– О да.

Еще несколько ничего не значащих фраз… Билли начал подумывать: не попытаться ли познакомиться поближе, когда она вдруг испуганно округлила глаза, глядя мимо и выше его головы.

– Что это? Дым? Неужели пожар…

Этого только не хватало! Уильям Коэн обернулся взглянуть на вентиляционную решетку. И ничего не увидел. Да и не мог увидеть – никакого дыма не было. А в следующее мгновение к его шее у затылка приложили некий предмет, раздался негромкий треск…

Передумав останавливать лифт на «своем» этаже, женщина нажала кнопку отмены, затем – десятого. При этом, крепко прижав потерявшего сознание риэлтора к стенке кабины, не дала ему упасть. Наверху к компании присоединилась та самая клиентка, последняя в карьере и жизни Билла. Вдвоем они без труда поднесли его к перилам роскошной лестницы, позволили подошвам ботинок плотно отпечататься на полу, пальцам на перилах, а затем перевалили в проем. Спустя три секунды внизу грохнуло.

Две женщины, о чем-то разговаривая, вышли из дома, не обратив внимания на тело, застывшее на дне лестничной клетки. Наверное, не заметили – ведь лестница имела еще два пролета, ведущие в подвал старого солидного здания. Труп оказался вне прямой видимости от входа. Обнаружил его утром следующего дня служащий водопроводной компании, пришедший для планового контроля счетчиков.

Причина смерти казалась совершенно очевидной – падение с высоты. Скорее всего, имело место самоубийство. В разговорах за стаканчиком погибший неоднократно говаривал приятелям: тот страшный сентябрьский вторник навсегда в его памяти, просто жить порой не хочется…

Единственная наследница, младшая сестра мистера Коэна, в день трагедии проходила курс реабилитации в наркологической клинике и к его поступку не могла иметь никакого отношения. Она, разумеется, лучше всех знала своего брата. Он был очень добр к ней, любил, заботился и воспитывал. Прямо отец родной.

Сотрудникам полиции удалось выяснить: в психическом отношении Уильям бывал неуравновешен. Сказывался давешний теракт, не иначе. Расследование пришло к однозначному выводу – бизнесмен испытывал психологический дискомфорт, злоупотреблял алкоголем и во время очередной депрессивной атаки покончил с собой. Ничего особенного. В трудное время живем…

Косвенное подтверждение удалось получить и в баре, где роковым вечером покойный риэлтор провел час перед смертью. Со слов бармена, Билли был чем-то серьезно расстроен. На его дежурный вежливый интерес хмуро бросил: «Проблем гора, хоть в петлю лезь…» Повеситься довольно непросто, да и некрасиво – неизбежны всякие неопрятности вроде непроизвольного мочеиспускания, дефекации, высунутого языка… Тогда бедолага, приняв для храбрости, вернулся к своей конторе, постоял у перил, решился и кинулся вниз.

Давно обрушившиеся «близнецы» нашли еще одну жертву.

Капитан Стеклов, ответивший на утренний Борин звонок, казался раздосадованным. Судя по обилию пыли на ботинках и потной физиономии, он нашагал по окрестностям не один километр. И – без результата.

– Здравия желаю! – спецкор строевым шагом приблизился к усталому поисковику, – Поздравлять, похоже, пока не с чем?

– Вольно… Угадал. Прочесали весь заказник, и ни хрена.

– А может, он в море улетел?

– Нет, это вряд ли. Авиаторы сказали, сброс был над батареей. Ветер, конечно, менялся… Нет, если бы в море – уже прибило бы. Прибойную полоску мы посмотрели хорошо.

– А как вы ищете? Под каждым кустом?

– Не смеши, а? На кой нам под кусты? Тут скорее надо НА кусты-деревья глядеть. У него же парашют! Ты его вообще когда-нибудь видел?

– Кого? Тришина?

– Хренишина, елы-палы! Па-ра-шют!

– Ну да, белый, шелковый…

– Ох, и за что тебе там в твоем «Кошмаре» деньги платят? Их давно не из шелка делают. И не белый у него. Основной – красный, запаска – желтый. Но оба – большие, квадратов по двадцать. Ни с чем не спутаешь.

– А мне сказали, основной не раскрылся…

– Кто сказал? А, так ты уже на Бычьем побывал?

– Угу. В «Альбатросе» с выпускающим погутарил. Он сказал, если бы хоть один из куполов раскрылся, они бы сверху засекли. А так – нет.

– Тогда еще хуже. Эти, добровольцы, выдохлись уже. Еще на час их хватит, и буду сворачивать. Надо переинструктировать, чтоб искали не тряпку, а конкретный… результат.

– А где ты так быстро волонтеров навербовал? Красный крест?

– Смеешься? С этим крестом надо дня три договариваться. Там, в летном клубе, хозяева связались с физруками ближних школ, лицея. Мальцов из десятого класса собрали. Чего им на каникулах зря по улицам шляться? Нам помогут, заодно свежим воздухом подышат. Со старшими, понятно. Десятка два набралось, хватит. По тройкам разбили, прочесываем вдоль и поперек.

– Мишаня, не в службу, а в дружбу… Как найдете, свистни, а? С меня причитается! У нас сегодня полный цейтнот.

– Цейтнот? А я думал, ты мне компанию составишь.

– В чем? Я же за рулем…

– Тебе бы все пить-гулять! Я тут в одно местечко хочу наведаться.

– Далеко?

– Рядом. Вон в той рощице шалашик. Там Блесна и обитает.

– Кто такая?

– Не такая, а такой. Местная достопримечательность. Бомжик.

– Миклухо-Маклай? А почему Блесна?

– По зубам. Увидишь – не забудешь. Голливуд отдыхает. Днем свет божий затмевает, ночью землю освещает…

– Да ну? А зачем он тебе?

– Мы ищем, а он, может, уже знает, где наш прыгун валяется. Пошли, а?

– Пошли.

Шалаш был замаскирован на славу. Если бы участковый не знал точно, где искать, Борис прошел бы в двух шагах и не заметил. Аккуратное сооружение, органично вписанное в пейзаж, казалось его неотъемлемой деталью. Приподняв грязный брезент, закрывающий вход, капитан позвал:

– Блесна! Коля, ты дома? – не дождавшись ответа, Стеклов заглянул внутрь.

Глянул и Боря. В шалаше никого не было. Ложем хозяину служило старое заднее автомобильное сиденье, имелся складной табурет. Позади берлоги – небольшое кострище с давно остывшей золой.

– Промашка вышла. А жаль.

– Розыск объяви… Толку нам с него…

– Ты думаешь? Может, и никакого. Давай, кати. Свистну.

Журналистская интуиция не подвела – второй день поисков не дал ничего, и только на третий, под вечер, один из волонтеров, уже возвращаясь к пункту раздачи чая с бутербродами, заглянул под выворотень у болота. Обрадованный старшеклассник позвал товарищей, и вскоре у находки толпилась вся группа. Последовали одиночные и групповые фото и видео для выкладки в сеть, селфи и тому подобное.

Примчавшийся капитан попытался навести порядок, но сразу стало ясно: если и были какие-либо следы, то после подростковой тусовки их точно не осталось. Бренные останки теперь уже профессионально сфотографировали во всех мыслимых ракурсах, извлекли на свет Божий, еще поснимали. Кроме извещенного первым Бориса явилась бригада телевизионщиков и представители конкурирующих бумажных изданий.

Образовавшаяся на берегу пруда небольшая толпа усиленно жестикулировала и хлопала в ладоши, но не от восторга, а пытаясь разогнать слетевшийся гнус. Окрестные лягушки диву давались: кому придет в голову отмахиваться от еды? Сама в рот лезет, знай высовывай язык, лови и наслаждайся. Странное создание – человек. Пришли, машут, высматривают…

Разглядывать по большому счету было нечего. Труп – он труп и есть, к тому же не слишком свежий. Очевидную странность в амуниции жертвы мигом разъяснил один из знатоков, державший на плече видеокамеру.

– Все понятно! Суицид!

– С чего ты взял? – поинтересовался Борис.

– Я ж в десантуре служил, – снисходительно бросил бывалый, – Он стропы отрезал, и хана.

– Как отрезал? Сам себе? Чем?

– Ну, брат, ты даешь! За что тебе Гришка деньги платит?

Борис едва сдержался. Всего за сутки ему который раз давали понять: он не кто иной, как зажравшийся дармоед. «А судьи кто?» – хотелось воззвать в ответ, но на обиженных, как известно, воду возят. Прикинуться олухом для дела полезнее.