Переполох поднялся через полчаса после начала рабочего дня. Замминистра позвонил подчиненному раз, другой. Не получив ответа, наорал на секретаршу. Та, сдерживая слезы, постучалась. Не найдя Артура Васильевича на месте, встревожилась, позвонила ему на мобильный. Трубка телефона, переведенного на «вибрацию», беззвучно дрожала в метре от нее, в верхнем ящике письменного стола. На столе обнаружилась папка с материалами, та самая. Ее она отдала шефу на визирование накануне. Взяла, глянула. Все готово. Документы отправились по назначению, и коллегия началась вовремя.

Сидя в президиуме, тесть три часа поглядывал в зал, но так и не обнаружил бессовестного наглеца. Работает спустя рукава, теперь вообще прогуливать начал… Дав себе слово сегодня же устроить бестолковому зятьку головомойку, начальник выбросил дурня из головы – есть дела поважнее.Звонок дочери застал его за очередным «разбором полетов».

– Папа, где Артур? – срывающийся от волнения и гнева голос не оставлял сомнения: что-то не так.

– А я собрался у тебя спрашивать…

– Его и на работе нет?

– Почему «и на работе»?

– Он не ночевал дома, не звонил, ничего! Где он?

– Подожди, разберемся. Успокойся. Молодой мужик, мало ли… Дети в порядке?

– Какие дети?! Перестань его выгораживать! Я подам на развод!

– Тише, тише… Сказал: разберусь!

Долго разбираться не пришлось. Как оказалось, зять в продолжение всего заседания высшего министерского органа был совсем недалеко. Зал коллегий находится на третьем этаже, и именно под его окном лежал «прогульщик». Случайно выглянув, одна из сотрудниц охнула и упала в обморок.

Следователь быстро пришел к выводу: ничего особенного делать не придется. Допросив уборщицу, убедился: банальное самоубийство. К этому выводу склонила и предсмертная записка. Немного необычная по форме, но типичная по содержанию. Гори монитор постоянно, все прояснилось бы гораздо раньше – на экране обнаружилась предельно лаконичная и понятная фраза: «Простите меня».

В тумбе стола стояла початая бутылка коньяка и стакан со следами этой же жидкости на донышке, отпечатки пальцев на стекле принадлежали обитателю кабинета. А в верхнем ящике, рядом с мобильником, бросился в глаза незапечатанный пухлый конверт. В нем – полсотни новеньких стодолларовых купюр.

Когда элементарная экспертиза показала: доллары при всем внешнем сходстве – грубая подделка, тесть не сдержался:

– Жил как дурак, и умер, как идиот!

Санкт-Петербург

Свистать – одно, искать – совсем другое. С чего начинать, когда начинать не с чего? Для начала стоит попробовать обратиться к классике жанра, то есть поискать женщину, раз уж она так или иначе причастна к событиям. Кого? Ее, «Джулию», напарницу бизнесмена-камикадзе по роковому прыжку. Конечно, ожидать обнаружения реальной дамы с таким именем и фамилией было бы слишком самонадеянно. Почему она столь явно обозначила фальшь – уму непостижимо.

Скорее всего, просто в шутку. Или полагая – о легендарной героине классического английского романа в России никто не вспомнит. Причем, как оказалось, вполне справедливо. Ни Ваня, ни укладчик Михалыч, ни барышня-диспетчер аэроклуба, ни все как один принимавшие участие в разборе «полета» менты не обратили внимания на просто кричащую, по мнению Бориса, «липу». Он обратил, но никого не посвятил.

Зачем говорить? Смысл? Никакого. Ответ известен заранее: «А давай ради смеха глянем, сколько в нашей стране, не говоря о мире, сыщется, скажем, Анн Карениных?» Пара сотен – точно.

Размышляя на отвлеченные темы, Боря вспомнил «показания» рыжего Ванюши: загадочная десантница умчалась в туманную даль на мотоцикле. Подсела сзади к «какому-то вроде пацану». А почему, собственно, пацану? На переднем сиденье вполне могла оказаться и женщина – спортивная, худощавая, стройная. Такая же, как и «прыгунья». Боря сел за телефон. Впрочем, сел – не совсем правильно. Нащелкал на мобильнике нужный номер и поговорил.

Через час он уже знал: из городских отелей за субботу и воскресенье выехали всего три пары женщин, подходящих по возрасту и, самое главное, иностранок. И одна из шестерых носила имя Джулия. С очень распространенной американской или английской фамилией Смит. Ее напарница звалась Синтия Робертс. Эквивалентно русским «Маша Иванова» и «Света Кузнецова».

Аэропорт не помог ничем. Вокзалы? С любого из них можно укатить, не предъявляя паспорта, в тысячу мест. Попытаться каким-то образом влезть в базу погранслужбы? Не пустят. Еще и неприятностей не оберешься, а толку – никакого. Если неизвестный поезд увез в неведомом направлении парочку американских гражданок, заинтересовавших репортера, то с этим уже ничего не поделаешь. В Эрмитаж зашел лично. И ушел ни с чем. «Какие стажерки? Из какой Англии?» Понятно.

Неудачливые охотники, промазав по зайцу, когда-то говорили: «насыпал соли на хвост». Охоту в ее буквальном понимании Борис на дух не выносил, как и охотников. Вот подвиг – поехать на вездеходе в лес либо какую-нибудь саванну с собаками, ружьем, биноклем, чтобы выследить и убить зверя, заведомо не имеющего ничего сравнимого с твоим арсеналом. Еще и прибор ночного видения прихватят. Ты пойди туда с голыми руками или с ножом, луком, стрелами. Слабо?

Но охотничье чувство знакомо каждому журналисту, и сейчас первое разочарование сменилось азартной уверенностью: он прав! Дамочка совсем не случайно оказалась в паре с покойничком и прекрасно знала, как закончился его прыжок и почему. Иначе бы не скрылась так стремительно и бесследно. Ее найти не удастся.

Хорошо. Одна ниточка оборвалась – потянем за другую. Она есть – тоненькая, почти безнадежная, но есть! Извечно риторический вопрос: «Что в имени тебе моем?» в данном случае вполне уместен. Главное – задать его правильно, и кое-что прояснится. Итак, начнем. Откуда? Кто и где знает человека лучше всего? В семье, на работе. Поехали!

Трубку сняли после второго гудка, как будто родители покойного ждали звонка.

– Слушаю. Тришин, – голос глухой, бесцветный. Старый.

– Здравствуйте, Владимир Егорович! Позвольте выразить Вам искренние соболезнования…

– Выразили. Дальше. Кто вы и чего вам надо?

– Шацкий. Борис. Специальный корреспондент…

– Достаточно. Никаких интервью не будет. Мне не о чем с вами разговаривать, – связь оборвалась.

Борис, чувствуя себя последней скотиной, набрал номер повторно.

– Извините, Вы неправильно поняли. Мне нужен только ответ на один, всего один вопрос.

– Говорите.

– Вам известно, почему у покончившего… простите, у Вашего сына было прозвище «Тревиль»?

– Тре… Что? Как вы сказали?

– Тревиль.

– Н-нет, мне об этом ничего не известно. И не звоните больше.

Опытные экспериментаторы твердо знают: отрицательный результат – тоже результат. Отрицание бывает разным. Борису стало ясно: отец знает. Но не скажет. Докучать пожилому человеку, потерявшему единственного сына, не следует. Надо искать дальше. Телефон – хорошо, а машина – лучше.

Сворачивая на указателе «Норд Пак Три» к огромному параллелепипеду у порта, Борис был вынужден притормозить, пропуская нагло подрезавший его черный внедорожник. Тот, бесцеремонно проскочив мимо «кирпичей», запрещающих въезд, влетел в ворота и скрылся за углом здания.

А ему пришлось остановиться по команде охранника, предъявлять редакционный пропуск, четверть часа объяснять – он не просто так, а по неотложной необходимости. Чисто из вредности Позоров напоследок заснял цербера, убедив бдительного стража – так надо для пользы дела.

В приемной директора симпатичная барышня с припухшими глазками и размазанным макияжем, явно от недавних слез, попыталась преградить ему путь. Но почему-то прикрыла стройным телом не массивную дверь с табличкой «Директор» и уточнением чуть ниже «Тришин Д.В.», а вход поскромнее, напротив. Без табличек. Боря, для отвода глаз направившись сначала к «главной» двери и таким образом слегка расслабив девушку, в последнюю секунду сменил направление и обошел барьер.