуда как хлынет! Она била так сильно, что Гюро испугалась, а потом вода пошла горячая. Гюро поскорее завернула кран. Тогда Гюро пошла в кухню. Там тоже не было вещей, кроме шкафа и большой кухонной тумбы. Тумба была подходящая. Хотя сверху над ней висел шкаф, на неё можно было взобраться и даже лечь. Дома в Гампетрефе тумба стояла так, что Гюро могла на ней сидеть, это было очень здорово, а тут можно только лежать, а не то стукнешься о шкаф головой.

— Я скоро вернусь, — крикнула она из кухни. — Вот только полежу на кухонной тумбе. То есть, я хотела сказать, у меня тут дела.

И в тот самый момент, как она произносила эти слова, раздался звонок.

Может быть, там кто-то пришёл и звонит в дверь? Неужели это грузчики с мебелью? Гюро слезла с тумбочки и подбежала к входной двери, но там никого не оказалось. А звонок продолжал звонить, и тут Гюро догадалась, что это телефон.

Может быть, ей звонит Тюлинька? Ведь она всю жизнь проработала телефонисткой. Должно быть, она уже узнала, что у Гюро в квартире есть телефон. Тюлинька всё знает о телефонах. Гюро побежала к телефону, присела на корточки и сказала:

— Алло, Тюлинька!

— Что ещё за Тюлинька! Кто там балуется с телефоном, — сказал в трубке незнакомый голос. — Мне срочно нужно поговорить с дворником. У меня в кране прохудилась прокладка, вода так и хлещет.

— Дворника нету, — сказала Гюро. — Она убирает в мусоропроводе.

— Сейчас же позови её! — сказал голос. — Пускай придёт в квартиру 410 к Ханнесенам. Очень прошу поскорее. Сейчас же сбегай за ней! Это срочно! А то здесь всё зальёт.

— Ой, — испугалась Гюро, положила трубку на пол и кинулась бежать. Она уже знала, где находится дверь к шахте мусоропровода, она была расположена в таком же месте, что и в корпусе «Ю», а там Гюро не раз бывала с мамой и Бьёрном. Но, когда она добежала до того помещения, где мама должна была собирать мусор, она увидела, что дверь в него заперта. Мама уже закончила там работу и ушла куда-то ещё.

— Эрле, Эрле! — стала звать Гюро. Так она приучилась звать маму, когда та была на дворницкой работе. Не «мама», а просто «Эрле». Гюро обежала все места, где росли кусты и деревья, потому что мама собиралась их окапывать. Но мамы не оказалось и там. Может быть, в котельной? Только бы и там не наткнуться на закрытую дверь! Гюро так бежала, что совсем запыхалась. Бегать она очень любила, но на этот раз ей это не принесло радости. Совсем не весело бегать, когда тебя гонит страх. Вот и котельная, и дверь в неё приоткрыта.