- Во имя Господа, благородный дофин, король - Вы и никто иной. Да ниспошлет Вам Господь долгую жизнь. Я девица Жанна. Триста миль проехала я, чтобы помочь королевству и Вам. Вы избраны Царем Небесным для помазания в Реймсе, Вы - орудие Господа, истинного повелителя Франции. Дайте мне помочь Вам, благородный господин, и отечество вскоре будет спасено.
В зале раздался еле слышный шепот, но Карл молчал. Казалось, он что-то хотел сказать, но голос не слушался. Его руки ощупью искали девушку, чтобы поднять ее, а потом, прежде чем собравшиеся успели осознать, что произошло, он исчез вместе с девушкой, пройдя через боковую дверь.
Дамы стояли, собравшись в группы, их голоса звучали уже не приглушенно; мужчины брали кубки из рук торопливо хлопотавших пажей и большими глотками пили густое вино. Вино выручает, если не знаешь, что сказать, и то тут, то там слышен был шепот: "Он все еще с ней наедине?" Из-за ожидания желудки оставались пустыми. Почему бы не сесть побыстрее за стол? Если король думает, что он теперь спасен, пусть сегодня вечером дает угощений больше, чем когда-либо.
Архиепископ Режинальд стоял в нише вместе с Раулем де Гокуром, комендантом Шинона, и Жилем де Рэ, который в свои двадцать три года являлся единственным наследником многочисленных поместий, еще не тронутых войной, он был племянником министра Тремуя.
- Ну, что скажете? - спросил Гокур. Епископ прикрыл глаза и поднял голову, словно не замечая ни зала, ни времени. Поскольку он молчал, Гокур продолжал говорить. - К нам прибыли посланники из Орлеана. Англичане построили еще два мостовых укрепления, поэтому город теперь блокирован и с юга. К ним пришло на помощь подкрепление из 2500 человек, которые теперь окапываются в направлении Блуа. Годоны снесли семь церквей...
"Годен" было французским ругательством, обозначавшим англичанина, так французы слышали английское выражение "God damned!", что переводится: "будь я проклят".
- Девять церквей, - уточнил Режинальд.
- И все девять превратили в крепости. В окрестностях Орлеана теперь тринадцать бастионов. В январе еще удалось доставить в город пятьсот свиней через восточные ворота, но я боюсь, что отныне Орлеану придется голодать. Как Вы думаете, Жиль де Рэ?
Тот, к кому обращались, стоял, скрестив руки, рядом с епископом. Глаза у него были с поволокой, редко удавалось поймать его взгляд, но стоило ему пристально посмотреть на кого-нибудь из-под своих длинных, черных как смоль ресниц, и ни одна дама не могла остаться равнодушной, и ни один мужчина не мог спорить с тем, что Жиль де Рэ был самым красивым рыцарем при дворе Карла Седьмого.
- Ну как, Жиль, сколько еще продержится Орлеан? И сможет ли подойти подкрепление, если ему придется капитулировать?
Казалось, что Жиль де Рэ все еще ничего не слышит, и потому ответил его дядя, пожимая плечами и покраснев от вина:
- Если кто-нибудь до сих пор не понимает, что мы потерпим поражение, не получив подкрепления из Арагона, то да поможет ему Господь. Жиль, тебе что, нечего ответить? Или тебя околдовала девица Жанна? Тогда мне жаль короля.
Только теперь Жиль поднял голову с иссиня-черными кудрями.
- Вы видели глаза девушки? - спросил он медленно и рассеянно.
Быстрый взгляд Режинальда упал на молодого человека.
- Еще не установлено, является ли это существо женщиной. А если является, то можно ли называть ее девственницей. Все это должно стать предметом исследований.
- А кто требует провести эти исследования? - спросил Жиль де Рэ, нахмурив брови.
- Мы. Но смотрите, вернулся король.
Толпа отступила в сторону, колыхались мантии и юбки, голоса перешли на шепот. Карл стоял в зале один, без девушки, С достоинством к нему подошел Режинальд, за ним торопливо семенила королева, с ужасом готовая ловить каждое слово короля. Ведь она привыкла слышать от этого человека только о новых бедах - от человека, который вынужден был взять взаймы колыбель для их первого ребенка, от человека, который вот уже семь лет беспомощно и жалко сетует ей на то, что только смерть спасет его. Но теперь, в этот момент, с безошибочностью проницательной женщины она видела, что его окружает густое сияние, что он уже не усталый немощный мальчик, но - муж. Муж, уверовавший в Бога и в собственные силы.
- Она мне рассказала о том, чего не может знать ни один смертный, кроме меня, - сказал Карл. - Входите, вы также должны с ней поговорить.
Один за другим они вошли в небольшую комнату, где их ожидала Жанна, и никто не хотел пропустить того, что она скажет. Все это продолжалось долго, пока не вспомнили о трапезе, но прежде, чем начался ужин, Жанна уже возвратилась на свой постоялый двор в городе.
Едва ли был еще вопрос, столь сильно взволновавший умы, как вопрос, что же произошло в кабинете короля: в те годы - потому, что проблема, связанная с короной и ее легитимностью, была решающей для судеб Англии и Франции; сегодня - потому, что другая часть жизни девушки остается загадкой. Во всяком случае, фактом является то, что, как сообщал пятнадцать лет спустя камердинер, спавший в мартовские дни 1429 года, по обычаю того времени, с Карлом Седьмым в одной драгоценной кровати, его господин молился всем святым. Если он действительно наследник королевства, то да поможет ему Господь; если же нет, то да накажет его Господь, принеся великое горе на землю Франции. Ни один человек не знал об этой молитве, но Жанна ему о ней поведала. Еще имеется письмо Алена Шартье, королевского секретаря, где речь идет о том, что Карл после беседы с Жанной сиял от радости так, словно бы его посетил Святой Дух. "Я говорю Вам от имени Господа нашего: Вы подлинный наследник французского престола и сын короля", - сказала ему девушка. Впоследствии сама Жанна после допросов, продолжавшихся несколько недель, в течение которых она упорно молчала, сообщила, что в королевском кабинете появился ангел, который передал Карлу корону, а она сказала: "Сир, вот Ваше знамение, примите его". Она полагала, что ангела видел не только Карл, но и другие господа; некоторые должны были видеть, по крайней мере, корону. Высказывания Жанны на эту тему, вопреки обыкновению, совершенно неясны и передаются различными авторами настолько непохоже, что кажется, будто у каждого были разные сведения.