Ольга Семёновна увидела аттестат, медаль и грамоту дочери. Вспомнила, что с ней случилось, и по щекам покатились слёзы.

– Значит, это был не сон? Я слышала голос дочери и всё понимала? – удивилась она.

Люба проснулась, увидела мамины глаза и воскликнула:

– Мамочка, ты очнулась?!

Девушка вызвала медсестру. Та вошла в палату и сразу побежала за врачом. Вскоре он пришёл и осмотрел Ольгу Семёновну.

– Ну, Любовь Ефимовна, вы молодец! Добились своего, пробудили маму. Теперь всё будет хорошо. Недельку подержим, понаблюдаем и отпустим.

– Правда?! – радостно воскликнула Люба.

– Всё будет зависеть от состояния мамы.

– Мы постараемся! – заверила она.

Когда они остались одни, Ольга Семёновна тихо сказала:

– Любаша, может, не стоило отказывать Косте? Внуков была бы целая футбольная команда, – и она улыбнулась.

– Ты меня слышала? – удивилась Люба. – Мам, тебе принести что-нибудь вкусненькое? Мне тут медицинские работники столько домашней еды надавали, за месяц не съешь!

– А кем ты работаешь?

– Санитаркой по договору, чтобы быть с тобой рядом. Я сейчас, я быстро.

Люба выбежала из палаты и вскоре вернулась с бутербродами, соком, пирожками, фруктами…

– Я пока не хочу. Водички попью и всё.

– Мамочка, тебе надо питаться, чтобы поправиться.

– Дома откормишь, – улыбнулась Ольга Семёновна. – Позволь мне ещё немного поспать. Я что-то устала.

– Отдыхай. Только в кому не впадай. Я буду охранять твой сон.

Ольга Семёновна улыбнулась дочери и закрыла глаза. Люба спросила врача:

– Это нормально, что мама опять уснула?

Врач проверил показания на аппаратах и ответил:

– Всё хорошо. Завтра переведём на самостоятельную жизнедеятельность.

Через неделю пациентку выписали и на неотложке привезли домой. Люба же устроилась почтальоном со свободным графиком работы.

Шло время, но с годами Любовь Ефимовна не утратила своего очарования. Прямая осанка и уверенная походка подчёркивали красоту хорошо сложённого тела со смуглой кожей. Волнистые смоляные волосы, заплетённые в роскошную косу до пояса, васильковые глаза, обрамлённые густыми чёрными ресницами, притягивали к себе мужское внимание. Но Люба по-прежнему, как в детстве, ходила на станцию провожать поезда, манящие её в прекрасный мир. Она продолжала мечтать о настоящей любви, одной навсегда, и будто готовила себя к новой интересной жизни. Изучила несколько иностранных языков, прочитала множество книг об искусстве и мировой художественной культуре, интересовалась литературой и новостями в области науки и политики. Она готова была в любой момент уехать подальше из этого Богом забытого захолустья, но не могла оставить престарелую мать-инвалида, требующую особого внимания и ухода.

Ольга Семёновна понимала и жалела дочь. Она чувствовала, что является обузой в её жизни. Из-за матери уходят годы, а мечты Любавы остаются всего лишь мечтами.

Как-то Нина с Димой пригласили подругу на концерт московских артистов, который должен был состояться в райцентре.

– Иди, дочка, ничего со мной не случится. Не маленькая. Приедешь – расскажешь.

– Хорошо, мамочка. На тумбочке тебе вода и еда. Я не задержусь.

– Ступай, ступай.

Неожиданно концерт отменили. Продюсер не договорился об оплате с районным руководством. Разочарованные односельчане вернулись в Заманихино.

– Мам, я вернулась. Концерт отменили.

Любовь Ефимовна увидела мать со вскрытыми венами на руках.

– Мама, ты что наделала?!

Она как могла обвязала раны и пригласила фельдшера – подругу Нину.

Словом, вовремя приехали из райцентра и спасли Ольгу Семёновну. С тех пор Любовь Ефимовна ни на минуту не оставляла мать без присмотра.

Холодным осенним днём Ольги Семёновны не стало. После похорон мамы, когда односельчане разошлись по домам, Любовь Ефимовна пошла на свой заветный камень, чтобы в очередной раз посмотреть на уходящие поезда. Она горько плакала оттого, что с уходом матери остро почувствовала одиночество и пустоту в душе от бесцельно прожитой жизни.

– Мамочка, что мне теперь делать? Уже 50, а я будто и не жила. Никчёмная жизнь у меня сложилась! – и она громко разрыдалась.

Пошёл первый снег. Она будто очнулась от горя. Посмотрела на тёмное небо, освещённое прожекторами. Густо сыпал пушистый снег, покрывая землю. Постепенно всё вокруг становилось светлым, чистым, белым. Любовь Ефимовна почувствовала облегчение, улыбнулась и твёрдо сказала себе: «Продам дом и уеду на поезде. Куда? Какая разница! В большой мир, навстречу своей Судьбе».

Она встала с валуна и направилась вдоль линии в сторону посёлка. Вдруг заметила мужчину, который неподвижно лежал на обочине железнодорожного полотна.

– Что это? Неужели поезд сбил человека?

Любовь Ефимовна подошла к незнакомцу, перевернула лицом вверх и заметила кровь в области груди. Мужчина застонал.

– Вы живой? Можете подняться?

Он зашевелился, пытаясь встать.

– Я помогу. Обопритесь на меня.

Она подняла незнакомца на нетвёрдые ноги.

– Вам надо к врачу. Я отведу.

– Не надо. И в полицию не надо. Я сам разберусь, – тихо промолвил незнакомец.

– В таком случае пойдёмте ко мне. Я вас перевяжу. Мой дом рядом, в ста пятидесяти метрах отсюда.

Дома Любовь Ефимовна помогла мужчине раздеться и лечь на кровать. Незнакомец впал в забытьё. Она посмотрела на рану и испугалась. Побежала к фельдшеру посёлка Нине Михайловне. Постучала в дверь. Вышел её муж участковый Дмитрий Николаевич Зазулин.

– Привет, поздняя гостья. Проходи в дом.

– Дима, позови Нину.

– А моя помощь не нужна? – спросил он, с подозрением поглядывая на дрожащую Любовь.

– Нет. Мы по-бабьи поговорим.

– А то, если что, зови.

– Всё нормально. Мне она как врач нужна.

– Ладно, раз так, не буду мешать.

Вышла Нина.

– Что случилось? Ты вся дрожишь.

– Оденься, поговорить надо. Я во дворе подожду.

Они пошли прогуляться по первому снегу. Любовь Ефимовна рассказала подруге о незнакомце.

– Мне кажется, у него пулевое ранение.

– Надо Димке моему сказать. Вдруг его полиция ищет? Это же криминал.

– Ниночка, умоляю, не говори мужу. Он отлежится, уедет, сам разберётся. Ты помоги как врач.

– Ладно, сейчас возьму медицинскую сумку и приду посмотрю.

Нина Михайловна вытащила из незнакомца две пули, которые чудом не задели жизненно важные органы, только сломали ребро и застряли в мышцах спины.

– Много крови потерял. Завтра принесу капельницу.

– Давай сейчас, пока темно. Не хочу, чтобы увидели. Сама знаешь, в нашем посёлке слухи распространяются молниеносно.

Решили не зажигать свет в медпункте, чтобы не привлекать внимание односельчан. Нина по памяти нашла капельницу, шприцы и необходимые препараты.

– Возьми, – сказала она. – Умеешь пользоваться?

– Конечно. Есть опыт ухода за недееспособным больным, – с горечью сказала Любовь и глубоко вздохнула. – Нинуля, спасибо тебе за всё. Ты так мне помогла! А что мужу скажешь? Ведь долго отсутствовала.

– Скажу, что у тебя проблемы с женским здоровьем. Пока осмотрела, уколы, то да сё… время и ушло. Ну, я пошла. Будет незнакомцу совсем плохо – зови.

Любовь Ефимовна поставила капельницу раненому мужчине, сварила для него лёгкую похлёбку, постелила себе на диване и легла спать, однако уснуть не могла.

Её донимали тревожные мысли: «Кто он и что произошло? А вдруг помрёт? Что со мной будет? Ведь Нина права – это криминал. За укрывательство и посадить могут».

Она прислушалась. Ей показалось, что незнакомец бредит о каком-то чудодейственном лекарстве, называя длинные цепочки химических формул, путаясь в них и вновь повторяя. Потом как закричит на какую-то Юльку: «Дура… не смей… ты убьёшь себя!» Она потрогала его лоб, он был горячий.

– Да ты весь горишь!