– Ага, я так и понял, – усмехнулся я, – недаром ты меня из Кремля так резво утащил, в машину посадил, домой повез, а теперь разговоры разговариваешь.

– Лёшка, я просто не хотел тебе еще больше жизнь усложнять, вот и всё, – вздохнул он. – А так, вмешиваться точно не буду. Вон, – он указал на машины кортежа цесаревича, которые стояли около гаража, – у тебя отец есть, пусть он и воспитывает.

– Хорошо, деда! Спасибо тебе большое и на этом, – поблагодарил я его.

А про себя подумал: что бы дед мне сейчас ни говорил, но из моей жизни он точно никуда не исчезнет. Не хочет вмешиваться? Что ж, я не гордый – всегда могу к старику просто прийти за советом и отказа уж точно не получу.

А на крыльце дома меня задержали Прохор с Иваном:

– Лёшка, ты действительно выполнишь свое обещание? – Воспитатель смотрел на меня с укором. – Или ты так неудачно пошутил?

– Сделаю, Прохор, ещё как сделаю! – улыбнулся я. – Вот увидите, сессию я буду сдавать в родном университете, в который честно поступил! И скажу вам с Иваном то же, что и деду Михаилу: чтобы ноги вашей в училище не было! Во избежание…

– Во избежание чего? – нахмурился Прохор.

– Во избежание того, что мне будет стыдно смотреть вам глаза.

– То есть всё-таки стыдно тебе все равно будет?

– Да, Прохор, обязательно будет, – кивнул я. – Как в том анекдоте про поручика Ржевского, который явился заплаканным в казарму.

– Ну-ка, напомни.

– Сослуживцы спрашивают поручика, почему он плачет, а тот им и отвечает: «Иду я по улице, а ко мне девочка подходит, во-о-т такая маленькая, и говорит: “Дяденька, возьми меня за копеечку”. А я её спрашиваю: “Девочка, зачем тебе копеечка?” – “А у меня мама больная, я ей хлебушка куплю и в аптеку за лекарством схожу”. Друзья, не поверите, еб@л и плакал!»

– Вот и я, Прохор, буду там развлекаться и плакать, плакать и развлекаться. Да, мне будет очень стыдно и перед собой, и перед вами, и особенно перед всем училищем, но я это все равно сделаю и покажу царственному деду, что он был неправ!

– Понятно… – кивнул воспитатель. – И переубедить тебя, судя по моим впечатлениям от совета рода, никак не удастся?

– Вот и именно, Прохор, – удовлетворённо кивнул я.

– Зверь, ты чего к парнишке пристал? – вмешался Кузьмин. – Царевич взрослеет, самоутверждается, пытается добиться к себе повышенного внимания и соответствующего отношения. Вот и не надо ему мешать. Сам же прекрасно знаешь, чужие шишки не болят.

– Это точно, – задумчиво кивнул воспитатель, – может, и действительно ему стоит пар выпустить в военном училище. Лёшка, – он оглядел меня, – обещай, что ты не сильно там разойдешься, а главное, свою репутацию не погубишь и честь не уронишь?

– Обещаю, Прохор, – кивнул я, – все будет в рамках мелких капризов и невинных шалостей.

– Верится, конечно, с трудом. – хмыкнул он. – Так что держи себя в руках и не заиграйся. Пошли, – он указал на дверь, – тебе ещё собраться надо, сам же слышал приказ государя относительно того, что ты сегодня ночью в казарме ночевать будешь. Вот и не надо лишний раз его императорское величество нервировать, он сегодня и так после совета рода сильно не в духе. Заодно и с отцом перед отбытием на место службы попрощаешься.

А вот в доме нас ждало повторение вчерашнего: уже пьяненький отец как раз наливал себе в бокал коньяка. Рядом сидел князь Пожарский и с осуждением смотрел на цесаревича.

– Ну что, Лёшка, говорят, тебя военным училище наказали? – усмехнулся он и отсалютовал мне бокалом.

– Есть такое дело, – кивнул я.

– И как ты к этому относишься?

– А Михаил Николаевич тебе не рассказал?

– Не успел ещё.

– Я пообещал, что до сессии государь меня сам из этого училища заберёт, – усмехнулся я.

– Смело! – удовлетворённо кивнул отец. – Очень смело! Хоть кто-то нашему государю не боится возражать! Алексей, а ты сможешь сдержать свое обещание? Я имею в виду… – Он помахал рукой воздухе. – Без всяких там излишеств в виде массового избиения преподавательского состава с курсовыми офицерами, публичной казни руководства училища, спаленных учебных корпусов и групповых надругательств над ни в чем не повинными молоденькими курсантками?

– Папа, ты бы бухать прекращал! – я рассмеялся. – Или ты сейчас нам тут свои нереализованные юношеские мечты озвучил?

– Я в норме! – отмахнулся он. – Так, фантазия разыгралась… Или скажешь, что у меня оснований нет для подобного рода вопросов?

– Есть, – вздохнул я, признавая его правоту. – Ты не переживай, все будет в рамках, есть много способов обойтись без крайностей. Обещаю, репутацию не похороню, честь не уроню.

– Моя помощь нужна? – он изогнул бровь.

– Не нужна, – помотал я головой. – И скажу то же самое, что уже говорил деду Михаилу и Прохору с Иваном: лучше тебе в училище не появляться.

– Понял, – кивнул он. – Когда отправляешься?

– Приказано сегодня ночевать в казарме.

– Да какая там казарма? – поморщился отец. – Так, одно название! Тогда я сейчас наберу Пафнутьева, пусть он тебя до комнаты в общежитии проводит и проследит за заселением. Надеюсь, против Виталия Борисовича ты ничего не имеешь?

– Не имею.

– Отлично! Вот он и будет за тобой там приглядывать, раз всем остальным в училище появляться не рекомендуется.

– А государь не будет против? – усмехнулся я.

– Виталий ему на тебя заодно стучать будет, как и положено, – усмехнулся отец. – Возражения есть?

– Да пусть стучит! – отмахнулся я. – Я ему о своих планах докладывать все равно не собираюсь.

– Вот и молодец! – удовлетворённо кивнул отец. – А то государь наш очень не любит сюрпризы, вот ты его, Лешка, и порадуешь…

– А ты сам-то как после своего выступления на совете рода?

Отец вздохнул и улыбнулся:

– Разберусь как-нибудь… И вообще, сын, все, что я там выдал, было сказано не из-за тебя, а прежде всего из-за себя.

– Я так и понял, – кивнул я.

– И ещё, Алексей. Можно я у тебя здесь переночую? А то, сам понимаешь, в Кремль мне сейчас возвращаться рановато, очень не хочется слушать очередные нравоучения от его императорского величества.

– Живи сколько хочешь, я все равно в ближайшее время здесь только на выходных появляться буду.

– Спасибо. Кстати, не хочешь князю Шереметьеву позвонить и сообщить, что тебя в военное училище на учебу перевели? Вот старик-то обрадуется, что внучку в Питер отправлять не придется. – Отец хитро улыбался.

– Надо позвонить, – поморщился я. – С моего телефона или с твоего?

– Звони со своего.

– Тогда давай номер князя, мы с ним у «Русской избы» как-то не успели обменяться.

Разговор с князем Шереметьевым не занял много времени:

– Андрей Кириллович, добрый день! Это вас Алексей Александрович Романов беспокоит. Хотел вам сообщить, что меня переводят на учёбу в военное училище. Думаю, что вам эта информация в контексте нашего с вами последнего разговора очень пригодится.

– Спасибо, что сочли нужным известить, Алексей Александрович, – ровным голосом поблагодарил меня князь. – Я учту ваши слова при принятии известных вам решений. Удачи в училище!

Дед Михаил с отцом переглянулись и удовлетворённо друг другу кивнули, а последний добавил:

– Лишний раз продемонстрировать какому-то из главных родов свое благорасположение никогда не бывает лишним, сынок, – улыбнулся отец. – А время-то идет, тебе пора собираться, а я пока Пафнутьева наберу.

Собирался я в обществе Прохора, который посоветовал не брать лишние шмотьё:

– Складывай только самое необходимое, там все равно только в камуфляже ходить будешь. Постельными принадлежностями, полотенцами и сменкой тебя там обеспечат. «Георгий», понятно, у тебя здесь останется, а «Станислава» с собой собираешься брать?

– А зачем? – пожал плечами я. – Перед кем мне там орденами козырять?

– Тоже верно, – согласился он. – И смотри, Лёшка, завтра пятница, а значит, и положенная увольнительная, не вздумай сегодня и завтра в течение дня накосячить, иначе тебя домой не отпустят.