– Братва приняла, – сообщил предовольный, выпивший Серёга на обратном пути. – Проблем в Сургуте не будет. У тебя лично. Других будем посмотреть.

Серёга родился на Камчатке, в посёлке геофизиков и промысловиков близ Петропавловска. Служил в морской пехоте «неподалёку», в Находке. Остался по контракту, но «припахали» в спецназ и перекинули в Сургут. После «дембеля» уезжать не захотелось. Прибился в личную охрану.

Он гнал, свиристящий двигателем, разбитый, перемятый джип по городу с огромной скоростью, будто собирался взлетать на прямых участках улиц.

– Нормальная тачка! – радовался Серёга за джип. – Живучая! Завтра поставлю перебрать движок.

«Внутренний голос» Сценариста, похоже, трусливо затих и «отдался» на волю Случая. Добрались до гостиницы без приключений.

Через неделю Сценарист перезнакомился со многими в городе, в том числе, и с руководством СНГ, градообразующей компанией не только Сургута.

На одну из дружеских вечерних посиделок в кафе подошёл буровик Егор Плещеев. Неутомимый «боевик» и «коммуникатор» Серёга притащил «на сходку» историка по образованию, «местного клоуна» и «потрясного рассказчика».

Сценаристу не пришлось уговаривать буровика «расчехлить хлебало», как шутливо приказал Егору жизнерадостный и неуёмный Серёга.

Среди пьяной, разгульной компании Плещеев разглядел желающего, умеющего слушать, подсел ближе и сразу доверился приезжему, незнакомому человеку. Начал свой рассказ Егор необычно, странно, несколько формально и заученно, словно на этой фразе его переставали слушать.

– Был бы я писателем, начала бы рассказ так: «Он ушёл из жизни в тридцать два года, но прожил долго и счастливо с любимой женщиной…» Знаете, большая редкость, счастливый случай, один на миллион – встретить любимого человека. Редкое везение обрести такую счастливую Судьбу. Чаще люди сожительствуют друг с другом, как бы рядом, но отдельно, по дурной привычке, по дружбе, привязанности или из-за детей. Серая, унылая, скучная жизнь. Она быстро стирается из памяти не только живущих. Бывает, вспыхнет страсть к женщине или девушке, но быстро гаснет, исчезает. Год, два – и остываешь… Опять ждёшь, надеешься, мучаешься. Ждёшь чувств, страданий, переживаний. Настоящей любви…

Егор призадумался и продолжил низким, изменённым голосом, словно изнутри заговорил другой человек:

– Он уходил из жизни в тридцать два. Впереди ждал багровый закат. Он спешил уйти следом за любимой женщиной. Он был уверен: ТАМ их ждёт Вечная Любовь.

– Красиво. Самому писать рассказы, повести не приходилось? – спросил Сценарист.

– Времени не хватает. Терпения. Усидчивости. Да и кому это нужно? Вот вы зачем пишете? Сценарии. Знаю, роман написали. Книжки ваши издали. Зачем это вам нужно?

– Раньше на бумагу, теперь в буквенное поле ноутбука можно излить свои впечатления, чувства, переживания, радость, горе. Поделиться. С самим собой. Если не можешь не писать – пиши. Такая простая формула.

– Это правильно, – согласился Егор.

Буровик Плещеев был серьёзным, мудрым человеком. За неприметной внешностью скрывалась глубина осознания примитивной земной жизни. Хотя суровый «боевик» Серёга иронично назвал его «клоуном», но это лишь означало: Егор не вписывался своей личностью, образованностью, образом жизни в непритязательный мир работяг, озабоченных заработками, отдыхом у Чёрного моря или «за искристым бугром», «с тёплой, красивой бабой под боком». Ещё раз в год – с детьми. Но это по случаю «залёта» и «для продолжения рода».

– Рассуждаете как старик, умудренный опытом. Сколько вам лет? – спросил Сценарист. – И зим?!

– Давайте на ты. Не против?

– За. Сколько тебе сейчас?

– Двадцать восемь, – ответил Егор.

– Почему решил уйти из жизни в тридцать два?

– За меня решили, – отвечал Егор с мягкой улыбкой философа. По утомлённому, измождённому виду, обветренной, загорелой коже лица и рук вполне ещё молодого человека было видно: буровику пришлось многое пережить в жизни. Он щурился задорно, как мальчишка, кто задумал подшутить над собеседником. Но подшутить сложно, затянуто, увлекательно.

– О многом знаю наперёд. По жизни больше не суечусь. Успокоился. Иду медленно. Дышу ровно, – негромко сказал юный мудрец Плещеев.

До начала съёмок телесериала, приезда группы из Москвы оставалась неделя, точнее десять дней. Времени, свободного для посиделок по вечерам, ещё было предостаточно, можно было довериться интересному и необычному рассказчику.

Минут через десять случайная компания в кафе отвлеклась на свои шумные застольные беседы обо всём и ни о чём, с пьяными выкриками, нелепыми тостами. Сценарист, как самый заинтересованный, предложил Егору перебраться в его номер на третьем этаже гостиницы и продолжить чаепитие с беседами.

Они собирались уйти «по-английски», ни с кем не прощаясь, направились к выходу. Подпитой, с мутными глазами, неунывающий Серёга с другого конца застолья лишь вскинул кулак в испанском жесте «Но пасаран!»17.

В блоке из двух номеров одноместный представлял собой скромную комнатку метров на десять квадратных. С кроватью с деревянными спинками, шкафчиком для одежды, креслом, стулом, традиционным крохотным телевизором на кронштейне, закреплённым на стене на уровне головы.

Рассказчик расположился в кресле у журнального столика. Сценарист вскипятил воду в походном электрочайнике, заварил в гранёных стаканах японскую сенчу18. Он был любитель зелёных чаев.

– С чего ж начать? Вернее, продолжить. Если вам действительно интересно, – прогудел Плещеев как бы нерешительно, впрочем, уже был совершенно уверен, приезжий «писатель для кино» проглотит с удовольствием и благодарностью любую, самую фантастическую историю.

– Мне очень интересно. Приехали снимать кино. Хочу задержаться после съёмок, проникнуться местной экзотикой. Бывал ранее в Хантах, Сургуте, Когалыме. Документальный фильм прилетали снимать в начале восьмидесятых. Художественный снимали в 1988 году. Фильм «Абориген» с Владом Галкиным в главной роли. Не видели?

– Нет. В кино не хожу. Не с кем. Телевизор – только новости. Буровая всю жизнь съедает. Между вахтами – учёба. На историческом, заочном универа. Собираюсь стать археологом, как и отец… Жизнь моя коротка, двадцать восемь годков, но приключений нахватался, – как бы нехотя, повторно «разгонялся» для рассказа Егор. Чувствовалось, помбуру19 захотелось выговориться перед приезжим, чей заинтересованный взгляд он поймал в начале общих посиделок. Ожидал в ответ от собеседника самую малость: одобрительных или недоверчивых покачиваний головой, восторженных, ироничных, саркастичных замечаний, возгласов и – ничего более. Только не безразличия. Егор хотел поддержать и свой протухающий интерес к продолжению собственных дневниковых записей.

– Знаете, на буровой с годами тупеешь, отекаешь мозгом, – признался рассказчик. – Устаёшь дико. Сидишь, бывало, заспиртованной грушей в бытовке после смены и не воспринимаешь чужих, ненужных слов, наставлений, нареканий начальства, пустопорожних бесед, приколов коллег. Отдыхаешь. А сутками пашешь, пашешь, пашешь. В мороз, жару, ливень. Зарабатываешь. Деньги, деньги, деньги! Тратишь, тратишь, тратишь. Вроде живёшь материально неплохо. Но время исчезает вместе с деньгами и здоровьем, тает незаметно. Безследно. И уже маячит впереди мутный барьер забвения и небытия…

Совсем непростой буровик и работяга, каковым он пытался прикинуться при первой встрече, Егор Плещеев выказал образованность, грамотность, начитанность, примолк, смутившись высокопарной фразы.

– Мозг в однообразной, отупляющей работе застывает. Через пару лет, кажется, не смогу серую свою массу разбередить. Числюсь среди своих чужаком, словоблудом, массовиком-затейником, клоуном. Но, как понимаете, незатейливая болтовня, беседа – приём разминки, оживляж мозговых извилин.