Всех этих голодных людей требовалось кормить, а подвоз провианта с каждым днем становился все более трудным делом. Женщины готовили у очагов еду для своих мужей, детей и для наемников, которым подносили ее прямо к городским стенам. Женщины жаловались на то, что этой вечной войне не видно конца, что они должны рожать детей под градом каменных ядер, что они больше не могут стирать белье в Луаре, что запасы сыра, масла, пшеницы и мяса скоро кончатся и что жизнь в осажденном городе можно сравнить только с чистилищем.

"Когда же, наконец, король освободит нас?"

Бастард объяснял мужчинам, что, хотя король и умолял о помощи из-за границы, пока еще никто ее не обещал. Когда же мужчины после изнурительных совещаний возвращались домой в плохом настроении, они боялись своих жен, которые с упорством, присущим женскому полу, до поздней ночи выпытывали, знают ли их мужья, что делать, а если нет, то на что надеется Бастард. Хорошо еще, что они не слышали, о чем говорили англичане, осаждавшие Орлеан: стоит только подождать, пока Орлеан падет, и Карлу Седьмому явно не поздоровится.

В марте у Бастарда улучшилось настроение, и однажды он объявил, что если все это не обман, то, с Божьей помощью, случилось чудо. Двое его приближенных принесли из Шинона весть о том, что там появилась какая-то девушка из Лотарингии, которая утверждает, что Господь послал ее спасти Орлеан. Конечно, такое известие ни дня не могло оставаться в тайне. Всякий, у кого были ноги и кто не должен был стоять на часах, выбегал на площадь и бормотал или кричал о том, что люди Бастарда должны во всем отчитаться: может ли Дева, в конце концов, собрать армию? возглавит ли ее она сама? и, прежде всего, когда она придет?

Крайне тяжелой задачей для Бастарда теперь было все время объяснять, почему миновали неделя за неделей, но ничего не происходило, кроме того, что Деву подвергали дотошным испытаниям то в Шиноне, то в Пуатье, то в Туре.

Люди хотели знать, почему король все это дозволяет, и им было невозможно объяснить, что происходило это с ведома и согласия короля, тем более Бастард, находясь под глубоким впечатлением от получаемых сообщений, и сам не понимал нерешительности короля. У Карла была только одна эта карта, и ею следовало воспользоваться, конечно же, осторожно и разумно, но не теряя драгоценного времени. Если бы Орлеан пал, то со всей Францией было бы покончено.

Наконец, 27 апреля сообщили, что Дева выступила из Блуа с большим продовольственным обозом. А 29-го - это была пятница - колонна стояла в двух милях к юго-востоку от города на противоположном берегу Луары.

Бастард подождал, пока стемнело, затем сел в лодку, чтобы между покрытыми лесом островами переправиться на южный берег. Ему казалось, что "годоны" не слишком пунктуально несут караульную службу, возможно, потому, что им приказали взять город измором, не выходя из укреплений. За шесть месяцев осады было и множество проявлений дружелюбия: так, например, в день Рождества англичане, как всегда тоскующие по музыке, наняли у французов несколько музыкантов, трубачей и флейтистов, которые играли с девяти часов утра до трех часов дня, развлекая осаждавших; а Бастард послал лорду Суффолку, главнокомандующему и своему коллеге, шубу, отблагодарив таким образом за корзину инжира, подаренную англичанами.

Сегодня Орлеан жужжал как улей, никто не мог и думать о покое до тех пор, пока не увидит Деву. Известно было, что она находится по ту сторону Луары, и Бастард обещал привести ее с собой сегодня вечером.

Шел проливной дождь, дул пронизывающий восточный ветер с такой силой, что волны выбросили лодку прямо на берег. Закутанный в свой промокший до нитки плащ, орлеанский главнокомандующий предстал перед командирами. Он узнал доспехи Ла Гира и Гокура и приветственно склонил голову, но глаза его рыскали во тьме, а когда он нашел то, что искал, поклонился по всей форме. Он был не просто королевской крови, но воспитан Валентиной Висконти, дочерью того Джан Галеаццо Висконти, чей миланский двор украшали великие художники. Италия была высшей школой всех тонкостей этикета: когда французские путешественники ночевали в итальянских гостиницах, им делали замечания относительно того, что в этой стране не принято сморкаться в полог кроватей. Бастард был сведущ в изящной словесности, его брат, настоящий герцог, писал в плену даже стихи, он считается основателем светской французской поэзии.

Жан Орлеанский попытался представиться девушке: он готов был преклонить рыцарские колени перед благочестивой доброй Девой. Но из-под открытого забрала на него смотрело недовольное детское лицо.

- Это Вас называют Орлеанским Бастардом? - спросила она совершенно не нежным голосом.

- Это я, Дева Жанна, и я рад, что Вы приехали.

- Вы отдали приказ оставить армию в Блуа? Орлеанский Бастард увидел, что все мужчины потупились, словно наказанные мальчишки.

- Этот приказ отдал король, - сказал он, - но и я, и те, кто поумнее, давали ему такие советы.

- Командиры сказали мне, что эта дорога ведет в Орлеан. Теперь мы подошли к городу, но он расположен на другом берегу реки. А моста нет!

- Мосты разобраны.

- Вы обманули меня, но еще пожалеете об этом.

- Советы короля... - раскрыл рот Орлеанский Бастард, но Жанна прервала его, прежде чем он успел закончить:

- Советы Господа нашего мудрее и надежнее.

Никто не пришел Бастарду на помощь, поэтому ему пришлось объяснять, что, по мнению знатоков, такой большой обоз провезти в город можно, лишь обойдя город по южному берегу реки с тем, чтобы войти туда с востока, где располагался только один форт "годонов". Разумеется, на другой берег можно было переправиться только по следующему мосту, в Шеей, в трех милях к востоку.

- Мы распрягли лошадей, им нужно отдохнуть.

- Обоз догонит Вас завтра, Дева Жанна. У меня есть лодка, прошу Вас, давайте вместе переправимся в город!

- Я войду в Орлеан только вместе с обозом.

На лбу Бастарда мелкими каплями выступил пот. Ла Гир выпил глоток воды из фляжки, затем добродушно передал фляжку Орлеанскому Бастарду.

- Вот, выпейте. Если она не хочет, тут уж ничего не поделаешь.