Каждый день за столами в трактирах и перед закрытыми дверями суда передавали сплетни, касающиеся утренних или вечерних допросов, хотя присутствовать на них имели право только духовные лица, само собой разумеется, не болтавшие лишнего. А может быть, были и такие, кто болтал? Во всяком случае, новости с процесса каким-то непостижимым образом распространялись повсюду, и в городе стали беспокоиться: а что если судьи ошибаются? А вдруг упорство девушки не от дьявола, а от Господа? И почему, если она дьявольская потаскушка, (она до сих пор остается девственницей? В Средние века это понятие воспринимали буквально. Но девственность Жанны была доподлинно известна, осмотр, произведенный герцогиней Бедфорд, опроверг любые сомнения.
Уорвик, день за днем получавший сообщения с процесса - несмотря на свой ранг, он имел право присутствовать на заседаниях суда только от случая к случаю, - поехал в сопровождении нескольких своих рыцарей вниз по течению Сены, чтобы насладиться первым чудесным весенним днем.
- Процесс для меня слишком затянулся, - сказал он. - Я полагаю, что не должен был выплачивать попам столь высокое ежедневное денежное содержание. Двадцать су в день - со временем это стало бы кругленькой суммой. Случай ясен как день: девица служит дьяволу. Она умнее, чем четыре дюжины клириков, и мужественнее, чем полк. Черт побери, меня невозможно упрекнуть в том, что я не знаю женщин, но если бы это была настоящая женщина, не хотел бы я, чтобы она мне досталась! Что Вы на это скажете, доктор Маколей?
Он обернулся к юристу, ехавшему слева от него, это был тот самый юрист, который ночь напролет спорил с каноником Гейером о "французской сивилле".
- Полагаю, Жанна совершила одну-единственную ошибку. Ей не следует говорить: я знаю, что мои голоса принадлежат архангелу Михаилу или тому или иному святому, но она должна говорить: я полагаю, что это те или иные голоса. Ибо тогда - формально - ей не могли бы подстроить никакую западню, Вы понимаете, со стороны инквизиции.
Уорвик сегодня был в благодушном настроении.
- О, доктор, как хорошо, что Вы не французский клирик, а английский юрист. А Вы, капитан Бэкстон, что считаете Вы? Я ценю военных людей, они ничего не читали, и головы у них не засорены.
Капитан выпрямился в седле и беспечно расхохотался.
- Клянусь Господом, девушка права. У этой Жанны есть лишь один недостаток: она не англичанка.
Десятое заседание суда началось 1 марта в восемь часов утра. У Кошона в руках были два письма, он положил их перед Жанной. Напрасно: она не знала грамоты.
- Вот письмо, написанное Жанне графом Арманьяком, где содержится вопрос, который из троих пап, ныне борющихся за престол святого Петра, подлинный. Давайте ее выслушаем, - обратился Кошон к своим заседателям. Жанна, которого из пап ты считаешь истинным?
- А разве их трое?
- Ты что, не прочла письмо графа Арманьяка? И разве ты не диктовала письма, лежащего перед нами?
- Я никогда не писала и не диктовала каких-либо писем о троих папах.
Письмо показали присутствовавшим, оно было подписано крестом, как чаще всего делала Жанна.
- Я за то, чтобы не обсуждать вопрос о виновности по данному делу, посоветовал Лемэр, заместитель инквизитора. Он появился на процессе совсем недавно, да и то лишь потому, что ему сообщили, что если он и впредь будет отсутствовать, господин епископ накажет его. С тех пор он угрюмо сидел рядом с Кошоном, мучаясь угрызениями совести. А Кошон ясно давал понять, что он нужен не из-за своих умственных способностей, а только из-за титула.
- Ты веруешь в папу? - спросил Лемэр, старательно избегая встречаться с девушкой взглядом.
- Я верую, что мы должны следовать господину нашему, папе, который в Риме.
Этот ответ не мог считаться умным, поскольку в Авиньоне находился антипапа, признававшийся французами законным. Вероятно, Жанна совсем ничего не знала об этой злосчастной путанице. Лемэр уклонился от этой темы и решительным жестом указал, что и другие тоже должны задавать вопросы. Его совершенно не устраивало быть чересчур замешанным в этом деле, оно ему не нравилось.
Четверо или пятеро господ одновременно попросили разрешения спрашивать, у каждого на языке вертелся вопрос, не дававший покоя.
- Пожалуйста, только по одному, - сказала Жанна с улыбкой, то тут, то там находившей отклик в благожелательных лицах. Лишь один Кошон мрачно глядел на собравшихся из-под кустистых бровей, пока все не затихло.
- Как могут обращаться к тебе голоса, если у них нет орудий речи?
- Это известно одному Господу.
- Говорит ли святая Маргарита по-французски?
- Для чего ей говорить по-английски, если она разговаривает не с англичанкой?
Удивленно вскинутые брови и смешки - но смешки на этот раз не над Жанной, а над бакалавром философии, задавшим последний вопрос: ведь если Господь не лишил его разума, то он должен знать, что язык потустороннего мира всякий раз переводится на язык слушающего. Это вполне логично и многократно документировано отцами Церкви.
Вопрос задал следующий из присутствовавших.
- В каком виде предстал перед тобой святой Михаил: был ли он нагим?
- Вы думаете, у Господа не во что его одеть? - последовал обезоруживающий ответ, и многие кивнули, как бы говоря "браво", но задавший этот вопрос удовлетворен не был.
- У него короткие или длинные волосы?
- Зачем ему подстригаться?
В процесс снова вмешался Кошон, ему казалось невыгодным передавать ведение допроса в другие руки.
- Сопровождало ли святого Михаила сияние, когда он предстал перед тобой?
- Там было много света, со всех сторон, как и полагается. Но он не подходит вплотную, - она смотрела на епископа совершенно серьезно, с полным знанием дела и скорее с сочувствием, чем с вызовом. Кошон заметил, что у Лемэра задрожали уголки рта, но продолжал придерживаться заранее избранной линии: поклепы нечистого не должны его ранить.
- Какие советы дают тебе твои голоса?
- На этот вопрос я уже Вам ответила восемь дней назад. Загляните в Вашу книгу.
Колль и Маншон, священники, ведущие протокол, полистали книгу, но ничего не нашли.
