Хмурый пожилой мастер бубна в новеньком замшевом костюмчике с меховой оторочкой ударил было перед костром в трагический набат, но его быстро обступил, «поглотил» воющий рабочий люд, разгорячённый напитками и городской выпечкой.

В глубине толпы народные умельцы недолго побаловались горловым пением в несколько басовитых глоток, вскоре стихли. Мощные звуковые колонки вдруг зычным хрипом разразились осовремененным фольклором хантов, манси и зырян. Зазвучали эстрадные песни про Юган и Когалым. Грянул бравурный марш нефтяников, где мимоходом помянули учёного Губкина52. Усиленный динамиками, неожиданно резко зажужжал варган и вдруг стих. Нудное, механическое вибрирование уступило природному треску брёвен костра, гудению сине-оранжевого гигантского языка, что взметнулся в серо-молочные небеса.

Егор пригубил сухого винца и удалился в сумерки, подальше от разоряемых столов и захмелевших сотоварищей по буровой. Замер бездумно, заворожённый полыхающим пространством и огненным буйством красок. Он не обращал внимания на истошные вопли, безумные выкрики собравшихся, кои вспомнили дикарские свои, языческие корни, запрыгали дикими козлами в хороводе. Гуляки лапали чужих визжащих женщин, тискали податливых подруг. Нелюдимый Егор и одет-то был не для безумных плясок на песке вокруг костра. В скромном сером пиджачке от «Большевички», клетчатой ковбойской рубахе, в «левых» джинсах – китайский «Левис», он выглядел журналистом местной газетёнки, приглашённым на освещение незначительного события. Старые, удобные, растоптанные туфли от «Белвест»53 отсырели, были полны сырого песка, раздулись крестьянскими лаптями. Пора было покидать шумное сборище, людскую вакханалию, пока всё не закончилось общей потасовкой или дракой.

Сухие жердины в огненном чуме выстреливали в небеса жёлтыми, оранжевыми, рубиновыми искрами, трещали сороками в тайге, растревоженными чужаками.

К Егору, стоящему в отдалении от толпы у штабеля досок разбираемого помоста эстрады, вышла из темноты девушка в скромном, сером, холщовом сарафане ханты. Чёрные блестящие волосы её охватывала через лоб кожаная полоска, свитая в косичку. Чёрные щёлочки глаз девушки озорно и загадочно сверкнули огненными искорками. Она приблизилась, не дала помбуру возможности первому «сморозить глупость», приложила тонкий пальчик к его губам.

– Сбежала, – прошептала она.

– Прекрасно, – отозвался Егор. – От врагов?

– У хантов есть такой обычай, – сообщила она таинственно вместо ответа. – В последнюю ночь перед замужеством невеста может у костра выбрать себе любого, если недовольна назначенным ей женихом.

– Та-а-ак, – улыбнулся Егор, иронично заметил:

– Стало быть, теперь я ваш жених.

– Нет, – тихонько и задорно хмыкнула девушка, прислонилась к штабелю досок, спиной к костру, пытаясь за глубокой тенью сохранять инкогнито.

– Жаль, – вздохнул Егор. – Я-то, грешным делом, подумал, впервые в жизни повезло.

– Вино пьёте? – несколько обыденно спросила она, окончательно нарушая возникшую было таинственность встречи.

Егор приподнял на уровень глаз полупрозрачный пластиковый стаканчик с остатками светлого вина. Напиток заиграл весёлыми искорками в отсветах пламени костра.

– Кислятина. Рислинг54, кажется.

– Хотите попробовать настоящее французское бордо? – предложила незнакомка, поставила початую бутылку вина на штабель досок. – Говорят, очень дорогое. Не вспомню название. Кажется, «Шато Петрюс»55.

Егор не удержался, фыркнул от смеха. Очень было необычно, непривычно, что симпатичная девушка, явно не из местных, смело подошла сама, да ещё и с бутылкой вина.

– С удовольствием, – ответил Егор, решил проявить галантность, поухаживать за незнакомкой, выплеснул из стаканчика дешёвое винцо в песок. Взялся, да так и замер с бутылкой в руке, не решаясь предложить налить вино в единственный стаканчик, свой.

– Дула прям из горлышка, – тихонько хохотнула незнакомка. – Пробуйте. Из Петербурга привезли.

– О как?! Вы из нашей Северной Венеции?!

– Нет. Я – из старинного хантыйского рода. Мой прапрапрадедушка был известным шаманом. Но в детстве меня похитили.

– Очень интересно, – не поверил Егор, смело отхлебнул из горлышка бутылки терпкий напиток, мало напоминающий по вкусу виноградное вино.

Холостяк и романтик, огрубевший на буровой душой и телом. Казалось, только жгучая водка имеет значение для мужчины при ежедневном отравлении грубой, некачественной пищей или для согрева в морозы и холода. Он не разбирался в винных вкусовых оттенках, но отличить вино, скажем, от травного отвара мог определённо.

Терпкий напиток славно отогрел гортань, пробежал тёплой волной внутрь и отозвался эхом неудержимой эйфории в голове.

В сознании родился тончайший хрустальный перезвон и заполнил множеством серебряных колокольчиков всё пространство вокруг. Чёрные, прыгающие тени людей, мечущиеся перед огненным полотнищем, показались невероятно огромными, вытянулись в сине-серое небо на высоту дамбы, сдерживающей водоём перед энергостанцией.

– Ого! – изумился Егор. – Вот это эффект опьянения!

И не узнал своего голоса. Чужое эхо вторило из его же организма, как из бездонного колодца.

– С голодухи прям в голову ударило. Ох, и знатное винцо вы мне предложили – ураган в мозгах!

Ещё и ещё раз Егор смело приложился к горлышку бутылки, с удовольствием отпивал обильными глотками, словно гасил обжигающую жажду внутренней пустоты, беспокойства и тоски.

Милая незнакомка его поддержала, тоже сделала несколько глотков жидкости из бутылки. Это совершенно успокоило Егора, расслабило до полнейшей лёгкости в руках, ногах и даже голове, несмотря на некую замутнённость сознания. Девушка сунула холодную рыбёшку ладошки в его разгорячённую ладонь и потянула за собой в сторону костра.

Раздвинулась чёрная стена мечущихся туземцев. Огненный чум медленно, с хрустом раскрыл оранжевые створки и обозначил глубокую дрожащую синеву потустороннего пространства.

В тот удивительный вечер именно так Егор и воспринимал всё происходящее.

Сначала умерли звуки. Ни диких, безумных выкриков подвыпивших людей, ни треска сгорающих жердей и заготовленных дров. Ни-че-го. Бездонное туманное пространство сомкнулось над его головой, едва слышимым накатом шороха обозначило отдалённое эхо, будто из-за горизонта приближался былинный богатырь, топотал тяжёлыми ножищами по гулкой земле.

Бестелесной оболочкой Егор проплыл ближе к костру за своей провожатой. Но видел перед собой только огненную корону вокруг её головы.

Неожиданно у него обострился слух. Он услышал её вибрирующий голос. Фразы доносились в его сознание хаотично, бессвязно. Возможно, позже он свёл сказанное в некую логическую цепочку.

– Звёзды подсказали… Свечение вашего духа указало на вас… Родимое пятно… Я выбрала вас… Вы – мой защитник и проводник…

Даже в таком бестелесном состоянии Егор ещё мог, шутить, иронизировать и сопротивляться. Он снисходительно усмехнулся и пробормотал, сам понимая, что несёт ахинею:

– Можно обойтись без мистики? Свечение… ду́хи… Не морочьте мне то место, что было недавно головой… Давайте дальше не пойдём. Слишком жарко от пламени. Боюсь, огненный чум, если укроет нас от грешного мира, в живых не оставит. А хотелось бы, знаете ли… Ах, как хотелось бы ещё помаяться на этом белом свете десяток-другой лет. Да и рано нам ещё на ТУ сторону. Не позволят нам сейчас перейти… в иное измерение. Не готовы мы…

Девушка, наконец, обернулась к нему. Егору показалось, у неё дрогнули в милой улыбке губы, сверкнули жемчужинки зубов.

– Вы – тот, кто мне нужен, – шелестящим эхом уверенно прошептала она.

Он осмотрелся и удивился. Плотные чёрные людские тени не мешали им передвигаться. Они словно проходили сквозь них, как сквозь дымные лосы. Ни звуки музыки, ни выкрики подвыпивших гуляк, ни треск сгораемых в костре жердей и дровин не заглушали её тихий вкрадчивый голос.