Художник – Аделина Ламб

Ярослав Селюкин

Под грохот канонад ночных и свист шальных снарядов, под крики боли на берегах кровавых рек я с поля брани вам посылаю свой привет.

Привет, Марьянка, отдушина моя! Знаю, ждёшь меня ты с фронта, пишу тебе, чтобы известить о том, что жив, здоров и жажду боя. Пишу письмо тебе я в середине декабря, но поскольку идти оно будет долго, то поздравляю вас всех с новым тысяча девятьсот сорок третьим годом. Ты просила меня рассказать о том, как я тут совершаю подвиги, но о себе писать не буду, напишу лучше о других, тут человек, любой – уже ходячий подвиг. В этом письме расскажу о себе, о командире нашем и о рейсах.

Начнём с ночлежки. Живём мы в старой станционной котельной. Ночами тут очень холодно, поэтому спим плотно сдвинувшись. Командир тоже спит с нами, хотя ему предлагали остановиться в доме у кого-нибудь. Но Авдохин – фамилия у него такая, – лишь отнекивался и говорил, что останется со своими.

С продовольствием тоже беда. Кушать хочется постоянно, но выделяют мало. Когда кто-то свободен, ходит за дичью в леса. Тут ещё ваши посылки помогают, если кому-то приходит, так мы все по-братски делимся. Добровольно.

Теперь о работе. Локомотивов не хватает катастрофически. Начиная с августа у нас из-под самого носа угнали три паровоза, ещё шесть взорвали. Помнишь Сашку из Берёзовки? Так вот он недавно попал под бомбёжку. Жалко парня, молодой был, да и жена у него беременная осталась.

Фашисты замучили вкрай. От их авианалётов очень сильно страдает полотно. Но наш командир не промах, он как будто волшебник. В кратчайшие сроки умудряется починить пути, он лично с бригадой выезжает. Да, немцам его не перехитрить.

Теперь о рейсах. Ходим часто. За день один поезд может восемь раз туда-сюда проехать, если, конечно, не взорвут. Недавно стали мишенью фрицевских асов. Вообще, они очень любят поиграть во «врачей», их излюбленная мишень – вагон-госпиталь.

Так вот, ехали намедни с Авдохиным. Ночь, артиллерийская батарея своими залпами озаряет небо, где-то высоко летают эти «коршуны» проклятые. Гул стоял страшный тогда. Чтобы не заметили, мы ехали без фонарей, вслепую. Но они как-то увидели, и давай бомбить. Налетели как саранча. Я забеспокоился, молиться начал. А командир шутил, анекдоты мне рассказывал. Мужик бесстрашный. В общем, еле выбрались тогда. Для нас он та надежда, которой часто на фронте не хватает, очень всех воодушевляет. Мы после рейса долго ещё не спали. Разговорились с ним, о семье, жизни, службе. В общем, обо всём. Он тот командир, который внимательно выслушает и не бросит никого в беде, словом, настоящий офицер.

А ещё случай был. Тоже с ним ехал. Локомотив прошёл – ничего, только первый вагон подъехал – взрыв. Что-то немцы перемудрили, и вместе с вагоном нас тоже сбросило с рельсов, окна вдребезги. Груз разлетелся, пробил форточку, осколком я распорол ногу, командиру тоже досталось. Он встаёт, весь в крови. Увидел, что я лежу с огромным осколком в ноге, а до станции, откуда мы отправлялись, тринадцать километров по лесу напрямик. Он закинул мою руку на плечо и потащил на себе. По морозу, через лес, где голодный зверь бродит, туда с винтовкой лишний раз боишься зайти, а мы пустыми шли.

Если возим почту, на душе становится теплее. Когда видишь, как пара бумажек с новостями из дома греет души наших солдат и воодушевляет отвоёвывать каждую пядь земли, становится даже интересно, что там такое написано, что так поднимает дух. Уж не товарищ ли Сталин в письмах тех им поцелуи шлёт? Шутки шутками, а здесь это один из самых счастливых моментов.

В общем, как-то так дела фронтовые обстоят. Жду письма с рассказом о своих делах. Кланяйся от меня всем нашим.

Искренне ваш, боец-красноармеец, Степан Митрофанов.

Художник – Вероника Маркина

Рино Рэй

Белый медведь появился внезапно.

Одним особенно снежным декабрьским утром он просто вырос за стеклом магазина. Огромный, едва ли не в половину Нюты, с выразительными чёрными глазами и невероятным кожаным носом – он завоевал её сердечко сразу. Девочка, раскрыв рот, смотрела на игрушку, не обращая внимания на снежинки, холодящие язык.

– Эй! – слегка толкнула её подруга. – Гланды застудишь!

– А? – Нюта моргнула и, спохватившись, закрыла рот. Что такое «гланды», она знала не понаслышке: прошлой зимой девочка тяжело болела, и мать разрывалась между двумя работами и ребёнком в горячечном бреду. Тогда, без малого в десять лет, Нюта и познакомилась с новым для себя словом, а заодно и с равнодушными больничными стенами, холодными стетоскопами, больнючими иголками и добрым врачом со сложным именем Апполинарий Георгиевич. Хорошим, пожалуй, из воспоминаний был только он.

– Бэ! – передразнила её подруга. – На что пялишься-то? На мишку?

– Ага, – призналась Нюта. – Красивый, правда?

Подруга скептически изучила игрушку.

– Красивый, – согласилась она. – Только стоит, небось, столько, сколько разве что Лидкин папа зарабатывает.

Лидка была в классе самой богатой и заносчивой девчонкой. Нюта с ней не водилась, но знала, что родители каждый день забирают её после школы на машине, что Лидины завтраки всегда в разы больше и вкуснее, чем у остальных, что её одежда шьётся специально, а не покупается уже готовой.

Стоит ли говорить, что в Нютиной семье не было ни папы, ни машины, ни сшитых на заказ вещей – если не считать заштопанных…

Медведь продолжал сиять на витрине. Нюта вздохнула и отвела глаза.

– Пойдём, – потянула её подруга. – Чего смотреть, не купишь же.

– Угу.

Дойдя до поворота, девочка не выдержала и оглянулась: ей показалось, что мишка машет ей лапой.

На уроках Нюта была рассеяна, умудрилась схлопотать замечание от учительницы и аж тройку по математике, чего прежде не бывало. Но девочка даже не обратила внимания – ни на отметку, ни на утешения подружки. В мыслях её безраздельно царил белый медведь.

Художник – Алёна Романова

Едва уроки кончились, Нюта выбежала из школы. Петляя и скользя (а разок и улетев в сугроб), девочка в считанные минуты добралась до витрины. Сердце колотилось от бега и страха: а вдруг купили? Вдруг купили?!

Медведь был на месте. За день на зимнем солнце он приосанился, и, казалось, немного подрос. Глаза всё так же приветливо смотрели на девочку, явно выделяя её среди других. Нюта несмело тронула дверную ручку и вошла. Перед ней раскрылось целое игрушечное царство.

Вереницы паровозов бежали по своим паровозьим делам, ловко проскальзывая по железной дороге прямо между ног. Воздушные змеи расправили свои крылья над потолком, сияя и переливаясь. С полок улыбались, смеялись, трогательно глядели мягкие игрушки – кошки, собаки, мыши и даже один симпатичный барашек. Звери поменьше выстроились на столиках – здесь можно было найти пластиковых лошадей и коров, львов и тигров, а ещё дальше расположилось целое индейское племя, а за ним – солдаты, а за ним…

– Чем я могу помочь столь юной барышне? – приветливо прогудело откуда-то сверху. Нюта задрала голову и увидела огромное бородатое лицо, ощерившееся в улыбке. Взвизгнув, девочка отпрыгнула в сторону, чуть не врезавшись в коробки с мозаиками.

– Но-но! – погрозил пальцем бородач. Глаза его, впрочем, смеялись. – Аккуратнее, девчуля! За вашей спиной, между прочим, целое царство! Волшебный мир, можно сказать, никак не меньше…

Интерес пересилил испуг, она обернулась и ахнула от восхищения. Бородач не обманул. Над Нютой возвышался огромный замок. Всё было при нём: окошечки, острые башни, длинные коридоры, лестницы, даже ворота, кажется, могли подниматься и опускаться сами, только покрути специальное колёсико…