- Да.

- Когда ты в последний раз ела или пила?

- Вчера после полудня.

- А когда ты в последний раз слышала свои голоса?

- Вчера - и сегодня.

- В котором часу?

- Рано утром, затем к вечерней молитве, а в третий раз - когда колокола звонили к "Богородице", - это было сказано с такой осознанностью и уверенностью, как если бы человек в абсолютно здравом уме отвечал, когда он в последний раз исповедовался.

- А вчера?

- Когда я спала. Голос разбудил меня. Кошон спросил:

- Коснулся ли голос твоей руки, чтобы разбудить

тебя?

- Он меня вообще ни разу не коснулся.

- Он в этой комнате?

- Нет, не думаю, но в замке.

- Что он говорит?

- "Отвечай мужественно, Господь тебе поможет", - Жанна посмотрела в лицо Кошону, человеку, в чьих руках находилась ее жизнь, и некоторое время казалось, что они поменялись ролями. - Вы говорите, что Вы мой судья. Обратите внимание на то, о чем Вы спрашиваете. Ибо, в действительности, это я послана Господом, а Вы подвергаетесь опасности!

Никто не осмелился поднять глаз. Кошона, уполномоченного инквизиции и английского короля, оскорбила ведьма! Но Кошон продолжал вести допрос, словно Жанна не обидела ни его, ни остальных в этой комнате. Пусть юноши учатся на его примере: дьявол не в силах оскорбить праведника.

- Эти голоса никогда не меняют своих мнений?

- Мне не приходилось слышать, чтобы они говорили двусмысленные вещи.

- Эти голоса запретили тебе говорить все? Ты думаешь, Господу не понравится, если ты скажешь правду?

- Голоса говорят мне вещи, касающиеся короля, а Вам я их не скажу.

- Разве ты не можешь отослать свои голоса к королю?

- Не знаю, послушаются ли меня голоса, но если Господу будет угодно, Он Сам известит короля, и я бы в этом случае только обрадовалась.

- Почему голоса сообщают о короле тогда, когда ты находишься рядом с ним?

- Не знаю, вероятно, такова воля Господня.

- Были ли у тебя какие-либо иные явления, подобные твоим голосам?

- Я не обязана отвечать Вам на этот вопрос.

- Есть ли у твоих голосов лица и фигуры? - он подумал о дьявольской роже, должна же она появиться хотя бы раз!

- Пока об этом я Вам ничего не скажу. Дайте мне, пожалуйста, отсрочку. Я помню, маленьким детям говорят, что людей часто вешают за правду.

Судьи откашлялись, один из монахов высморкался, в рядах послышался смешок. Эта девушка, вероятно, может одурачить любого богослова. Но епископ Кошон не задумался ни на секунду.

- Считаешь ли ты, что продолжаешь получать благодать Господню? спросил он высокомерно. Этот вопрос касался жизни и смерти, и некоторые судьи невольно нахмурились. Как можно задавать простой девушке вопросы, не содержащие в себе ничего, кроме ловушки? Ни один ученый не смог бы выпутаться из такой петли, но Жанна ответила утвердительно: это в ней заговорила дьявольская гордыня, притом она не готова была в чем-то себя упрекнуть. "Смертельный вопрос", - нацарапал писец на полях протокола, а Изамбар, доминиканец, сидевший в последнем ряду, подал ей знак, что она не должна отвечать.

Но Жанна задумалась на столь же краткое время, как и Кошон, уверенной рукой, с обезоруживающей грацией, она отбила удар.

- Если я не получаю благодати, да осенит ею меня Господь. Если я ее получаю, да оставит Он меня в этом состоянии.

По рядам церковных стульев прошло нечто вроде вздоха облегчения, Бопер переглянулся с Кошоном, а тот кивнул. Бопер захотел узнать подробности о некоем дереве, растущем в окрестностях Домреми, под названием "волшебное дерево". Поблизости от него бьет источник, и народ говорит, что в обоих местах что-то нечисто.

- Да, - ответила Жанна, она собственными глазами видела, как больные лихорадкой носили воду из этого источника. Вылечились ли они от этого - ей не известно. Также она слышала от стариков, что вблизи большого дерева встречали фей. Она там никогда никаких фей не видела, а видела ли она их где-нибудь еще - не помнит. Конечно, вокруг того дерева она танцевала и пела, точно так же, как и другие дети, то есть, точнее говоря, больше пела, чем танцевала.

Известно ли ей пророчество Мерлина, что из того дерева появится фея и совершит чудо?

Да, ее уже об этом спрашивали, но подробностей она не знает.

Жанна сидела все еще в старых рыцарских штанах, они были потрепанные и в пятнах и могли только шокировать почтенных мужей. Волосы же успели отрасти до плеч, и возмутительная стрижка "под кружок" исчезла.

- Ты не желаешь носить женское платье? - спросил один из докторов. Возможно, в его словах прозвучало сердечное сострадание. Если бы она ответила, что желает, а мужское платье носит только из кокетства, то отпал бы небольшой пункт, по которому она обвинялась.

- Укажите мне, в какой одежде я должна ходить. Другой у меня нет. Я довольна одеждой, которая сейчас на мне, ибо Господу угодно, чтобы я ее носила.

Какое мнение можно было составить о девушке, которая лучше тридцати трех профессоров разбиралась в богословии, которая знала, что угодно Господу, что следует говорить и о чем молчать, которая не плакала и не раскаивалась, а на восьмом допросе держалась столь же твердо, как и на первом; которая даже противостояла искушению надеть новое платье? Казалось все более вероятным, что только дьявол может внушить такую гордыню. По поводу же костюма некоторые из судей придерживались иного мнения. Разве Фома Аквинский не учил, что женщина по разумным соображениям может носить мужскую одежду? У девушки, видит Бог, достаточно было причин не снимать рейтуз и в полевой обстановке, и теперь, под наблюдением стражников.

Поскольку на протяжении трех месяцев состоялось пятнадцать заседаний суда, в конце концов, не осталось вопроса, который не был бы уже многократно обсужден, начиная с того, что ее отцу Жакобу д'Арку приснилось, как дочь убежала с солдатами, и кончая поклонами, которыми Жанна приветствовала ангелов и святых. Она пересказала эпизоды битв с точностью до мельчайших подробностей, ее допросили о так называемом воскрешении в Лани, о пропавшем мече из Фьербуа и о ее намерениях совершить самоубийство, то есть о прыжке из боревуарской башни. Интересовались деталями появления "Женщины в белом" в Бурже, спрашивали о расстоянии, разделявшем ее и короля при беседе, а также о запахе ангелов. Она ответила отрицательно на вопросы, может ли она с помощью ясновидения найти потерянную вещь и пишет ли ей какой-либо ангел письма. Она промолчала, когда спросили о росте, телосложении, возрасте и одежде архангела Михаила, но подтвердила, что верует в него так же, как и в Страсти Господа ее Иисуса Христа.