Вторым стал Тадао Симидзу из Осаки, интересный персонаж. Выглядел он как оторва – непослушные высветленные волосы, зачёсанные назад, ободок на голове, два прокола в правом ухе, пирсинг на брови. Он смотрел на всех с каким-то вызовом и дерзостью, но во взгляде его не было ни капли злобы. Я сразу захотела подружиться с Тадао, но при этом чувствовала, что в общении с ним надо быть более внимательной и осмотрительной, чем с другими ребятами.

Третий парень – токиец Чикао Кикути. Он был самым высоким среди нас, носил круглые очки и стильно одевался: так, в первый день на нём были чёрные кеды, чёрные брюки, белая рубашка и синий шерстяной жилет, а в качестве аксессуара – массивная серебристая цепь на шее. От моего взгляда не ускользнули ухоженные руки и идеальная укладка. Он будто только что вышел из Пинтереста! В общем, Чикао можно было назвать метросексуалом, но вместе с тем этот парень не производил впечатление человека, который зациклен исключительно на своей внешности. Мне он показался очень умным, и не из-за очков (у нас всё-таки книга без дебильных стереотипов), а прежде всего из-за взгляда. Казалось, будто Чикао бесконечно думает о чём-то, постоянно рефлексирует, погружаясь в себя.

Девушку, которую я встретила за день до этого, звали Ран Сакамото. Она приехала из Киото. Красотой своей, думается, эта девушка могла сразить любого! Стройная, среднего роста, фигура по типу «песочные часы», покатые плечи, миниатюрные ступни и маленькие узкие ладошки, разлёт бровей, по изгибу своему напоминающий крыло птицы, длинные шелковистые волосы, отливающие серебристым блеском на солнечном свету, (прямо как в рекламе шампуня), прикрывающая лоб чёлка, ресницы, бросающие тень на огромные, чуть ли не на пол лица, глаза. В движении Ран напоминала горную серну – настолько она была лёгкой и грациозной. В общем, мне показалось, будто она – живое воплощение знаменитых японских красавиц, которых можно увидеть на гравюрах художников эпохи Эдо. Даже голос у Ран был такой, каким, казалось, может обладать только японка – немного слабоватый и спокойный. Говорила она тихо и медленно, почти так, как разговаривают, когда рассказывают кому-то сокровенные секреты. В моих глазах это делало её ещё более таинственной и загадочной.

Нашим преподавателем и по совместительству куратором оказался один из самых востребованных молодых токийских художников Арата Ёсикава. На момент нашей первой встречи ему только исполнилось двадцать восемь лет. С его творчеством я была знакома ещё до поступления в университет. Мне нравилось в его живописи то, что он сочетает традиции и новые веяния. В его работах соседствовали присущая старинному японскому искусству орнаментальность и более реалистичная трактовка лиц. Писал он в основном девушек, таких разных, таких не похожих друг на друга. Видимо, у Ёсикавы не было любимой музы или постоянной модели. Но главное, за что я полюбила его искусство – это камерность, интимность, деликатная чувственность, не переходящая в откровенный эротизм и тем более в порнографию.

Мало того, что он прекрасный живописец, так ещё оказался и симпатичным молодым мужчиной. Ёсикава-сан был на пол головы выше меня и обладал мускулистым телосложением. Глаза цвета тёмного шоколада с миндалевидным разрезом обрамляли прямые брови, концы которых совсем немного приподнимались вверх. Волосы коротко и аккуратно острижены. Да и одевался он просто, но стильно: обычно в широкие чёрные или голубые джинсы, кроссовки в духе ugly shoes и футболки свободного кроя, иногда с надписями на кириллице (что меня лично радовало и слегка забавляло одновременно).

Арата Ёсикава в классе всегда был довольно строг, но при этом понимал нас. В первый день он сказал: «Забудьте всё, чему вас учили в ваших художественных школах или секциях. Здесь это не поможет. Японская живопись отличается от европейской. Конечно, никто не говорит о том, что нужно отбросить достижения западного искусства по типу линейной перспективы. Но готовьтесь к тому, что нужно будет начинать всё сначала! Предыдущий опыт будет только мешать. Ведь легче научиться и научить с нуля, нежели переучиваться и переучивать. Курс, набранный в этом году, действительно уникален! Среди нас – две девушки, и одна из них – иностранка. Раньше на факультет японской живописи брали только парней, так как считалось, что традиционное изобразительное искусство – занятие исключительно мужское. Надеюсь, что это мнение ошибочно».

Мне было приятно услышать подобные слова, тем более что звучали слова сенсея искренне.

Первые три пары по рисунку быстро пролетели. Как и сказал Ёсикава-сан, начинать всё пришлось буквально с самого начала: мы рисовали куб, цилиндр и сферу по отдельности, а затем тренировали различные виды штриха.

На большой перемене Тадао предложил купить что-нибудь перекусить и посидеть в университетском саду, чтобы пообщаться и лучше узнать друг друга. Мне эта идея пришлась по душе, тем более что в запасе был целый час, да и погода стояла ясная и тёплая.

Университетский сад – отдельное произведение искусства! Как оказалось, он стал дипломным проектом студентов с архитектурного факультета, которые выпустились пять лет назад. Сад был разбит в соответствии с традициями японского садово-паркового искусства и с учётом современных тенденций ландшафтного дизайна. Его устройство подчинялось принципам асимметрии. Он утопал в зелени, повсюду слышался приятный плеск воды, потому что в пруду обитали карпы. Казалось, что к нему не притрагивалась рука человека: настолько всё выглядело органично и естественно. Дорожки сада были выложены плоскими камнями. Освещали сад покрытые мхом каменные светильники тору. Необычный мост соединял два берега пруда: он был собран из хаотично примыкавших друг к другу узких вытянутых прямоугольников, состоящих из двух досок, и лежал на камнях, еле-еле показывавшихся из воды. Получалась дорожка причудливой зигзагообразной формы, прогуливаться по которой можно было только в одиночестве. Перила у моста отсутствовали.

– Ох, я устал! Давно не рисовал так долго такие скучные вещи… Ещё со школы это не люблю! – сказал Тадао.

– Мне, честно говоря, это тоже не особо нравится, но делать нечего, ответила я. – Тадао, а где ты учился до этого?

– Я ходил в школьный рисовальный клуб. А ты, Сакамото?

– Я самоучка. Для меня было в новинку то, что мы делали сегодня. Мне больше по душе рисовать людей, нежели неодушевлённые предметы и пейзажи.

– Честно говоря, удивительно, что девушек вообще взяли на этот факультет. Ведь даже в европейском искусстве великих женщин-художниц не так-то много, – произнёс Акира.

– Да, но это связано не с тем, что мужчины якобы более талантливые, нежели женщины. Основную роль здесь сыграла историческая несправедливость: женщин в Европе, как и в Азии, долго не допускали до занятий живописью. Конечно, этого уже не исправить, но имена современных художниц тоже не особо известны среди широкой публики. Даже на Западе. Из японских могу вспомнить только Йоко Оно, – сказал Чикао.

Удивительно, но оказалось, что у всех ребят хороший английский. Я поинтересовалась:

– Простите, что перескакиваю с темы на тему, но у меня вопрос: как так получилось, что у вас у всех такой крутой уровень английского?

– Я родилась в Америке, мои родители переехали туда по работе за несколько лет до моего рождения. В Японию мы вернулись девять лет назад, но с детства мне приходилось разговаривать на английском и японском языках, – объяснила Ран.

– Я люблю играть в онлайн-игры. Чтоб общаться с игроками из разных стран, пришлось выучить английский, – сказал Акира.

– Мне всегда нравилось изучать иностранные языки. Я говорю также на французском, корейском и испанском. Надеюсь, что пару слов на русском языке мне тоже удастся выучить, – ответил Тадао с добродушной улыбкой.

– Мой папа из Канады, а мама – японка. Я билингв. Так же, как и Ран, я с детства начал разговаривать на двух языках. До сих пор папа говорит со мной по-английски, а мама – по-японски. Ну а ты, Инна, как выучила английский? – спросил Чикао.