- Скворцову надо напоить и развеселить. Иначе, Маруся отдаст ей главную роль, - так она мотивировала на мероприятие. С натяжкой, но назову его увеселительным.

Бар .

Тут еще одна история. Все коллективно топили за клуб, но я ногами и руками, не говоря уж, про бушующие эмоции, стала поперек.

В Пинте мы с Сашей бывали, пока недолго встречались. Я так истосковалась , что хочу его увидеть. Схожу с ума, как Маргарита по своему Мастеру.

Уже месяц прошел, с тех пор, как я его видела в последний раз. Рана не желает затягиватся. Период заживления будет долгим и болезненным. Вроде тех мазохистов, что делают лезвием незаметные надсечки на бедре. Резану по шву. Тлеет уголек надежды, что при встрече, перестану считать Сашу пределом своих мечтаний.

В этом я наверно лучше его – я не гордая, но и себя больше не стыжусь. Когда тебе изо дня в день стабильно плохо, думаешь что хуже - уже не будет.

Находиться дома - это равносильно увязнуть в непроглядной трясине. Мама, объявив холодную войну - молчит. Старается всячески подчеркнуть, что меня просто не существует .

Может оно и к лучшему. Я бы двинулась, начни она - раздавать свои советы, которые как выяснилось, имеют двойные стандарты.

Береги себя для того, кому можно продать подороже. Далеко не все девочки делают это – спят за деньги. Что - то похожее я и озвучила, за что впала в немилость. Вот где логика у Лидии Михайловны? Кто подскажет?

Хапаю из воздуха возбуждающий адреналин и наполняюсь побуждением - натворить безрассудных дел.

Уже двадцать восемь дней сама по себе. Скоро освобожусь от гнетущего долга перед Рытниковым и тогда, наконец, выдохну. Все как бы решаемо.

Выклянчила у начальства официальную ставку, с таким фиктивным плюсом в зарплате, что мне одобрили кредит в банке на нужную сумму. Теряю часть из получки за вычетом налогов и пенсионных отчислений ( слава богу не приписывают бумагу, на которой напечатан договор). Кое – кто нашел лазейку и сам выписывает премию.

Если точнее, стала брать больше заказов, без участия фирмы. Возникла необходимость, обзавестись собственным инвентарем и записной книжкой.

Человек - самая живучая тварь - приспособится ко всему.

В общем и целом. Все у меня хорошо, и я не ною. Солнце светит всем одинаково, греет по - разному. Путешествуя по жизни, народилась новая черта характера - вечно быть недовольной. Отсюда и скепсис без розовых пузырей.

Ступор в осмыслении собственного прогресса проходит. Уже больше с отчаянностью толкаю массивную деревянную дверь.

Едва делаю шаг внутрь, на меня прет бычара. В спину его подталкивает, не менее, крупный буйвол.

На полном ходу влетаю в эпицентр намечающейся потасовки.

Я влево – они влево. Я вправо – они вправо.

Перед лицом мелькают затрещины. Как борцы сумо расходятся и сходятся, осыпая друг друга непечатным текстом.

Мышиные попискивания, вроде: «Можно я пройду. Пропустите» - теряются где-то между строками глубокой и интеллектуальной беседы

- Да ты чё?

– Я ни чё. А ты чё?

Спор будет долгим. Трудно выяснять ответ на фундаментальный вопрос - Кто из них все – таки - «чё?»

Заканчиваю болтаться прослойкой, между оскотинившимися амбалами и выходом, выжидаю путь для маневра. При этом стараюсь, не попасть в замес. Концентрируюсь на драке и пропускаю вмешательство из вне. Дернув за руку, оттесняют мою нерешительность к стене.

Только когда стынем на полу вздохе, оба понимаем пресловутый эффект неожиданности. Одним толчком воздуха из легких, тону в омуте желания.

- Саша! – всю тоску и недолюбленность, за прошедший месяц, одним его именем выдаю. Каждая буква, произнесенная вслух, для меня не набор бесполезных символов.

Он и я. Я и он.

Оживают из пепла и дыма. На клочке пола под нами формируется необитаемый остров.

Руками его плечи сжимаю в таком шоке. Хотела увидеть, но оказалась абсолютно не готова. Фукус в глазах растекается до расплывчатых кругов.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Какого дьявола тут забыла?! – металлическим лязгом режет перепонки.

- Вежливо спроси. Как твои дела? - смотрит ровно, игнорируя вопрос. Путаюсь и пугаюсь одновременно. В глазах не ненависть. Безразличие колко вбивается меж ребер. Это еще хуже, чем ненависть.

- Думаешь, броней обросла. Такси вызывай и радуй улыбочками в другом месте. Нам здесь тесно вдвоем, – мрачно предостерегает.

- Не переживай. Поместимся, – хотелось бы звучать тверже, но тело не слушается.

Нарочно протестует. Смягчает голос. Податливо льнет, принимая такое положение, чтобы касаться как можно большей площади его, умопомрачительно торса. Тянемся, как плюс к минусу, на двух противоположно заряженных частицах.

- Деньги дать? – продолжает гнуть свою линию, - Или на педике наварилась? Походу да, раз такая борзая и по ночам шляешься, – в тоне раздражение, а рука на талии сдвигается выше. Укладывается под грудь.

От пронзительно острых токов вылетающих из его ладони, сеется вязкий туман. Я, ни что иное, как его кукла – вуду. Что прикажет, то и делаю.

Слишком концентрируюсь на близком контакте. Касаюсь его щеки кончиками пальцев. Впитываю кофейную горечь из его глаз, и земля, пошатываясь, уходит из - под ног. Саша к этой ласке болезненно неравнодушен, трется с ярым нажимом. Будто с собой борется.

Какой-то частью мозга наблюдаю за происходящим вокруг. Народ в узком коридоре рассасывается. Мы совершенно одни. Как же давно я его не чувствовала, но ничего не забыто. Еще мощнее, еще губительней. Еще сильнее хочу.

- Сань, все уже готовы …те..бя… ждем, – неприятно мелодичный голос раздается со стороны зала.

- Да, Ань, сейчас иду.

Входная дверь хлопает и там стоит, испепеляющий нас глазами - Рытников. Вот же довесок сатаны, следил за мной от самого дома.

Я смотрю на чудо - Зайкину. Саша на горгулью - Костика. Они давят на нас взглядами, расплющивая, как в потайной комнате со сдвигающимися стенами. Неприятное ощущение. В особенности, что и мы с Сашей, аналогично, не настроены мириться.

- Еб..это что еще за бразильское мыло, – Саша рубит саркастичный смешок, – Иди, а то заднеприводный Пэдрос заревнует, - не одобряет мой "выбор". Ну так и мне, его клуша размалеванная, не нравится.

- Не все ли равно? Твоя Хуанита … уже с зеленым платьем, сравнялась по цвету, – округляю глаза и резко толкаю его в грудь.

Гордо и непринужденно ухожу. Девчонки машут, подзывая за столик. Совершенно не удивляюсь, когда Саша захватывает сзади. Последнее слово всегда должно остаться за ним.

- Хочешь потрахаться? Я заплачу, – говорит пошло. Трогает также.

Запах алкоголя в его дыхании едва различим. По телу вьется ядовитый суррогат смущения, ярости и, что совсем неуместно, желания.

Бар наполнен и каждый видит, как он неприкрыто зажимает мою грудь. А другой рукой надавливает на низ живота. То, что у него под ширинкой все в порядке, явственно ощущается.

- Я теперь трахаюсь, исключительно по любви, - упираюсь и стремлюсь локтями, проколоть железо клиновидных мышц на прессе.

- Нее, ты о ней ничего не знаешь. Грязь, Кис. Вот то, что ты любишь.

В меня что, инопланетяне блокиратор вживили?

Даже после гнусных выражений, приходиться осаживать себя и не кинуться - убеждать Сашу в обратном.

Как он еще должен по мне пройтись, чтобы я его возненавидела? А?

Исполнив миссию и испоганив, без того паршивое настроение, уходит к своей компании. Рытников с Пироговым и тремя девицами - за соседним. Дышит в спину. Разряжает патронник из злобных погляделок.

Скажу одно. Этот вечер, определенно, престает быть томным.

Аргентина 5:0 Франция

С разгромным счетом, сборная Аргентины заканчивает матч на экране плазмы и оставляет соперника, месить кулаками газон. Наверно, не так сложно расслабиться, и возможно, даже с интересом понаблюдать, как двадцать два мужика гоняются за куском резины.