Теперь я был снова верхом, и передо мною была дорога. До сегодняшней полуночи я должен был увидеть Эдну. Я это чувствовал, и, как обычно, не видел того, что могло бы помешать предчувствиям сбыться.

Мы ехали так быстро, как только возможно двигаться в тенистом лесу; тот, кому ранее принадлежала эта лошадь, явно знал толк в лучших из них. Но у меня были некоторые вопросы, и понятно, я не мог относиться к ней, как к лошади. Для меня она и сейчас была девушкой, и я по крайней мере хотел бы знать, как её зовут.

Дорога уверенно забирала на запад, и её пересечение с человеческой определённо стало лишь делом времени.

Мы двигались вперёд, и это было хорошо.

Лес по сторонам оставался всё таким же, разве что краски менялись вместе с высотой солнца. Временами мы перепрыгивали через длинные змеящиеся корни, через поваленные стволы, покрытые серым и голубоватым лишайником; или через лесные ручьи, проторившие себе путь поперёк дороги. Один раз я предложил моей лошади напиться, но она лишь отрицательно мотнула головой.

Раз слева, в чаще, что-то тяжело завозилось, так, что с зимних дубов посыпались листья, но мы пролетели это место на большой скорости, а оглянувшись, я заметил лишь невнятный большой силуэт, ростом футов пятнадцать. У силуэта явно имелись то ли бивни, то ли рога. По-моему, это было четвероногим.

В другой раз у дороги я увидел белый, обтёсанный под призму высокий камень. От него влево уходило что-то, похожее на заросшую тропу. Возможно, там скрывалось нечто не менее удивительное, чем три волшебных девы; но у меня уже было всё, в чём я нуждался, и я не сбавил хода.

Когда солнце ощутимо склонилось к морю далеко за лесами, мы вышли к человеческой дороге.

Последние ярды нам пришлось пробираться сквозь переплетённый плющом кустарник, поэтому я слез с лошади и пошёл впереди, обрубая мечом особо мешавшие ветви и плети. На Людоеде мы бы протаранили эти заросли, словно на осадном орудии, а моя новая знакомая казалась такой беззащитной, практически нежной; она, конечно, не была даже подкована.

Я видел сквозь заросли близкий свет, поэтому понимал, что это не тупик. И когда мы наконец выбрались из леса, я первым делом поискал глазами продолжение нашей тропы на той стороне человеческой дороги. И нашёл — едва заметную разницу в лесной стене, заросший кустарником провал в ряду деревьев. Если бы я не знал, что она там есть, я не видел бы её. Когда-нибудь я возьму Людоеда и проедусь по ней; и, может быть, найду в ёё конце что-то такое, что будет этого стоить.

Я перешёл на ту сторону, в предзакатную тень, и сел на мягкую траву у кромки дороги, под высоким, но не старым вязом. Трава ещё была смята, кое-где вытоптана. На травинках лежали местами клочки разноцветной шерсти. Эдна и её собаки недавно были здесь. Теперь у меня было время. Я мог задержаться на минутку-другую.

Я снял плащ и отложил клинок. Потом снова встал и протянул плащ моей лошади. Со стороны, это, видимо, выглядело довольно безумно.

— У меня есть несколько вопросов к тебе. Надень это, если хочешь, и поговорим чуть-чуть.

Лошадь кивнула, довольно энергично. Я хотел отвернуться, но она, видимо, не смущала себя такими условностями, и, припав на передние колени, перевернулась через лопатку. Когда она успела превратиться в девушку, я опять не успел увидеть — только что передо мной грациозно склонилась лошадь, и вот уже стоит на одном колене, упираясь ладонями в землю, светловолосая загорелая девушка с вишнёвыми глазами.

Я подал ей плащ, и она моментально в него завернулась.

— Давай сядем; — сказал я, указывая на траву. — Эдну мы скоро догоним. А мне уже надоело за ней гоняться, тем более что вокруг столько всего.

Я сел под дерево и вытянул ноги. Устал я уже сегодня.

Девушка подошла, и, прежде чем сесть, переступила с ноги на ногу и несмело произнесла:

— А можно я спрошу…

Я удивлённо глянул на неё.

— Спрашивай, конечно. Что именно?

Она закусила нижнюю губу, потом отпустила её и, глубоко вдохнув, сказала:

— Ты вроде бы не похож на моего старого хозяина, а он… ну, в общем… он любил, чтобы я вела себя гордо и возвышенно. Ну там взгляд, осанка… Как я тогда у камня оборачивалась. Так вот можно я не буду себя так вести?

Она посмотрела мне прямо в глаза и замолчала, ожидая ответа.

Я рассмеялся на пол-леса.

— Конечно можно! Да ты что, веди себя как угодно! Это вообще редкая удача, что я тебя встретил; да к тому же я на тебе проехался, поэтому ты вправе делать что хочешь! Даже забраться на камень и проорать куплет из «Злой бестии», что поют певцы Плохой религии.

— Ой, ну слава Богам! — девушка подпрыгнула на месте и рухнула рядом со мной на траву.

— А то знаешь, Арканзольд был весь, ну, преисполненный такой из себя… Ну ты понимаешь. Он на мне и не ездил почти. Он же нас на заказ сделал, не для себя. Ну пользовался какое-то время, года полтора, пока испытывал, а потом… Ну ты знаешь. А куда он делся, никто не может сказать?

Я пожал плечами.

— Понятия не имею. Может быть, и может. Вернёмся со мной, спросишь у провидиц.

— Это куда?

— Ко двору королевы Магды. Это моя работодательница. При ней есть наёмные провидицы, плюс волшебницы, работающие на неё. Как Эдна. Кстати, ты в моём путевом предсказании тоже была.

— Да?! И как же?! Расскажи! — с живым интересом воскликнула девушка.

— Как Лежащая дева. — Арканзольд явно был дураком, требуя от неё возвышенности и прочих скучных вещей.

— А ты вообще кто? — спросил я.

— Ну, в общем, я — верконь, — ответила она и серьёзно посмотрела на меня. — Ну, как бывают вервольфы, веркоты там, а я — верконь.

— Ничего себе, — сказал я. — Никогда не слышал.

— Да немудрено. Только если вервольф в волка оборачивается величиной с человека, веркот — в кота, именно в кота — как домашнего, только большого, как человек; а я ростом обычная, а в лошадь обращаюсь большую, поэтому я существо более магическое, чем простые оборотни, вот; — закончила она, и, обняв руками колени, по-детски выставила вперёд подбородок и выжидательно посмотрела на меня.

— Слушай, а кем ты была? В смысле, ты с рождения такая или как? Как вообще веркони получаются? — мне правда было интересно, и я внимательно ждал, что она скажет. Солнце всё садилось, раскрашивая лес в вечерние медные оттенки.

Она пожала под плащом плечами.

— Говорят, я была смертельно больной девушкой. И меня отдали Арканзольду в обмен на то, что я хоть как-то буду жить. Толком я, вообще-то, ничего не помню.

Я кивнул. Странноватая человеческая гуманность на этот раз, по-моему, всё же сработала. Только Арканзольду нужно было думать, кого брать за основу, если он хотел какой-то возвышенности. По-моему, нужно позволять каждому быть таким, какой он есть, если это не очень мешает другим нормальным существам.

— А Эдна, за которой мы гоняемся — говоришь, тоже волшебница? — спросила девушка, кутаясь в плащ, и заметила: — А лошадью всё-таки быть теплее…

— Эдна? Волшебница. Но она больше работает с собаками, — сказал я, глядя вдаль по дороге.

— А что ты с ней сделаешь, когда её догонишь? — спросила она, отслеживая мой взгляд.

— Скорее всего просто поцелую, — ответил я и спросил: — Слушай, а как тебя зовут?

— Эрика. А тебя?

Я подумал секунду, а потом всё-таки назвал ей своё настоящее имя. Эрика кивнула.

— А двух других как зовут? — спросил я.

— Аника и Марика. Но мы не сёстры.

— Понятно, — сказал я, вставая. — Вот что, Эрика; поднимайся и закончим наше дело. А потом мы вернёмся к моему коню, купим тебе одежду и ты поедешь вместе со мной.

Девушка встала, одним движением сняла плащ, сверкнув нагим телом, и перевернулась через голову, превращаясь в прекрасную лошадь с вишнёвыми глазами. Я подобрал клинок, набросил плащ и вскочил ей на спину. И мы снова понеслись по тёмной лесной тропе.

Лес всё синел на востоке, а небо всё краснело на западе, превращая зелень в медь. Солнце уже свалилось за лес, прямые чёрные тени упали на дорогу; деревья снова стали выше, в пыли под копытами всё чаще шуршали прошлогодние листья зимних дубов. Но Эрика не сбавляла скорости, счастливая в движении после стольких лет оцепенения на стылом камне. Скачка радовала и меня.